в заставил Элеонору спуститься в воронку и весь артобстрел пролежал рядом с девушкой, рассказывая, что в воронках безопасно, поскольку снаряд дважды в одно и то же место не падает, и что не надо бояться свиста снаряда, потому что звук запаздывает и человек слышит его уже после разрыва снаряда. Эти доводы не показались девушке убедительными, но за неимением других пришлось в них поверить.
А еще через день прибыла первая партия раненых с передовой. Уже привыкшая к виду страдающей плоти, Элеонора была не готова к такой высокой концентрации страдания. Серые лица с запекшимися ртами, неестественно вывернутые руки и ноги раненых, рядом — убитые, и все это на одной подводе, влекомой равнодушным Стремительным…
Элеонора взялась за дело, запретив себе все чувства. В ее обязанности входило обеспечение лазарета стерильным операционным бельем и перевязочным материалом, инструментами. Операции проходили в маленькой комнате деревенского дома, при плохом освещении. При большом поступлении раненых участие двух врачей в одной операции было непозволительной роскошью, и Элеоноре пришлось ассистировать Воинову, одновременно исполняя функции сестры. Конечно, у нее получалось не все, но пока они справлялись. Нехватка рук восполнялась разными нехитрыми изобретениями: например, изогнутые рукоятки крючков они цепляли за пояса халатов.
Воинов не уставал повторять, что условия хутора — просто царские по сравнению с тем, что им вскоре предстоит. Поэтому в свободное время Элеонора старалась приготовить как можно больше упаковок со стерильным материалом.
Однажды вечером Воинов зашел в избу, где она занималась изготовлением салфеток и марлевых шариков.
— Можно покурить у вас? — устало спросил он.
— Да, конечно, я уже закончила на сегодня. — Элеонора гордым взглядом окинула результаты своей работы.
— Молодец! — Воинов устроился на лавке возле стены. — Скажите, вы очень боитесь?
— Да. — Неожиданно для него Элеонора засмеялась. — Но вы не знаете, чего я боюсь больше всего!
— И чего же? — нахмурился он.
— Того, что снаряд залетит прямо сюда и уничтожит все, что я приготовила за эти дни!
— Ну, этого можно избежать! — Воинов тоже засмеялся. — Давайте отнесем ваши заготовки в погреб, там их никакой снаряд не достанет!
Элеонора накинула тулупчик, Воинов поднял тяжелую крышку погреба и спрыгнул вниз. Прижимая к себе коробку с заготовками, Элеонора стала медленно спускаться по лестнице. Не удержав равновесия, она оступилась и угодила прямо в крепкие объятия своего начальника. Несколько мгновений он держал ее, и даже через тулуп девушка чувствовала жар его тела.
— Немедленно отпустите! — громко вскрикнула она и попыталась вырваться, едва не уронив коробку.
— Пожалуйста. — Воинов разжал руки. — Но незачем было так кричать, все равно никто бы вас не услышал.
Когда они вылезли из погреба, он мрачно посмотрел на смущенную девушку.
— Вы решили, что я покушаюсь на вашу честь? Скорее уж я покушусь на честь Стремительного… — С этими словами Воинов вышел из избы.
Остаток вечера Элеонора тяжело переживала эту размолвку. Она понимала, что своим криком обидела Воинова, но он тоже хорош! Это же надо, в такой форме сравнить ее с конем!
Но ведь она приехала сюда работать, а не выяснять отношения с этим плохо воспитанным человеком.
На следующий день она ждала извинений, хотя внешне этого не показывала. А к вечеру привезли новую партию раненых, и она поняла, что извинений не дождется — Воинову стало не до них.
Жизнь лазарета шла своим чередом, и чем дальше, тем больше дел находилось для Элеоноры. Помимо обеспечения асептических условий и ассистирования хирургам на сложных операциях, она делала перевязки тем раненым, которых не удавалось вовремя эвакуировать в тыловые госпитали, и легкораненым, которые хотели остаться в строю.
Ей казалось, что за короткое время она очерствела душой. Из-за раненых она готова была жертвовать редкими часами сна и отдыха, но не испытывала к ним настоящего сострадания. Вид раны уже не заставлял ее сердце сжиматься от жалости, теперь она хладнокровно прикидывала, что будет делать доктор и какие потребуются инструменты. А стоны и крики лишь напоминали ей о том, что необходимо пополнить запасы наркотиков.
Ей хотелось поговорить о происходящих в ней изменениях с Воиновым, но их прежние доверительные отношения так и не восстановились. Поэтому своими сомнениями она поделилась с Корфом.
— То, что происходит с вами, — сказал он, — это естественная защитная реакция. Если бы вы, княжна, приехали на фронт на экскурсию, ваше сердце разорвалось бы от жалости к этим несчастным. Но вы приехали работать, для работы нужен ясный рассудок, вот мозг и не дает воли лишним эмоциям.
А работы все прибывало. Вскоре Элеоноре пришлось взять на себя руководство санитарами, и это была сложная задача. Как подчинить себе взрослых, видавших виды мужчин? Она обращалась с ними безукоризненно вежливо и никогда не требовала лишнего. Постепенно санитары начали уважать девушку, видя, как четко работает она сама и как много успевает.
