Я выпрыгнул из лодки на берег и, не подтягивая лодку, побежал вверх по тропе. И тут из-под самого крыльца выскочил мой щенок и, продолжая визжать, рычать и лаять одновременно, кинулся впереди меня по тропе.
Кусты, что росли вверху на тропе, трещали и качались — кто-то большой и тяжелый уходил от нас в тайгу, уходил быстро. Потом треск прекратился. Я вернулся к избушке, почти тут же вернулся назад и Буран, и мы общими усилиями принялись устанавливать личность гостя, который так напугал щенка.
Дверь избушки была на месте — гость не смог справиться с березовым клином, забитым между дверью и косяком, и, расчертив острыми когтями нашу дверь, отправился изучать мусорную яму. Яма ему понравилась, он разрыл ее и добрался до рыбных отбросов.
Яму пришлось снова закапывать. Больше ничего наш гость не успел натворить. Я еще раз осмотрел все вокруг, отыскал на тропе не очень большие медвежьи следы и вынужден был признать, что дорогу к нашему жилищу вслед за росомахой узнал и медведь.
Судя по всему, этот медведь был еще недостаточно солидным лесным хозяином — наверное, только в прошлом году расстался он со своей матерью-медведицей и отправился в самостоятельную дорогу. Эта не слишком осторожная дорога и привела его к лесной избушке, где поселился человек.
Если росомаху мы сразу приняли как очень опасного врага, то обвинить в чем-либо разыскавшего нас медведя мы пока не могли. И, честно говоря, я был даже рад, что хозяин тайги, пусть и не очень солидный, пожаловал к нам в гости. Нашу дверь он не выломает, через крошечное окошко в избушку не заберется, крышу ворошить не станет и, как показал сегодняшний день, не станет особенно и обижать собаку... Что стоило ему приподнять плаху, лежащую у крыльца, и вытащить из-под нее ревущего щенка. А ведь медведь этого не сделал. Выходило, что с этим зверем можно как-то подружиться, приучить к себе, и будет он бродить здесь вокруг и около, и тогда никакая росомаха не осмелится подойти к нашему жилью: уж лучшего сторожа, чем медведь, в лесу и не отыскать.
Но у каждого сторожа, рассуждал я, должен быть хоть какой-то интерес сторожить доверенное ему имущество. Вот почему вечером у печки и принялся я делить вареную рыбу на три части: часть поменьше — Бурану, совсем немного — мне, а самую большую часть — нашему добровольному сторожу-медведю.
Утром я собирался поступить так: оставить на видном месте угощение для медведя, покрепче закрыть дверь и увезти с собой на озеро Бурана, чтобы пес не помешал медведю позавтракать и заступить на сторожевую вахту...
Утром я проснулся рано, выпустил прогуляться щенка, принялся было готовить завтрак, но тут совсем рядом с избушкой услышал лай Бурана и недовольное ворчание медведя. Наш сторож, видимо, посчитал вчерашний визит вполне успешным и, не дожидаясь, когда хозяева уйдут по своим делам, явился с утра пораньше к избушке, чтобы из рук в руки принять «ключи» от лесного домика. И нам пришлось поторопиться.
Как радушные хозяева, мы не стали задавать нашему гостю лишних вопросов, выложили прямо на тропу у избушки угощение, закрыли дверь и поспешно отступили к лодке. Лодка еще не успела отойти от берега и развернуться, а медведь уже выбрался из кустов и, поводя носом, переминаясь с лапы на лапу, стал принюхиваться к запаху вареной рыбы.
Наш гость оказался не из робкого десятка, а потому и мы решили не показывать медведю, что немного побаиваемся его. Я оставил весло, ухватил Бурана за шиворот, чтобы тот не выпрыгнул из лодки и не кинулся к зверю выяснять отношения, и стал ждать, что будет дальше.
Не знаю, встречал ли этот медведь когда-нибудь людей и какие это были люди, только сейчас, наблюдая, как аппетитно ест этот зверь нашу рыбу, как старательно вылизывает языком то место, где рыба лежала, я мог сделать вывод, что все-таки люди не пугали пока нашего мохнатого гостя. Собрав с земли все до крошки, медведь, как и вчера, обошел избушку, опять отправился к мусорной яме, долго сопел и ворчал там, разгребал землю, и только потом не спеша поплелся вверх по тропе в тайгу.
Медведь ушел, мы вернулись домой, и почти тут же в кустах снова раздался знакомый треск — наш гость возвращался. Я забрал Бурана в избушку, привязал к кольцу, ввернутому в стену, крепко закрыл дверь изнутри и стал ждать, что будет дальше...
Зверь подходил к нашему лесному домику-крепости со стороны двери, и в окошко я никак не мог его увидеть. Буран вздыбил шерсть на холке, натянул поводок и стал хрипеть на дверь. Я прислонился к двери и хорошо слышал шаги на тропе. Вот медведь ближе, еще ближе... Шаги стихли — зверь остановился, и до меня донеслось старательное сопение. В двери была небольшая щелка, я прильнул к ней, чтобы узнать, что делает наш гость, но через щелку увидел только бок зверя — медведь стоял на тропе около того самого места, где утром я оставил ему рыбу и наверное, с деловым сопением обнюхивал землю.
