От неожиданности девушка на мгновение смутилась, и тут в кабинете появился Демидыч.
— Что здесь происходит? — поинтересовался он, привычным взглядом окидывая кабинет в поисках спирта.
— А то происходит, что Элеонора наша Сергеевна на фронт собралась! — крикнула Александра Ивановна. — Вот ему помогать! — Локтем она так толкнула Воинова в бок, что тот пошатнулся.
— Значит, ты всерьез решился в своем лазарете животы оперировать? — прищурился Демидыч. — Ну что, с такой сестрой, может, и справишься.
Воинов посмотрел на Демидыча с ненавистью.
— Вы представляете себе Элеонору Сергеевну на фронте? — зло спросил он.
— А что? Фронт не бордель…
Элеонора вспыхнула. Демидыч, убедившись, что спирта нет, немного потоптался у двери и вышел.
Воинов повернулся к Элеоноре.
— Вы покраснели от слова «бордель», — грубо сказал он. — А знаете ли вы, какие слова произносятся там, куда вы собираетесь ехать?
— Наверное, такие же, которые произносят во время операций некоторые хирурги. Поверьте, у меня было достаточно времени, чтобы к ним привыкнуть.
— О Боже! — Воинов схватился за голову. — Но как вы вообще представляете себе жизнь в полевых условиях? Ведь хорошо, если лазарет базируется в городе или поселке, даже на хуторе! Но иногда приходится разворачиваться прямо в лесу! Мы ставим палатки, спим на земле. Грязь, помыться толком негде. Кто, простите, вам будет корсет шнуровать?
— Я одеваюсь без посторонней помощи, — отрезала Элеонора.
Приняв решение, она не собиралась менять его, как бы ни пугали ее Титова и Воинов.
Конечно, грязь — это ужасно, но ведь сам Воинов, приехавший с фронта, не выглядел как человек, три месяца не знавший мыла. Он был аккуратно выбрит и пострижен, его мундир тоже был в приличном состоянии. Раз он смог содержать себя в порядке, то почему этого не сможет она?
Так она и сказала.
— Вы забываете, что я мужчина, — возразил Воинов. — Но я хотел бы знать, что вы станете делать, когда у вас будут менструации?
— Константин Георгиевич, что вы себе позволяете?! — Элеонора настолько выпрямила и без того прямую спину, что в ней даже что-то хрустнуло.
— Не надо так бурно реагировать, — усмехнулся Воинов. — У вас будет болеть живот, вам захочется полежать… Ну и еще разные мелочи…
От стыда девушка покраснела до слез. Посторонний мужчина рассуждает о самых интимных сторонах ее жизни! В Смольном институте эта тема находилась под строжайшим запретом. Классная дама объясняла воспитаннице природу периодических кровотечений исключительно в беседе тет-а-тет. А Воинов… Конечно, он врач… Но у него нет ничего святого!
Видя состояние Элеоноры, Константин Георгиевич, судя по всему, решил дожать ее. Он подошел к ней и взял за руку.
— Вы сами все понимаете. Вы юная невинная девушка. Оставайтесь-ка здесь, всем спокойнее будет.
Но он плохо знал Элеонору!
— Я не останусь, — твердо сказала она. — Я поеду на фронт, а вы можете выбирать: с вами или нет. Это решено, и уговаривать меня бесполезно.
— Ладно, Костя, — внезапно вступила в разговор до сих пор молчавшая Александра Ивановна. — Нам действительно бесполезно ее уговаривать. Надеюсь, что у профессора Архангельского найдутся более серьезные аргументы никуда ее не отпускать…
— А если не найдутся? — поинтересовалась Элеонора, уже начинавшая понимать, что эта партия может быть ею выиграна.
— Что ж, я возьму вас с собой, — сказал Воинов. — Но только для того, чтобы при первой же возможности отправить обратно!
Разумеется, дома Элеонору ждал скандал. По мнению Ксении Михайловны, девушка отправлялась на фронт для того, чтобы предаться разврату.
— Здесь я могла хоть немного сдерживать твои желания, а там ты будешь бесконтрольна. Мне страшно подумать, до чего ты докатишься, имея такого наставника, как Воинов! Да там тебе голову оторвут или случится еще что-нибудь похуже!
— Что может быть хуже оторванной головы? — вздохнул профессор Архангельский.
Он тоже не одобрял решения племянницы, но понимал, что сломить ее упрямство — задача не из легких. К тому же Воинов пообещал ему, что при первой же возможности отправит Элеонору обратно.
— Кажется, вы изволите шутить? — С возмущенным видом Ксения Михайловна повернулась к мужу. — А вот мне не до шуток! Для женщины многое может быть хуже оторванной головы!
— Воинов будет беречь Элеонору как зеницу ока…
Лучше бы Петр Иванович не говорил этих слов!
Его супруга истерически расхохоталась.
— Вам, похоже, неизвестна репутация вашего любимого ученика, этого невоспитанного плебея? — выкрикнула она.
