Представляется весьма символичным вновь поставить данный вопрос в 100-ю годовщину принятия Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа от 3 (16) января 1918 г.: «Учредительное собрание постановляет… В осуществление социализации земли частная собственность на землю отменяется и весь земельный фонд объявляется общенародным достоянием и передается трудящимся без всякого выкупа, на началах уравнительного землепользования. Все леса, недра и воды общегосударственного значения, а равно и весь живой и мертвый инвентарь, все поместья и сельскохозяйственные предприятия объявляются национальным достоянием»[7].
Действительно, социализация земли рассматривалась в то время как передача всей земли в распоряжение органов самоуправления без выкупа и распределение её по трудовой или потребительной норме между крестьянами, которые вели хозяйство собственным трудом. Учитывая большую популярность этой идеи среди крестьянства, большевики еще в октябре 1917 г. включили термин «социализация земли» в Декрет о земле, основные положения которого получили развитие и конкретизацию в ряде последующих законодательных актов Советского государства.
Однако сегодня представляется, что следует говорить о социализации недр несколько в ином ключе.
Прежде всего — в смысле социализации ренты, прямого государственного управления распределением природной ренты в интересах развития и благосостояния всего общества.
Отечественные идеологи экономического либерализма используют «страшилки», называя такие страны, как КНР или КНДР, «образцами» государств с социализированными недрами. Это не более, чем недостоверный, пропагандистский приём. Государством с фактически социализированными недрами является другой сосед России — Норвегия. Вот на неё и обратим свой взор, хотя социалистический Китай с данной точки зрения был бы не менее интересен. Но если мы стремимся к европейскому опыту, то он таков.
Норвегия — единственная из скандинавских стран, имевшая, по данным МВФ, в 2017 году более высокий ВВП на душу населения по паритету покупательной способности (71 391 долл. — 6-е место в мире), чем США (58 952 долл. — 7-е место в мире). Но если другие страны «первой десятки» в данной категории (в Европе — Люксембург и Лихтенштейн, в других регионах мира — Катар и Кувейт) представляют собой довольно странные и отчасти искусственные государственные образования, то Норвегия является своего рода региональной североевропейской сверхдержавой, членом НАТО.
Для сравнения: ВВП на душу населения в России в 2017 г. составил 27834 долл. (48-е место в мире), т. е. почти в три раза меньше, чем в Норвегии[8]. Неудивительно, что, согласно ежегодному докладу Программы развития ООН (UNDP), Норвегия в течение многих лет остаётся страной с самым высоким индексом человеческого развития (Human Development Index) в мире. (В 2016 году США были на 20-м месте; Россия — на 49-м)[9].
Нефть, основное природное богатство Норвегии, считается национальным богатством, а не средством обогащения кучки нуворишей, как в России. Правительство Норвегии стремится к тому, чтобы как можно большая доля нефтяных доходов доставалась обществу. Для этого используются меры государственного регулирования: добыча природных ископаемых происходит на основе лицензий. Государство проводит инвестиционную политику и несёт расходы в зависимости от доли участия в проектах[10].
С целью управления рентными доходами в Норвегии был сформирован правительственный нефтяной фонд, который играет роль стабилизатора в случае падения цен на нефть или ухудшения конъюнктуры, а также страхует от возникновения финансовых трудностей, вызванных уменьшением доходов от продажи нефти и старением населения. Также следует отметить стремление правительства привлечь недропользователей к активному решению социально-экономических проблем страны и, в первую очередь, к повышению научно-технического уровня ведущих отраслей промышленности.
В основе налоговой системы страны лежит специальный отраслевой налог на прибыль, величина которого составляет 50 %, и общий 28 %-ный налог на прибыль. Использование специального налога не позволяет нефтяным компаниям направлять доход от добычи нефти на покрытие убытков от других видов деятельности, сокращая тем самым налоговую базу. Кроме того, в системе налогообложения Норвегии важное место занимает роялти, определяемые по скользящей шкале. Такой подход стимулирует разработку небольших месторождений с глубоким залеганием нефти.
Одним из важнейших элементов норвежской модели недропользования является жесткий и последовательный протекционизм, так как национальный капитал имеет значительное участие в каждом лицензионном предприятии.
Тем не менее, интересы иностранного капитала также учитываются, поскольку, как принято считать, зарубежные инвестиции способствуют росту эффективности производства.
Данный подход оправдывает себя в полной мере. Несмотря на социализацию недр, с точки зрения привлекательности для иностранных инвестиций Норвегия традиционно входит в первую десятку стран мира. Например, согласно данным Конференции ООН по торговле и развитию (UNCTAD), на протяжении долгого времени Норвегия занимает 4-5-е места по данному показателю[11].
