На практике это приводит к тому, что общество в той или иной мере обязывается к содержанию и обеспечению военной касты или прослойки за счёт своих избыточных ресурсов. Труд и квалификация воина начинают оплачиваться за счёт труда крестьян, ремесленников, а впоследствии — рабочих и служащих. Таким образом, член военной касты становится «служилым» человеком, обычно заключающим пожизненный контракт с обществом при посредничестве государства.
Другим вариантом создания военной прослойки, без выделения её в отдельное сословие или же касту, является совмещение функций одного из производящих классов и вооружённых людей. Именно по такому принципу комплектовались, например, армии античных полисов, где крестьяне были и воинами-гоплитами. Такую же модель армии использовали степные цивилизации Евразии, от Орды Чингисхана до Крымского ханства, привлекавшего к набегам на Русь едва ли не всё взрослое татарское население полуострова. Похожим образом построены сегодня и армии некоторых западных стран — например, основу армии Швейцарии составляет народное ополчение, во многом унаследовавшее традиции швейцарской средневековой наёмной пехоты, комплектовавшейся из ремесленников и горожан.
К сожалению, для России подобные рецепты исторически подходили, да и подходят, крайне слабо. С одной стороны, малый добавочный продукт в российских условиях не позволял выделить исключительную военную касту: её недостаточный размер был наглядно продемонстрирован ещё во времена монголо-татарского нашествия, когда немногочисленные дружины русских князей были легко разбиты монгольскими завоевателями. С другой стороны, для условий России слабо подходили и рецепты совмещения крестьянской или ремесленной массы с военными людьми: в условиях длинной зимы и напряжённого лета, практически полностью посвящённого изнурительному ежедневному труду, у производящих классов просто не было времени на создание сколь либо эффективной «народной» армии.
В результате нескольких ошибочных решений, каждое из которых практически ставило Русь, а затем Россию на грань выживания, был найден весьма оригинальный компромисс: военное сословие стало критической частью структуры российского государства и взяло на себя не только функции защиты страны и государства, но и управления его экономической и политической жизнью. Таким образом, внезапно оказалось, что фигура абстрактного генерал-губернатора, который органично совмещает функции военного, политического и экономического руководства, является чуть ли не центральной в российской истории, какие бы личины, как личные, так и коллективные, она ни принимала.
Московское «служилое» дворянское сословие, победившее новгородскую вольницу; демидовские и строгановские мануфактуры, в полувоенном виде обеспечившие колонизацию Урала и Сибири; система острогов и засечных линий, обеспечившая защиту границ; всемогущий «советский ВПК» и «сталинские наркомы», определявшие во многом жизнь Советского Союза и, наконец, «силовики», которые каждый раз упоминаются при анализе нынешнего управляющего российского класса, — всё это просто разные проявления одного и того же феномена, который сопровождает Россию на протяжении всей её национальной истории. Феномена военной касты, взвалившей на себя управление государством и успешно сохранявшей государственность России на протяжении последней тысячи лет.
Изоляция, автаркия или же кооперация?
Нетрудно понять, почему военное сословие во главе страны зачастую оказывается гораздо успешнее абстрактного чиновничества. Успешный военный — это, в первую очередь, боец. Человек, который готов пойти на риск и конкурировать с противником, в этос которого не входят не то, что «правила делового этикета», но и потребность сохранения жизни: врага или же своей собственной. «Война есть продолжение политики крайними средствами», — в определении Карла фон Клаузевица.
Как следствие такой разности в подходах, классическое чиновничество как, например, в средневековом Китае, пыталось всячески «закуклить» развитие страны, максимально используя существующие ресурсы. Результатом такой политики обычно является стабильность и устойчивость общества, страны и государства. Однако обратной стороной этой медали является то, что такой социум очень слабо воспринимает любые изменения и инновации, попадая в бесконечную череду циклических кризисов, которые он, как правило, не может решить за счёт внутренних ресурсов. Для Поднебесной таким печальным концом стала эпоха «опиумных войн», когда Китай — несмотря на то, что был самым населённым и богатым государством мира, — попал в полуколониальную зависимость от западных хищников.
При этом позиция самих западных стран представляет собой полную противоположность китайской политике изоляции. Фирменной карточкой Запада на протяжении вот же доброй тысячи лет является практика пространственной экспансии, лишь облекаемой в различные формы, но всегда — подкреплённой грубой военной силой. При этом весьма богатые традиции «совместительства» армии с основными производящими классами на Западе обусловили и специфику средиземноморского, европейского, а потом и американского военного сословия. В идеальном варианте это называется «вооружённым народом», но в реальной жизни породило и массу негативных феноменов: наёмничество, пиратство, колониальные корпорации и даже геноцид населения обеих Америк, который вёлся с необыкновенной жестокостью не только правительствами европейских стран, но и самими колонистами.
