ичинам молчит, значит, так и нужно.
Самолет шел сравнительно невысоко. Через небольшой иллюминатор была хорошо видна земля. Молодой зеленью дымились леса. Казалось, что кто-то набросил на них пока еще редкое, ажурное покрывало. Тоненькими ниточками тянулись реки. Отсюда они выглядели совсем не страшными. А сколько сил требовалось для того, чтобы перешагнуть их в бою!
Столица встретила нас ярким, погожим днем. Едва только самолет отрулил на стоянку, как к нему подкатила легковая машина. Водитель подхватил наши чемоданы, ловко разместил их в багажнике. Впрочем, сделать это было не так трудно. Невелики по объему и весу были наши пожитки. В моем чемодане, например, основное место занимали консервы, сахар – мой офицерский дополнительный паек, который я забрал со склада перед самым вылетом. Не приходить же домой с пустыми руками.
Однако до дому еще было далеко. Прямо с аэродрома мы заехали в Генеральный штаб. И.И. Людников поспешил к начальнику штаба, я – в Главное разведуправление Красной Армии.
В кабинете, куда меня пригласили, на стене висела огромная карта Дальнего Востока.
– Садитесь, сейчас все объясню, – улыбнулся моложавый генерал, поднявшийся мне навстречу. – Да, ваша армия перебрасывается именно в эти края.
Беседа наша продолжалась около часа. И с первых же ее минут мне стало ясно, что боевые действия для нас еще не закончились.
Вопрос о вступлении Советского Союза в войну с милитаристской Японией был решен еще на Крымской конференции глав правительств трех держав. Советское правительство взяло на себя обязательство через два-три месяца после капитуляции гитлеровской Германии начать военные действия на Дальнем Востоке. Этого требовали не только интересы союзников, но и наши собственные.
На протяжении многих лет японские правители вынашивали планы нападения на Советский Союз. Всем нам были памятны вооруженные конфликты у озера Хасан, на реке Халхин-Гол. В годы Великой Отечественной войны милитаристская Япония с ее почти миллионной армией непрерывно угрожала нашим границам. Она тем самым помогала своему союзнику, партнеру по Тройственному пакту, – Германии. Лишь за период с конца 1941 года по начало 1943 года в одном только Приморье японской военщиной было совершено более 500 провокаций с применением ружейно-пулеметного, а зачастую и артиллерийского огня. Все это заставляло советское командование держать на Дальнем Востоке до 40 дивизий, которые с успехом можно было бы использовать в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Вполне понятно, что такая обстановка не могла считаться нормальной.
– Вы, если не ошибаюсь, были еще в Восточной Пруссии, когда началась погрузка войск армии в эшелоны? – спросил меня генерал. – Сейчас они уже в пути. Для них подготовлена «зеленая улица». В вашем распоряжении считанные дни.
К концу того же дня я встретился с генерал-полковником И.И. Людниковым.
– Теперь ясно, по какому поводу мы очутились в Москве?
Я понимающе кивнул головой. И тут же заговорил об огромных пространствах, которые, судя по всему, нам предстояло преодолеть в грядущих боях.
– Колес бы нам побольше, товарищ генерал. Для успешных действий нужна высокая мобильность.
– Это хорошо, что наши взгляды полностью совпадают. У меня такое же мнение, – улыбаясь, ответил Иван Ильич. – Уже поставлен вопрос об усилении армии подвижными средствами. Генеральный штаб рассмотрел и принял наши предложения. В каждом стрелковом корпусе будет танковая бригада, в армии – танковая дивизия. Обещают еще автомобильный батальон с машинами высокой грузоподъемности.
– А почему все-таки выбор пал на нас?
– Не догадываетесь? У нас же богатый опыт прорыва вражеских укреплений. На Востоке, видимо, придется столкнуться с обороной примерно такого же типа. Домой-то еще не звонили? Сейчас нагрянем как снег на голову.
До дома было недалеко. Да и просто хотелось немного пройтись после напряженного дня. Но чем ближе я подходил к дому, тем сильнее стучало сердце. Неужели сейчас, через несколько минут, увижу жену, моих мальчишек. Ребята, наверное, выросли, изменились. А самого младшего, Вячеслава, я вообще еще не видел. Он родился в сорок втором, когда семья была уже в эвакуации.
Нажимаю кнопку и сам не знаю почему давлю и давлю на нее, слыша, как за закрытой дверью глухо дребезжит звонок. Потом из-за нее доносится такой знакомый и родной голос: «Ну вот, не терпится кому-то! Можно подумать, что пожар…» Отступаю на шаг… Короткий вскрик:
– Максим?!
Больше мы ничего не можем сказать друг другу. Просто стоим, обнявшись, в прихожей и не можем поверить, что дожили до этой минуты. Валя тихо плачет, уткнувшись лицом мне в грудь, а я смотрю поверх ее плеча туда, где горят три пары мальчишечьих глаз. Первым, преодолев оцепенение, срывается с места старший, Эдуард.
– Папка приехал! – восторженно вопит он.
– Наш папка! – вторит ему Володька.