Но конечно, случались и конфликты, например, по поводу стирки операционного белья. Мужчины с большим удовольствием свалили бы всю стирку на Элеонору, им и так-то казалось недопустимым расточительством использовать на каждую полостную операцию по четыре-пять простыней. Однако Элеонора проявила твердость.
— Я делаю все, что в моих силах, — сказала она. — Но пожалуйста, не требуйте от меня большего.
Самым сложным по-прежнему оставалось обеспечение госпиталя расходными материалами. Девушка научилась покрикивать на докторов, неэкономно использующих марлю и тампоны, и, что удивительно, они воспринимали это как должное. Еще одной проблемой было то, что спирт всегда заканчивался раньше, чем она планировала, при этом мужчины с невинными лицами пытались убедить ее, что это — результат естественного испарения.
Сначала Элеонора доливала к спирту йод в надежде, что изменение цвета отпугнет жаждущих. Не помогло. Тогда она перелила спирт в другую бутыль и приделала на нее этикетку, на которой старательно изобразила череп с костями и написала «яд». Этот хитрый маневр тоже никого не ввел в заблуждение.
— Откуда при нашем снабжении яд? — фыркнул Воинов.
— А можно назначить меня ответственным хранителем запасов спирта? — ехидно поинтересовался Демидыч.
— В таком случае доктора Воинова придется назначить ответственным хранителем чужого гарема, — усмехнулся Корф. — Но Элеонора Сергеевна права, спирт необходим в работе, а для особо страждущих у нас достаточно водки.
Замечание насчет гарема, конечно, кольнуло Элеонору, но неожиданная поддержка Корфа показалась ей очень приятной. Похоже, она становится авторитетной личностью!..
После месяца фронтовой жизни Элеонора сделала потрясающее открытие — она редко думает о Ланском! Конечно, она продолжала любить его, но для страданий из-за несчастной любви у девушки не оставалось ни времени, ни сил.
С изменениями на театре боевых действий госпиталю пришлось покинуть хутор и переехать в холодные бараки. До войны это были, наверное, помещения для сезонных рабочих.
Элеонора очень удивилась, что коты, жившие при госпитале, передислоцировались вместе с ним, оставив избы, богатые мышами. «Вот мне еще забота вас кормить! За какие заслуги?» — сердито сказала она котам, обнаружив их в одном из бараков. Но потом коты очень пригодились — в качестве живых грелок.
В бараках было холодно, походные печки не могли обогреть большие помещения с тонкими стенами, вдоль которых санитары натянули брезентовые полотнища. С помощью таких же полотнищ барак поделили на несколько отсеков, выделив Элеоноре отдельный закуток.
На новом месте она столкнулась с новой проблемой — отсутствием бани. На хуторе баню топили каждый день, а здесь Элеоноре приходилось каждый вечер кипятить себе ведро воды и удаляться с ним в холодную чащу, подальше от мужских глаз — мыться в тазу в своем плохо отгороженном закутке она не решалась.
В лазарете был один из редко выпадавших спокойных дней. Большинство раненых были прооперированы и отправлены на следующий этап эвакуации, а те, что оставались, не требовали дополнительной помощи.
— У меня сейчас нет срочной работы, — сказала Элеонора Воинову. — Можно я посплю?
— Разумеется, ступайте. Мы разбудим вас при необходимости, а при артобстреле вынесем в первую очередь, — улыбнулся он. — Вы назначили дежурного в палате?
— Так точно. — Элеоноре нравилось отвечать по-военному.
Через три часа она проснулась, чувствуя себя обновленной, и вышла из закутка.
В палате раненых все было спокойно, и Элеонора отправилась готовить материал. Накануне состоялась большая стирка, и теперь девушку дожидалась целая гора простыней и пеленок. Все это нужно было аккуратно разложить по круглым железным коробкам — биксам и отправить в стерилизатор. По своей конструкции стерилизатор напоминал гигантский самовар; для того чтобы растопить его, требовалось много дров.
Воинов, успевший принять партию раненых, спал на топчане в предоперационной. Лицо его было сосредоточенным, как бывает у спящих детей.
Элеонора растопила стерилизатор, обработала руки и, устроившись рядом с Воиновым, стала крутить шарики из проглаженных кусочков марли.
Вскоре Константин Георгиевич проснулся и открыл глаза. Некоторое время он заинтересованно наблюдал за девушкой.
— Слушайте, как вы это делаете? — наконец спросил он.
— Что, простите?
— Как вы крутите эти шарики?
— Очень просто. — Она медленно продемонстрировала, как из кусочка марли получается шарик, который потом удобно зажимать в хирургическом инструменте.
— Да вы просто фокусница!
Довольная похвалой, она предложила ему чаю.
— Спасибо. Элеонора Сергеевна, подумайте, где нам поскорее достать морфия. Слава Богу, сейчас никто остро не нуждается в наркотике, но ситуация может измениться в любую секунду.