— Как тебе мои кобылки? Хороши? Рад тебя видеть, родной. Присаживайся, — он криво ухмыльнулся, но руки не подал.
Павел послушно присел чуть поодаль. Алекс замолчал, задумчиво попыхивая сигарой, ее красный огонек зловеще подмигивал в полумраке, Павел тоже помалкивал, предпочитая дождаться, когда Раджа перейдет к делу. Наконец Алекс поднял на него тяжелый взгляд и сказал:
— Молодцом держишься. Хвалю.
— Спасибо.
— Небось, душа в пятки ушла, когда Андрона в багажнике не оказалось? — невозмутимо продолжал Раджа.
— Не понимаю, о чем ты? — попробовал откреститься Павел, но сердце снова заколотилось, руки похолодели и прилипли к кожаным подлокотникам кресла.
— Ну-ну, не надо. У меня он. В надежном месте. Если поделишься прибылью, то мои ребята сами его похоронят. И тебе хлопот меньше, и мне хорошо. У меня, брат, в последнее время с деньгами туго, долги отдавать надо, — Раджа говорил медленно, с мерзкой улыбкой, не сводя с Павла мертвенно-холодных жестоких глаз.
— Как ты узнал?
— А ты сам подумай. Не догадываешься? — хитро подмигнул Раджа.
Павел отрицательно помотала головой.
— Дочь твоя. Лизавета. Ведь это я посоветовал ей слупить с Андрона отступного. Вот только не думал, что она его на тот свет отправит. Бедовая девка.
— О чем ты? — вскинулся Павел, глаза его налились кровью. — Ты Лизу не трогай. Случайно все вышло. Не виновата она.
— Не виновата, говоришь? Как же. Твоя красавица в любовницах у Андрона ходила, он ее посулами да красивыми обещаниями купил. Компаньонкой вместо тебя взять обязался. Только вот обещанного три года ждут. Надоела она Каспарову, он себе другую зазнобу приглядел, а твоя на бобах осталась. При ее-то гордыне. Мне пожаловалась, отомсти, говорит, гаду. А я ей: «Ты, девушка, умнее будь. Месть — блюдо холодное. Лучший выход из такого положения — шантаж. Подумай. Да отступного с него возьми. Поделим». А она, вишь, чего вытворила — деньги взяла и самого пристукнула. Бой-баба! — Раджа язвительно усмехнулся и повернулся к Павлу. — Я ей звоню, про дележ спросить, а она мне: деньги у папы, мол. С ним и говори. Вот я с тобой и толкую. По-хорошему, Паша. Заметь. Пока по-хорошему.
— Врешь, скотина! Не была она любовницей! — выдохнул Павел и порывисто вскочил.
— Осади, брат. Ты ведь у меня в гостях. Ежели чего, то тебя отсюда вперед ногами вынесут. Под покровом ночной темноты. И никто не узнает, где могилка твоя, — пропел Раджа, ехидно ухмыляясь. — Где деньги? — процедил он сквозь зубы.
Павел задыхался от ненависти, он с трудом сдерживался, чтобы не заехать ублюдку промеж глаз.
— Молчишь? Странно. В твоем положении лучше договориться полюбовно. Ведь мы с тобой теперь одного поля ягоды, не так ли? — Алекс говорил спокойно, с легкой издевкой в голосе. — Меня ведь, как свою телешлюшку, не прихлопнешь, да и коврик мои ребята надежно припрятали. Так что осади, брат.
— Хорошо, — Павел перевел дух.
Он изо всех сил пытался успокоиться, мозг внезапно застлал плотный вязкий туман. Очевидно, на нервной почве подскочило давление. Павел с трудом соображал.
— Скажи, почему Лиза за помощью к тебе прибежала?
— Почему? Да к кому ж еще ей бежать? Уж не к тебе ли? Мы с ней лет пять назад закадычными друзьями были. Или не знал? Пощажу твои отцовские чувства, не буду называть вещи своими именами. Скажу только, что твоя дочь еще в одиннадцатом классе от меня аборт сделала. Теперь ясно? Или ты думал, что она на твои подачки в Версаче, да Луи Виттона одевается? Может, и колечко с двухкаратным брюликом чистой воды ты ей купил?
— Сволочь ты, Раджа, — прошептал Павел, стиснув ручки кресла так, что они затрещали. — Убил бы.
— А ты попробуй, — усмехнулся Алекс. — Вдруг получится, — и вдруг резко захохотал, громко, нахально, заливисто.
Разбитные девицы на сцене на мгновение замерли, но, расценив смех хозяина как одобрение, загарцевали с удвоенной энергией.
— Так как насчет денег? Когда принесешь?
— Сколько? — глухо спросил Павел.
— Восемьдесят. И мои мальчики сами с Андроном разберутся, а кроме того, никто никогда ничего не узнает. Это по-божески, учитывая, что я тебя от серьезных хлопот с покойным дружком освобождаю.
Павел молчал. Раджа понял его молчание по-своему:
— Я бы взял меньше, родной. Да не могу. Долги…
— Хорошо, — выдавил наконец Павел. — Завтра в восемь вечера привезу.
— Вот и ладненько. Я знал, что ты человек умный. Только не тяни. Если завтра в восемь денег не будет, то ночью к тебе пожалуют гости в камуфляже. Ты ж у нас теперь особо опасный, — и Раджа снова заржал.
Его глумливый смех гулко отдавался под сводами бывшего кинозала, озадаченные девицы остановились.
— Работайте, девочки. Работайте, — неожиданно оборвав смех, крикнул им Раджа, раскуривая потухшую сигару. — До завтра, родной, — небрежно бросил он вслед уходящему Павлу.
