Диктатура — это та власть, для которой интересы, которые она выражает, значат больше, чем те или иные случайные процедурные и формальные обстоятельства. И, тем более, значат больше, чем мнение недоброжелателей из стран-конкурентов или международных организаций.
Создать свободное общество можно, только создав экономику свободного общества — на пути технократического прорыва, который в полной мере возможен только при опоре на готовность человека открывать, изучать, конструировать, строить. И ещё — способности общества подавлять: как то, что сопротивляется такому движению, так и то, что покушается на политику создания условий для обеспечения свободы и реализацию созидательно-творческого потенциал человека.
Демократическая диктатура субъекта мобилизационного прорыва
Политическая модель, способная обеспечить развитие страны, предполагает гибкое и эффективное решение нестандартных задач в постоянно меняющемся мире, то есть способность отвечать на нестандартные вызовы адекватными, то есть нестандартными способами.
То есть это должна быть своего рода система профессионального самоуправления, компетентная демократия, власть большинства, опирающегося на профессионализм и компетенцию — в известном смысле, диктатура профессионализма и компетентности.
При этом нужно учитывать, что идеология — как система ценностей и целей, объединяющих общество, а не набор обеспечивающих манипуляцию сознанием шаблонов, — должна выполнять три взаимосвязанные функции:
— познавательную, то есть она должна, опираясь на научное знание познавать и объяснять мир;
— ориентации действия, то есть она должна ставить цели действия в этом мире и предлагать пути их достижения;
— оправдания действия, то есть она должна объяснять полученные результаты и защищать избранные способы действия.
Для общественного сознания термин «диктатура» рисуется как нечто «кровавое», «принудительное», ассоциируемое с убийствами, репрессиями и прочим ужасом. Такое понимание термина «диктатура» стало своего рода элементом психологического терроризма, если последний понимать в его исходном смысле — как некое сознательное внушение ужаса, запугивание.
И в этом качестве «диктатура» предлагается в качестве альтернативы и антонима термину «демократия»: «Диктатура или демократия». Отсюда, если публично проговаривается слово «диктатура» — оно, так или иначе, воспринимается как призыв к упразднению демократии, как антитеза ей. На самом деле понятно, и, в общем-то, хорошо известно, что термин «диктатор», идущий от политической системы Древнего Рима, — это наделенный на ограниченный срок неограниченными правами правитель, назначавшийся римским Сенатом в неких чрезвычайных условиях угрозы стране для принятия чрезвычайных мер.
То есть, в этом смысле, «диктатура» — своего рода объявление чрезвычайного положения в особых условиях: мера, кстати, предусматриваемая законодательством большинства современных стран, в том числе — и России.
Хотя, что важно, в системе классической демократии диктатор как раз трактовался не как ее антипод (в отличие от деспотии, монархии, аристократии, авторитаризма), а как её неотъемлемая часть, её инструмент, средство её самозащиты.
Демократия, власть большинства может носить как характер принуждения меньшинства на основании законов, так и на основании прямого насилия.
В первом случае это будет демократическое правовое государство, во втором — демократическая диктатура. Но оно в любом случае останется демократией — методы не меняют исходный тип власти.
В современной России диктатура субъекта модернизационного прорыва, при абсолютном большинстве не имеющих собственного бизнеса и работающих по найму, — была бы диктатурой подавляющего большинства против абсолютного меньшинства.
А поскольку во главе этой диктатуры стояли бы люди, связанные с наиболее передовыми видами производства, характерными для информационного общества, такая диктатура носила бы характер производственно-модернизирующей властной силы, направленной на совершение технологического прорыва; создание и развитие новейшего производства: с превращением России в технологическую сверхдержаву, контролирующую основные участки производства информации, технологий и, что особенно важно, — смыслов современного мира.
Подавление сопротивления мобилизационному прорыву
Стране и большинству общества — это нужно. Определенным социальным группам — не нужно: и тем, кто экономически выигрывает от нынешнего состояния; и тем, кто получил возможность политически, интеллектуально и информационно их обслуживать. Они естественно заинтересованы в противоположном — и даже не в сохранении статус-кво. Их целью является возвращение России в «до-путинский» период. Поэтому они сопротивляются и будут сопротивляться всему тому движению вперёд, о котором шла речь выше. Поэтому вперёд нельзя двигаться, не сломав их сопротивление и не разрушив их «рубежи обороны». Сегодня внутри России есть разделение между теми, кто считает, что наша страна должна самостоятельно решать свою судьбу, и теми, кто воспринимает себя кем-то вроде уполномоченных представителей внешних оккупационных сил.