И только трехлетний Вячеслав по-прежнему неподвижно стоит возле тумбочки. Я подхожу к нему, поднимаю на руки. Испуганная, растерянная мордашка совсем рядом с моим лицом. Еще секунда – и из глаз карапуза брызнут слезы. И вдруг тоненькие ручонки порывисто обхватывают мою шею, маленькое, теплое тельце приникает ко мне. Теперь плачу от счастья я. И мне ничуть не стыдно. Ни капельки!
Вечером сидим за столом. Откуда-то появилась бутылка вина. Перебивая друг друга, спрашиваем, рассказываем, снова спрашиваем. Ребятишки особенно счастливы: никто не напоминает им, что давно пора спать. Да и таких консервов, которые я привез с собой, им никогда не приходилось пробовать. Сидят, уплетают за обе щеки.
– Ты, Максим, выйди завтра с ними погулять. Хоть на полчасика. Знаешь, как мечтали! Просто до слез доходило. Почему, мол, другие с папами гуляют, а мы…
Утром я, конечно, выкроил эти заветные полчаса. А потом снова завертела работа. Уходил чуть свет, возвращался поздно. Так и промелькнули дни, отведенные мне для решения многочисленных вопросов, связанных с подготовкой 39‑й армии к боям на новом театре военных действий. А потом мы снова стояли с женой в прихожей.
– Надолго, Максим?
– Как только будет возможно, я напишу, и ты приедешь ко мне. Не беспокойся…
Что я мог еще сказать? Да и нужно ли было говорить? Жены офицеров всегда готовы к разлукам. Это – их жизнь, ими же самими выбранная судьба.
И вот уже мерно стучат колеса вагона. Эшелон, в котором следует штаб 39‑й армии, мне удалось перехватить в Москве. Он движется на восток.
Через перевалы Большого Хингана
К середине июля 1945 года соединения и части 39‑й армии сосредоточились на территории Монгольской Народной Республики. Они занимали так называемый тамцак-булакский выступ на солуньском направлении. Организационно наша армия вошла в состав Забайкальского фронта, которым командовал маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский.
Перед нами теперь был иной противник, совершенно иная местность. Не видели мы привычных лесов, которые могли укрыть части и подразделения, привычных ориентиров. Трудности усугублялись климатическими условиями. Днем нещадно палило солнце, а по ночам приходилось одеваться потеплее или, ложась спать, плотно закутываться в одеяло.
Случались сильные ветры. И тогда горизонт заволакивала мутная пелена, сквозь которую солнце казалось огромным яичным желтком. В воздух поднимались мириады песчинок. От них не было спасения. Песок ударял в лицо, хрустел на зубах; люди ходили с воспаленными глазами. Словом, нужно было ко всему привыкнуть, а главное, научиться действовать в новой обстановке.
И разведчики учились. Большое внимание при этом уделялось вопросам, связанным с умением быстро передвигаться по заданному маршруту, точно выходить в тот или иной пункт, ориентироваться по компасу, звездам. В разведподразделениях были организованы занятия, проходившие непосредственно на местности в дневное и в ночное время. Как это было важно, мы убеждались на собственном опыте.
Ехал я как-то в одну из дивизий. Путь был не близкий. Нестерпимая жара и пыль изрядно уморили, и я под монотонный гул двигателя вздремнул. И вдруг раздается над ухом крик водителя:
– Озеро! Купаться будем!
Честно говоря, вначале я испугался. Ну, думаю, перегрелся на солнце шофер. Но нет… Вид у него обычный. Глянул я вперед – и дыхание перехватило: действительно, в километре-двух от нас поблескивает вода.
Остановил машину, развернул карту, хотя и без нее отлично понимал, что никакого озера здесь быть не должно. Неужели сбились с дороги? Так и к японцам угодить недолго. Сверил маршрут с компасом, с часами, с показаниями спидометра – едем правильно. А озеро, вопреки всякой логике, – вот оно!
Осторожно двинулись дальше. Проехали километр, потом второй, а озеро не приблизилось. И тут меня словно током ударило: «Ведь это же мираж!»
Я знал, что такого рода явления встречаются в пустынях. А вот, поди-ка, попался на удочку. Выходит, надо больше доверять картам. Об этом случае мы предупредили командиров разведывательных подразделений.
Разведчики начали вести наблюдение. Информация стекалась в разведотдел для последующего обобщения и анализа. Правда, информация эта пока была скудной. Да и что можно увидеть, не имея непосредственного соприкосновения с противником?
Большую помощь в подготовке к боевым действиям оказали нам офицеры-разведчики монгольской Народной армии, с которыми у штаба армии сразу же наладились деловые контакты. От них мы узнали, что противник прикрывает границу погранзаставами, на каждой из которых насчитывается по 30–40 солдат, а также частями 107‑й пехотной дивизии, находящейся в Халун-Аршанском укрепленном районе.
Постепенно вырисовывалась общая обстановка. Оборона противника перед нашей армией состояла из отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления, не имевших между собой огневой связи. Это, конечно, было нам на руку. Однако мы ни на минуту не забывали, что впереди, примерно в ста пятидесяти километрах, пролегал Большой Хинган. По тем данным, которыми мы располагали, на перевалах японцы соорудили доты. Большинство из них было вырублено прямо в скалах. Такие укрепления, особенно в горных районах, могли послужить серьезным препятствием для наступающих войск.