Таким образом, нефтегазовая отрасль Норвегии реально работает на население страны, на народное благосостояние. Оставаясь страной с капиталистической моделью экономики, Норвегия не национализировала недра и природные богатства, но именно социализировала их, демонстрируя реальные преимущества «народного капитализма».
Парадоксально, но из трех моделей государственного регулирования рентных отношений, которые выделяют отечественные исследователи: командной, смешанной и либеральной, — именно Норвегия относится к первой модели, для которой характерно прямое участие государства в недропользовании, а рента используется для создания рабочих мест, улучшения качества жизни граждан, поддержки наукоёмких производств.
В то же время Россия застряла где-то между второй и третьей моделью[12], т. е. между смешанной и либеральной. Что это означает?
Высокий уровень социализации ренты характерен для европейских и развивающихся стран. Так, в Дании и Малайзии, использующих либеральную модель, доля государства в том, что касается регулирования рентных отношений, определяется с помощью аукционной системы лицензирования.
В США, Канаде, Нидерландах, равно как в Нигерии, Египте, Казахстане, Азербайджане, относящимся к смешанной модели, собственниками природных ресурсов являются государство и частные лица. Роялти фиксирован (США). Для привлечения иностранных инвестиций используются совместные предприятия (Нидерланды). Риски берут на себя иностранные предприятия — при аренде сроком на 20–30 лет (Египет). Отсутствует налог на прибыль (Нигерия). Заключаются соглашения о разделе продукции, причем нефть, идущая на формирование прибыли, распределяется сначала в пропорции 50/50, а затем — 90/10 в пользу государства (Азербайджан).
Как мы видим, Россия не относится к числу таких стран.
С одной стороны, мы отказываемся от практики заключения концессий и соглашений о разделе продукции, что было особенно характерно для 1990-х годов. С другой, для России характерно понятие «нефтегазового трансферта», представляющего собой часть средств федерального бюджета, используемых для финансирования дефицита федерального бюджета за счёт нефтегазовых доходов федерального бюджета и средств Резервного фонда. При этом с 1 февраля 2008 года Резервный фонд, как и Фонд национального благосостояния, являются двумя частями Стабилизационного фонда, функционирование которого вызывает всё больше вопросов.
Еще в июле 2005 г. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) провел опрос, в ходе которого выяснилось, что 88 % россиян предлагают начать использовать средства Стабилизационного фонда на развитие экономики России. Только 5 % опрошенных были «уверены» в том, что средства Стабилизационного фонда следует сохранить как «неприкосновенный запас» (ещё 7 % затруднились с ответом)[13].
По справедливому заключению С.Ю. Глазьева, «абсурдной и просто аморальной является политика Правительства по замораживанию сотен миллиардов рублей бюджетных доходов в Стабилизационном фонде на фоне нищенской зарплаты работников бюджетной сферы, катастрофического для будущего страны недофинансирования расходов на образование, науку и здравоохранение, разложения пораженной коррупцией правоохранительной системы и других язв бедного и беспомощного государства»[14].
Абсурдной является не только политика правительства!
Как говорится, дьявол скрывается в деталях. В постановлении Правительства РФ от 21 апреля 2006 г. № 229 «О порядке управления средствами Стабилизационного фонда Российской Федерации» те страны, в ценные бумаги правительств которых Минфину разрешено вкладывать денежные средства, расположены в порядке не русского, а латинского алфавита! Цитирую по официальной «Российской газете»: «Долговые обязательства в форме ценных бумаг правительств Австрии, Бельгии, Финляндии, Франции, Германии, Греции, Ирландии, Италии, Люксембурга, Нидерландов, Португалии, Испании, Великобритании и США, номинированные в долларах США, евро и английских фунтах стерлингов»[15]. Уже одна эта деталь дает основание предположить, что оригинал постановления российского правительства об инвестициях Стабфонда был написан на английском языке. Более того, она подтверждает вывод отечественных учёных: «В развитие отечественной экономики Стабилизационный фонд свои средства не инвестировал, а питал экономику других государств. Не исключено, что значительная часть финансовых средств Стабфонда осела и на зарубежных счетах многих коррумпированных государственных чиновников. Понятно, что в свою страну Правительство РФ инвестировать и не собиралось… Вот и получается, что Стабфонд РФ финансировал экономики иных государств и растаскивался частными олигархическими лавочками типа Роснано»