В России люди, называвшие себя либералами, столь опорочили это, на деле — вполне благородное, имя, что сделали его ругательством и оказались сами отторгнуты и презираемы обществом.
Но если общество их отвергает: и на уровне отказа им в уважении, и на уровне электорального неприятия, — то на уровне «элит» они оказались в заметной мере сохранены. Причем — не только в виде маргинальных групп политического класса, но и в виде части «властной вертикали», составляя охватывающее две эти группы «квазилиберальное лобби». Активисты этого лобби создают по избранным датам шум на площадях, имитируя, с одной стороны, «народный протест», а с другой — формируя театральный образ его «подавления властями».
Квазилиберальные пропагандисты и агитаторы в подконтрольных СМИ формируют соответствующую информационную волну, создавая в целом искаженный образ общественных симпатий и пристрастий.
Квазилибералы, сохранившие положение на высшем государственном уровне, опираясь на этот шум, инициируют рыночно-фундаменталистские экономические проекты и упорно пропагандируют их как во власти — посредством личного влияния, так и в обществе — посредством контролируемых ими СМИ.
В интеллектуальной сфере и сфере консалтинга они не всегда громко, но весьма настойчиво и упорно повторяют свои квазилиберальные рекомендации для власти, в очередной раз создавая впечатление, что «иного не дано».
Квазилиберальные историки продолжают фальсифицировать каждый эпизод отечественной истории, особенно — советского периода, формирую негативные представления о прошлом страны, причем получают для этого все возможности и эфирное время в электронных СМИ федерального уровня. Сохраняя при этом подчас статусное положение во главе академических НИИ, а иногда — и ведущих ВУЗов страны.
Как правило, они банально необразованны и вызывающе лживы. Однако, в случае получения более-менее заметного публичного отпора, — мгновенно используют все свои клановые возможности для кулуарного и административного давления на своих оппонентов, включая оказавшихся опасными для них специалистов.
Квазилибералы отторгнуты обществом на публично-политическом уровне. Они изгнаны из парламента и приличного общества. Они во многих случаях признаны нерукопожатными. Но они допущены на экраны и в НИИ, в консалтинговые властные центры и в сами структуры власти, в посольства известных держав и в некоторые ВУЗы, в кабинеты власти и на неформальные элитные площадки общения.
Они ненавидят и презирают ценности и настроения большинства российского общества, составляя фактор мощного кланового влияния. В частности, выдавая себя в глазах и российской власти, и международных структур за носителей общественного мнения и выразителей чаяний народов России, — на самом деле ненавидящих эту квазилиберальную «тусовку».
Они отторгнуты народом — но остаются влиятельным фактором искажения его воли и атавистическим препятствием на пути её осуществления.
Они сегодня активизировались и вновь мешают развитию общества, навязывая ему свои — для остального мира давно анахроничные — рыночно-фундаменталистские и элитистские, человеконенавистнические представления и проекты. Нельзя двигаться вперёд, не убрав их с пути общественного развития.
Он изгнаны из парламента — но они должны быть изгнаны и из иных сфер, где всё еще сохраняют возможность противодействовать воле и ожиданиям общества, оценке обществом своей истории и формулированию им желаемой политики.
Планы прорыва и мобилизационного развития объективно нельзя осуществить, не восстановив государственную функцию репрессивности, то есть — подавление сопротивления государственной политике, без осуществления которой государства просто не существует, а страну накрывает катастрофа.
Российскому государству грозит не «избыточная репрессивность», о которой неустанно твердят квазилибералы, — ему грозит неспособность защищать себя и страну, выполняя свою функцию и обязанность осуществлять репрессии против тех, кто ведет борьбу против страны и ее национального суверенитета.
России нужно не осуждение репрессий — России настоятельно необходима реабилитация понимания репрессий, как функции подавления сопротивления воле страны, народа и государства.
Статус неграждан в период осуществления мобилизационного проекта
Гражданское общество — это не некие присваивающее себе право на критику власти и на оценку её деятельности люди, а совокупность отношений, не опосредованных государством. То есть это все формы активности и самоорганизации общества. Всего общества, а не отдельных, претендующих на избранность, групп.
Гражданское общество — это все люди нашей страны. А не только те, кто сам себя объявляет «гражданским обществом», определяя произвольные критерии, по которым они решают, кто входит в «гражданское общество» и составляет его, а кто — нет.