Ближе зверь не подошел, в дверь ломиться не стал, в окно не заглянул. Осада стала мне надоедать. Находиться совсем рядом и не видеть как следует медведя я больше не желал и, осторожно убрав засов, приоткрыл дверь... Медведь поднял голову, увидел человека и сразу подался назад. Он почти сел на задние лапы, но тут же поднялся и, быстро развернувшись, понесся вверх по тропе.
В этот день наш «Домашний медведь» — так я назвал этого зверя — больше не приходил, но на следующее утро чуть свет снова был у двери избушки и снова, увидев меня, опрометью бросился прочь.
Шли дни, и наш гость стал нашим настоящим соседом. Сосед оказался на слишком навязчивым — он приходил к нам утром, уплетал оставленную ему рыбу, потом уходил в кусты, бродил где-то неподалеку до вечера, а вечером, когда мы возвращались домой с озера и готовили ужин, снова трещал по кустам, дожидаясь новых подношений.
Открывать нашу дверь медведь больше не пытался, а с тех пор, как все рыбные отбросы я стал отдавать ему, прекратил и раскапывать мусорную яму. Правда, ручным он не стал, близко ко мне не подходил и отказывался вступать в доверительные переговоры даже с собакой. Когда Буран первым выскакивал из лодки и несся к избушке, Домашний медведь тут же скрывался в кустах, уступая место у домика настоящим хозяевам. И Буран тоже, наверное, понимал, что большой опасности для нас этот зверь не представляет, а потому никогда не уходил за медведем в лес надолго и отвечал на его ворчание в кустах лишь негромким предостерегающим рыком.
Вечером, поужинав около избушки, медведь уходил в лес обычно очень тихо, и я не всегда точно мог сказать, ушел он или еще крутится где-то здесь, а потому стал нередко ловить себя на мысли: «А что, если этот зверь останется на ночь рядом с дверью, а я неосторожно наступлю на него в темноте — вспомнит ли он тогда наши щедрые дары и простит ли человека, который его случайно побеспокоил?»
И все-таки не зря говорят, что всякая дружба хороша только тогда, когда друзья думают друг о друге. Конечно, медведь не очень думал о том, мешает он нам или нет. Да и я сам, приучив зверя бродить рядом, не прикинул сразу, какая ответственность ложится на меня и какую дань потребуется платить нашему четвероногому сторожу за то, что отпугивал он от нашей избушки пронырливую росомаху…
Росомаха с тех пор, как пожаловал к нам Домашний медведь, действительно ни разу не заглядывал в наши края. Но теперь другая забота волновала меня: как отвадить медведя, как освободить себя от этого ненасытного зверя — ведь шутки шутками, а теперь я торчал на озере с утра до вечера и без конца ловил рыбу, чтобы кормить прожорливого сторожа. Да еще с собой в лодку я снова вынужден был брать Бурана; Буран мужал на глазах, и недавнее порыкивание в сторону навязчивого зверя его вдруг стало не устраивать. Ни с того ни с сего он стал кидаться к медведю и, как настоящий зверовой пес, норовил ухватить медведя за задние лапы...
Мне не хватало теперь только того, чтобы около моей избушки разыгрывались сцены зверовой охоты с хриплым лаем взбесившейся собаки и злым ревом медведя. И я снова ломал себе голову, снова искал подходящее решение и, ничего толкового не придумав, решил оставить на время избушку, забрать собаку и уйти из леса.
В лесу я жил уже давно, давно не получал писем, к концу подходили и продукты. Я ушел из избушки, переночевал в нашей лесной деревушке, а наутро двинулся дальше к людям.
В большом северном селе прожил я несколько дней, отправил написанные письма, прочитал все газеты, скопившиеся за это время, закупил продукты и собрался в обратный путь. Снова ночевал я в пустой лесной деревушке, топил свою старую печь, набрал и насушил на зиму ягод и грибов и только тогда отправился на Долгое озеро.
Избушка была уже совсем близко — оставалось выйти с ягодного мохового болота, миновать сухой еловый остров и спуститься вниз по тропе к нашему озеру. Вот наконец и еловый остров и спуск к озеру. И как раз здесь, на краю елового острова, где тропа начинала спускаться вниз к озеру, к избушке, стоял прямо на тропе наш старый знакомый Домашний медведь.
Может быть, я просто случайно встретил его на тропе. А может, он ждал нас и, услышав, узнав заранее о нашем приближении, вышел на тропу, чтобы встретить своих друзей... Медведь посмотрел на меня, на собаку, потом не спеша повернулся и впереди нас стал медленно спускаться к избушке. И Буран вдруг не обозлился, не зарычал, не кинулся драться, а быстро шмыгнул в кусты и напрямик, обгоняя медведя, бросился через кусты к нашему домику.
Когда я спустился вниз, Буран хозяином сидел у двери и ждал меня, а в стороне по кустам, чуть потрескивая, бродил Домашний медведь и тоже, наверное, ждал, когда я доберусь до избушки. Подойти поближе, как и раньше, медведь не решился — все-таки он не был здесь настоящим хозяином, он был всего-навсего верным сторожем и все это время, пока мы отсутствовали, по-своему сторожил наш лесной домик.
В домике все было цело. Без нас не заглядывала сюда росомаха, не наведывались даже вороны — вокруг избушки лежали только старые и свежие следы нашего медведя. Что мне оставалось еще делать? Конечно, я тут же забыл все хлопоты и неприятности, которые доставлял нам Домашний медведь, быстро развязал рюкзак и положил на дорожку около избушки большую горсть белых сухарей для нашего верного друга.