— Ванная свободна. Там теперь не очень чисто, но я не в состоянии убирать за всеми…
Когда Элеонора вернулась в комнату, Ставская сервировала стол. В чашках саксонского фарфора плескался кипяток, на таких же тарелках красовались черные сухари и что-то похожее на пюре из свеклы. Оглядев угощение, девушка молча достала из своего багажа кофе и сахар.
— Я уже и не помню, когда в последний раз пила кофе, — улыбнулась хозяйка, вынимая из буфета старинную кофейную мельницу. — Сейчас приготовлю. А пока ешь, пожалуйста, свеклу.
— В городе голод? — без обиняков спросила Элеонора.
— Да. Продуктов мало, они распределяются по карточкам.
Элеонора кивнула. Про эту систему она уже слышала.
— Карточки выдаются только тем, кто служит, — продолжала генеральша. — Но поступить на службу очень трудно. К счастью, мне удалось устроиться в газету переводчицей…
— А… Петр Иванович? — осторожно спросила Элеонора. — Вы что-нибудь о нем знаете?
— Увы, нет. Я ничего не слышала о нем уже несколько месяцев, — вздохнула Ставская. — Даже не знаю, чем помочь тебе, моя дорогая. Но если тебе негде ночевать, можешь остаться здесь. На улицу я тебя не выгоню.
— Нет-нет, что вы! — Девушка поспешно поднялась из-за стола. — Я пойду в Клинический институт, там много знакомых, они должны знать о дядюшке…
На самом деле у нее был другой план. Она решила отправиться на Третью линию Васильевского острова, зайти на квартиру Ланского и узнать, нет ли от него вестей.
Город был почти неузнаваем. Он стал проще и грубее, он словно переоделся в крестьянское платье, как и сама Элеонора.
Возле сфинксов она присела отдохнуть. На Неве еще стоял лед, Исаакий в вечернем мартовском сумраке казался призраком, спустившимся с неба.
Как все изменилось с того дня, когда она впервые увидела Ланского! Сколько событий произошло!
«Неужели это я стояла в промокшей палатке у операционного стола, лежала в воронке под артобстрелом, болела тифом? Может быть, все это мне приснилось?..»
В окнах квартиры Ланского горел свет! Сердце Элеоноры чуть не выскочило из груди. Напрасно она убеждала себя, что это ничего не значит, что, возможно, в квартире давно живут другие люди, — ноги сами несли ее по темной лестнице.
Перед дверью она остановилась, чтобы перевести дыхание. Потом постучала, но ее сердце, кажется, стучало еще громче…
Дверь распахнулась. Появившись на пороге, Алексей Владимирович прищурился в темноту лестничной площадки.
— Элеонора?! — воскликнул он через мгновение, показавшееся ей очень-очень долгим. — Неужели это ты?
Он протянул руки и обнял ее прямо на пороге.
— Это просто чудо, что мы встретились, — сказал он уже в комнате. — Я в Петрограде проездом, послезавтра уезжаю. А ты… какими судьбами здесь?
— Я с фронта, Алексей. Дядя с тетей неизвестно где, в их квартире живут другие люди. Ты ничего о них не знаешь?
Он молча покачал головой, а потом сказал:
— Сейчас все равно уже поздно их разыскивать. Может быть, ты останешься у меня?
Она колебалась не больше секунды. Она столько месяцев провела среди чужих мужчин, а теперь ей предлагает остаться тот, о ком она постоянно думала… Возможно, только благодаря мыслям о нем она и выдержала все тяготы фронтовой жизни, победила болезнь…
— Останусь. — Быстрым движением она сорвала с головы платок, открыв ежик волос.
— С такой прической ты выглядишь еще моложе, — засмеялся Ланской. — Совсем девочка! Но что же я стою? — спохватился он. — Ты ведь, наверное, голодна? Сейчас поставлю самовар.
…Они пили чай с баранками и почти не разговаривали. Они даже не расспрашивали друг друга о том, как прошло время в разлуке. К прежним чувствам, которые Элеонора питала к Ланскому, прибавилось новое: как и она, он тоже вернулся с фронта, они словно бы стали теперь фронтовыми товарищами. Оба не хотели вспоминать о войне, но и не могли уже вернуться к тому прошлому, в котором они играли в лаун-теннис, гуляли по заливу и тайно целовались в квартире Архангельских. Они были другими тогда, а теперь это прошлое отдалилось, подернулось дымкой… Оно казалось Элеоноре таким же призраком, как Исаакий, когда она любовалась им, сидя на набережной у сфинксов.
— Уже поздно, — сказал Ланской и посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.
Она опустила глаза. Тогда он взял ее за руку и молча повел в другую комнату.
— Погаси, пожалуйста, лампу, — прошептала она, переступая порог его спальни.
— Конечно, милая… — Горячими руками он жадно привлек девушку к себе.
…Когда он уснул, Элеонора тихо поднялась и, накинув халат, висевший на спинке кровати и пахнувший телом Ланского, вернулась в гостиную. Там она взяла из его пачки папиросу и, присев на подоконник, неумело закурила.
«Вот и я стала курить, сидя на подоконнике, — подумала она, вспомнив свое знакомство с Титовой. — Неудивительно! Я ведь тоже теперь — падшая женщина».