Тот не ответил, яростно протискиваясь между креслами.
В каждом семейном шкафу спрятан свой скелет, гласит английская поговорка. Русские говорят: в семье не без урода. Павел обнаружил своего только сейчас, он был готов задушить Лизу собственными руками. Его дочь — грязная шантажистка и потаскуха, а он-то, лопух, собирался за нее жизнь отдать! Значит, ее рассказ — откровенная ложь. Ложь от начала до конца! А ведь он каждому ее слову верил. Дурак! Взбешенный Павел обессиленно прислонился к облицованной мрамором прохладной колонне вестибюля и тихо выматерился. С трудом справившись с душившим его гневом, он направился к выходу.
Зимние сумерки коротки. Широкую площадь перед клубом, залитую ярким светом прожекторов, заполонила молодежь. На улице потеплело. Павел решил немного постоять на крыльце, отдышаться и собраться с мыслями. Злость потихоньку улеглась, и Градов с горечью осознал: в том, что произошло с Лизой, есть и его вина. Откровенно говоря, он давно замечал ее стильные наряды, изящную обувь, сумки и какие-то совершенно особые пьянящие духи, но задумываться, где дочь берет на все это деньги, ему не хотелось. Не хотелось знать правду, о которой он подспудно догадывался. Нет, он как-то спросил ее, но так, походя, для очистки совести. Она беззаботно рассмеялась и ответила, что все покупает в Москве на распродажах, за копейки. И про кольцо говорила, что это страз, подделка, красная цена — пятьсот рублей за пару. Павел охотно поверил и отстал. Так было проще. Удобнее. Так что, Пал Андреич, что посеял…
Правда теперь, когда он разглядел дочь с ее гнусной изнанки, она все равно оставалась его Лизой, его дочерью, кровинушкой. Удивительно, но Павел поймал себя на мысли, что любит ее, ущербную, даже больше. Любит и жалеет. А может, жалеет и любит.
Павел длинно сплюнул и решил, что с Лизой он разберется позже. Сейчас необходимо разработать план уничтожения Раджи. Павел сознавал, что висеть на крючке у такого прохвоста, как Алекс Раджа, ему придется пожизненно. Зная тайну Градова, Раджа будет пользоваться шантажом при каждом удобном случае, и очень скоро Павлу придется горько пожалеть, что он родился на свет.
Старенькая «ауди» с трудом прочихалась и наконец завелась. Павел в течение двух часов непрерывно колесил по городу, обдумывая ситуацию, заехал на заправку на всякий случай, потом выехал за город и, не торопясь, доехал до элитного поселка Красное Поле, находившегося в двадцати километрах от города. Здесь располагались загородные дома влиятельных людей Рузавина. Замок из красного кирпича на пригорке, заметный издалека, принадлежал мэру, немного поодаль торчали претенциозные готические шпили особняка Каспарова, где-то здесь проживал и Раджа. Народ прозвал Красное Поле — «Поле чудес». Буквально за пару-тройку постперестроечных лет на заброшенном пустыре, когда-то принадлежавшем совхозу «Светлый Путь», как по мановению волшебной палочки, выросли причудливые дворцы новых хозяев жизни.
Остановившись на въезде в поселок, Павел поболтал с охранником, потом уселся в машину и вернулся в город. На повороте к «Полю чудес» торчала древняя (еще не прибранная к рукам) заправка с обшарпанными синими колонками советского образца. Градов залил канистру бензина и отправился в старый район города. Он заезжал в крохотные, заваленные снегом дворы, выходил из машины и подолгу бродил около застывших на приколе автомобилей. Далеко не у каждого пенсионера имелся гараж, а стоянка стоила денег — и немалых — вот и держали они свои машинешки под окнами. Весной, когда стаивал снег, старики седлали ржавых «коней» и отправлялись на земельные участки с покосившимися домиками-скворечниками, именуемыми гордым словом «дача».
По улице Строителей возле дома номер семь он углядел похожую на компактный броневичок, недавно окрашенную «победу». Кузова послевоенных машин отливались из качественного листового металла, надежно оцинковывались и потому служили долго. А значит, на такой «победный» кузов можно было положиться. Павел вышел из машины и неторопливо обошел припорошенный снежком автомобиль, выглядел тот замечательно, что называется, живее всех живых.
— То, что доктор прописал, — вполголоса пробормотал Градов и повеселел.
Беззаботно насвистывая, он пнул переднее колесо, оно достойно выдержало удар, то же было со вторым и третьим. Когда он приблизился к четвертому, с верхнего этажа донесся сердитый окрик:
— Прочь от машины, хулиганье! Вера, милицию вызывай!
Павел резко отпрянул и посмотрел наверх. С балкона пятиэтажки на него взирал тощий разъяренный старикан в лупообразных очках.
— Убирайся отсюда, шпана! — истерически взвизгнул он, стараясь придать голосу грозные нотки.
Павлу представилось, как дедок при этом гневно притопнул. Светиться дальше смысла не имело, Градов надвинул шапку на глаза и, чтобы сбить бдительного деда с панталыку, энергично зашагал в сторону видневшегося на углу гастронома.
— Вот, за чекушкой и чеши, алканавт проклятый. Чтоб тебя! — неслось ему вслед.
Юркнув в толпу возвращающихся с работы голодных граждан, суетливо закупавшихся пивом и полуфабрикатами, он почувствовал себя в безопасности. Машина ему понравилась, и он решил, что задуманное должно получиться, если, конечно, госпожа Фортуна его не оставит, а он в нее очень верил.