И, наконец, российское военное сословие постоянно воспитывалось в условиях скрытой или явной мобилизации, которая была неизбежна на открытых, выстуженных северных просторах. Конечно, эти малонаселённые территории можно было условно оградить острогами и засечными чертами, но никак не получалось обнести капитальной «русской стеной». В такой ситуации от русских требовалось не уничтожение окраин, но наоборот — постепенная их ассимиляция и включение в единое цивилизационное пространство. Результатом такой географической и исторической судьбы стал совершенно особый подход ко взаимодействию с внешним миром, который можно назвать «разумной автаркией», находящейся где-то посередине между полюсами полной изоляции, характерной для исторического Китая и столь же полной открытости, проповедуемой западными странами «на экспорт», но в реальности представляющей собой ничем не прикрытую экспансию и порабощение иных человеческих сообществ.
Новое время и новая автаркия
Как же трансформировалась «дилемма оружия» на современном этапе? Можно сказать, что проблема непроизводительных расходов на военную сферу никуда не делась — современное оружие становится всё более и более сложным и дорогостоящим. Причём стоимость военного строительства для общества растёт не только в абсолютных, но и в относительных величинах, так как большинство современных стран с течением времени сталкиваются с непропорциональным увеличением относительной доли военного бюджета по сравнению с другими расходными статьями (здравоохранением, образованием или же социальным обеспечением). Отсюда, кстати, возникает и желание участия суверенных в прошлом стран в различных системах коллективной безопасности (например, НАТО) — таким образом небольшая страна может снять с себя большую часть оборонных расходов, переложив их на абстрактного «дядю Сэма», хотя и поступившись взамен значительной долей своего суверенитета.
В такой модели «внешней безопасности» всю вторую половину ХХ века существуют небольшие европейские страны, которые вначале входили в организации Варшавского договора и НАТО, а после распада СССР — перераспределились по структурам НАТО и вновь созданного ОДКБ.
Понятно, что для России такая система коллективной безопасности не фиктивна только в том случае, если данная система будет носить общемировой характер. Это определяется, прежде всего, географией. Российская Федерация, занимающая седьмую часть земной суши, расположена в центре крупнейшего континента земного шара и обладает самой длинной в мире государственной границей.
Как следствие, в военном строительстве современная Россия вынуждена, как и всегда на протяжении своей истории, опираться на собственные силы. Фантомы горбачёвско-ельцинского «вхождения в НАТО» и «единой экономической зоне от Лиссабона до Владивостока» можно смело забыть — эти конструкты оказались нежизнеспособными ещё при своём рождении и служили исключительно ситуативным политическим целям. И чем быстрее российская элита закончит участие в этом виртуально-самоуничижительном «походе в Европу» — тем лучше.
Однако вопрос военной защиты собственной территории «от Калининграда до Владивостока» (или же, с учётом взятых Россией обязательств по ОДКБ, — «от Бреста и Калининграда до Владивостока»), конечно же, никуда не денется. И, если ресурсы России в целом позволяют вести адекватное военное строительство даже в одиночку, то насколько страна готова «потянуть» технологический уровень нового сложного оружия?
Технология — бремя и возможности
Лидерство в военных технологиях нагляднейшим образом показывает их непреходящее значение для независимой истории любой страны. Достаточно почитать «Алексиаду» византийской царицы Анны Комниной, где она описывает «страшное оружие Запада — арбалет», чтобы понять, что опасения Византии насчёт западноевропейцев (кстати, совершенно небеспочвенные в свете захвата крестоносцами Константинополя всего лишь полвека спустя) ничем не отличаются от опасений Иосифа Сталина и русских, которые любой ценой решили получить свою собственную атомную бомбу после наглядной демонстрации её возможностей американскими бомбардировками Хиросимы и Нагасаки.
Впрочем, понятно, что задача копирования арбалета в XII веке несколько отличается от задачи копирования ядерной бомбы в середине ХХ века или же сложной электронной схемы — в начале ХХI века.
При этом с формальной точки зрения кажется, что разрыв между объективно отстающей периферией и технологически продвинутым центром должен постоянно нарастать. Условно говоря, если позавчера у византийцев были «луки против арбалетов», а вчера у мамелюков в сражении с французами у Пирамид были «ятаганы против ружей», то завтра у России должны оказаться «автоматы Калашникова против излучателей антиматерии и силовых полей». Но в реальности мы ничего подобного не наблюдаем — хотя в России и не всегда создаются первые или прорывные образцы военной техники, в целом уровень технологий российского оружия ничуть не отстаёт от западного и уж точно не позволяет ожидать столкновения в виде «ятаганы против ружей».