Она грустно усмехнулась.
На самом деле Элеонора была разочарована. Ничего не изменилось, она осталась такой же, как раньше. Ради Алексея она и дальше готова делать это, раз ему так хочется. Но почему она не чувствует себя счастливой? Может быть, потому, что они не женаты?
Послезавтра Алексей возвращается на фронт, ей надо разыскивать Архангельских… Они не успеют обвенчаться за то короткое время, что у них есть. Ничего, все говорят, что война скоро закончится… И тогда все будет так, как она мечтала.
— Ты научилась курить? — удивился Ланской, появляясь в дверях гостиной.
— Нет. Просто мне не спится.
— Я скучал по тебе. — Он подошел к Элеоноре, обнял ее и прижался губами к ее шее.
Она сразу забыла о том, что еще пять минут назад чувствовала себя разочарованной.
На следующее утро Элеонора поднялась первой и поставила самовар. Потом проснулся Алексей, и они вдвоем пили чай. Раньше она только в мечтах могла нарисовать себе такое утро, но сейчас ее мысли были заняты предстоящими хлопотами.
Она собиралась в Клинический институт — там должны были знать об Архангельском. Кроме того, Элеоноре надо было думать и о том, как она станет зарабатывать на жизнь. По крайней мере до той поры, пока не кончится война и Ланской не возьмет ее в жены. Она очень надеялась получить место в Клиническом институте.
У нее начиналась новая жизнь, и Элеонора хотела, чтобы эта жизнь была наполнена смыслом.
Возле знакомого входа стоял вооруженный матрос. Несмотря на все уговоры, он даже не позволил Элеоноре пройти на территорию института. Вообще-то это не было для девушки проблемой, она знала множество лазеек, но что она будет делать, если и внутри такие же порядки? Алексей предупредил ее, что теперь могут арестовать буквально за любой поступок, и попросил быть очень осмотрительной. Но не уходить же ей несолоно хлебавши!..
Она раздумывала, что бы предпринять, когда увидела спешащего на службу профессора Крестовоздвиженского. Она кинулась к нему, но профессор не выразил ни малейшей радости при виде Элеоноры. Впрочем, он и раньше не отличался любезностью в отношении сестер.
— Скажите мне, где Петр Иванович? Они с Ксенией Михайловной переехали, и я не могу их найти.
— Профессор Архангельский больше не работает здесь, — холодно ответил Крестовоздвиженский, глядя куда-то в сторону.
— Но вы что-то знаете о нем?
Профессор молча покачал головой и сделал шаг по направлению к входу — он явно не был настроен на общение с Элеонорой.
Но она не могла отпустить его так просто, ведь он был одной из немногих нитей, связывавших ее с прошлой жизнью!..
— Еще минуту, профессор. — Она коснулась его рукава. — А Ксения Михайловна? Где она?
— Я не знаю ее обстоятельств. Возможно, госпожа Титова могла бы рассказать вам больше.
— Спасибо, профессор. Но позвольте еще один вопрос. Я ищу место операционной сестры. Нет ли вакансий в институте?
— Вакансий нет, — сказал Крестовоздвиженский и, понизив голос, добавил: — Примите мой совет, княжна. Вам не следует больше появляться здесь. В институте слишком многие знают о вашем происхождении, а теперь это опасно. Прощайте.
Он показал матросу какую-то потертую бумажку, очевидно, пропуск, и, не оборачиваясь, ушел.
Элеонора сочла за лучшее воспользоваться советом профессора и отошла от входа. Некоторое время она постояла в сторонке, надеясь увидеть еще кого-нибудь из прежних знакомых, но больше ей никто не встретился.
Тем не менее она не унывала. Крестовоздвиженский сказал, что Титова может знать о Ксении Михайловне, и это уже было кое-что. Жаль, что не получилось устроиться на работу, но в городе много медицинских учреждений, а у нее отличные рекомендации, данные Воиновым.
Рассудив, что хлопотать о месте лучше с утра, а навестить Александру Ивановну можно и вечером, Элеонора вспомнила, где находится ближайшая больница, и направилась туда. Но, к ее разочарованию, больница не работала.
Весь день она бегала по городу, но ей так и не повезло. Многие больницы были закрыты, а те, которые работали, не нуждались в квалифицированных сестрах. Точнее, сразу переставали в них нуждаться, когда дело доходило до родословной Элеоноры. Наверное, ей нужно было что-нибудь соврать о своем происхождении, но врать она не умела. К тому же было понятно, что, если обман раскроется, ее будут ждать крупные неприятности.
Кончилось тем, что Элеонора решила отложить поиски работы — у нее будет для этого достаточно времени, когда Ланской уедет. А сегодня ей еще предстоял печальный визит в семью доктора Куприянова и, если получится, встреча с Титовой. К тому же она хотела не слишком поздно оказаться на Васильевском острове и успеть приготовить для Алексея хоть какой-нибудь ужин.
Куприяновы жили на Садовой, неподалеку от Сенной площади. Проходя мимо церкви Успения Божьей Матери, девушка поклонилась пяти куполам, высоко уходящим в низкое серое небо, и ускорила шаги. Уже начинало смеркаться, и она боялась, что в темноте не сумеет найти нужный дом.