— Константин Георгиевич действительно один из моих лучших учеников, и он, смею вас заверить, замечательный хирург, — решил проявить твердость Архангельский. — На его счету сотни спасенных жизней. Элеонора хочет помогать ему, ведь именно за этим она шла в медицину. Да, она еще очень молода и не представляет себе всей тяжести полевой работы. Ну так что ж? Никто не помешает ей вернуться. Я надеюсь, что это произойдет очень скоро. Лучше прекратим этот разговор, — примирительным тоном обратился он к супруге, — и проведем вечер по-человечески.
Но Ксения Михайловна с оскорбленным видом вышла из комнаты.
На следующий день Элеонора была зачислена в лазарет в качестве старшей сестры, а еще через два дня должен был состояться отъезд. Новость быстро разошлась по Клиническому институту. В кабинет Титовой, где Воинов обсуждал с Элеонорой детали отъезда, неожиданно зашел Демидыч и с порога заявил, что тоже хочет работать в лазарете.
— Но у меня нет врачебных вакансий, — растерялся Константин Георгиевич.
— А мне плевать, — сказал старый хирург. — Я свободный человек и еду куда хочу. Оформишь меня хоть фельдшером, чтобы патрули пропускали и питание было, а больше мне ничего не надо. Мне умирать скоро, так хочется напоследок в настоящем деле поучаствовать. А то сгнию без толку в этом сраном болоте!
— Иван Демидович! — предостерегающе воскликнул Воинов.
— Ничего, я привыкла. — Усмехнувшись, Элеонора опустила глаза.
Глава 17
Разумеется, она не имела никакого представления о том, что представляет собой полевой лазарет!..
Воинов говорил, что собирается полностью перестроить всю работу и Элеонора, раз уж увязалась с ним, должна стать ему верной помощницей.
Лазарет располагался в пригороде Риги, в бывшем здании школы. Стояла холодная поздняя осень, время, когда на флоте происходит мало боевых действий, постоянного притока раненых не было. Элеонора надеялась в спокойной обстановке вникнуть во все детали работы.
Но обстоятельства быстро изменились. Не успела она запомнить имена сотрудников, как от командования пришел приказ. Доктор Воинов с подчиненными и со всем хозяйством — двумя автомашинами, подводой, автоклавами, лампами, старым мерином с морской кличкой Стремительный, двумя приблудными котами и прочим — временно передавался в подчинение медицинской службы береговой охраны.
— Это будет ужас! — так прокомментировал Воинов приказ командования. — Наверное, они там думают, что мы слишком легко жили и не заслуживаем зимнего отдыха.
— Именно так они и думают, — процедил доктор Корф, высокий блондин с томным взглядом, лениво скользнувшим по фигуре Элеоноры.
— Теперь нам всю зиму придется бегать по лесам, — продолжал возмущаться Воинов. — А тут еще вы, Элеонора Сергеевна!
— Даже в таких условиях я надеюсь быть вам полезной. — Под улыбкой девушка попыталась скрыть свое отчаяние.
— Может быть, поедете домой, пока не поздно? — с надеждой спросил Воинов.
— Это исключено, — отрезала она, хотя соблазн избежать надвигающихся лишений был, конечно, велик.
— Что ж, тогда давайте собираться, — вздохнул Константин Георгиевич.
Они работали бок о бок, заново упаковывая недавно разобранные Элеонорой инструменты и инвентарь, и Воинов вновь рассказывал, как видит в будущем деятельность лазарета. После Клинического института Элеонора уже понимала, что работа врача — это вершина пирамиды, в основании которой трудятся сестры милосердия, санитары, аптекари, прачки, работники стерилизационного отделения, хозяйственники, повара. В институте все эти люди знали свое дело и справлялись с ним. По замыслу Воинова, лазарет должен был оказывать медицинскую помощь такого же высокого уровня силами всего четырнадцати человек. И это при отсутствии электричества, в условиях, когда даже стирка операционного белья была проблемой, не говоря уже о его стерилизации! Не хватало простыней, дров, воды, мыла — всего, чего ни коснись, было в обрез. По первоначальному замыслу лазарет не был рассчитан на выполнение серьезных операций, поэтому идеи Воинова не находили отклика у сотрудников.
— Ваши планы попахивают утопией и нарушением воинской дисциплины, — говорил ему доктор Корф. — Вы ведете себя как авантюрист, а ведь организация медицинской помощи в боевых условиях не нами придумана. Мы — лишь первичное звено и должны выполнять функции первичного звена, а не многопрофильного эвакогоспиталя!
— Вы великолепно формулируете свои мысли, — отвечал Воинов. — Конечно, именно так мы будем действовать, мне и в голову не придет оперировать солдата, который может доехать до многопрофильного госпиталя. Я буду оперировать только тех, кто без моей операции до него недотянет.
Лазарет развернули на заброшенном хуторе, хозяева которого бежали неизвестно куда. Элеонора была растеряна и оглушена новой жизнью. Фронт казался ей местом, где толпы мужчин маются без дела, а оттого постоянно ругаются, курят и пьют. Во всем этом столпотворении она была единственной женщиной. Сотрудники госпиталя ревниво оберегали ее, но поглазеть на нее приходили и саперы, и штабные офицеры.
«Почему мужчины так любят воевать?» — недоумевала Элеонора.
Линия фронта проходила совсем близко, и в первый же день по приезде лазарета случился артобстрел. Воино