Глава девятая
Будильник противно загнусавил: «Вставай, жизнь проспишь!». Ольга поднесла руки к лицу и протерла спящие глаза, нехотя приоткрыла один, потом второй. Непроглядная темень зимнего утра действовала угнетающе, полежать бы еще, понежиться. Олег самозабвенно храпел, накрывшись подушкой. Его потешная привычка — нахлобучивать ее на голову на манер наполеоновской треуголки — Ольгу умиляла. За стеной слышался недовольный плач пятилетней Леночки, протестующей против утренней побудки и сборов в ненавистный детский сад. Из туалета несся угрожающий скрежет — Вениамин усердно закапывал свежую порцию произведенного им пахучего продукта. Жизнь била ключом.
— Еще минута, и Венька дырку к соседям процарапает, — саркастически заметила Ольга, сдергивая с мужа подушку.
— А? Что? Соседи? Какие соседи? — всполошился Олег, ошалело озираясь.
— Соседи будут, когда Венька дыру в полу проковыряет и провалится. Слышь, как старается, — рассмеялась Ольга.
— Невелика потеря, воздух чище будет, — сладко потянулся Олег и неохотно вытащил из-под одеяла жилистые, поросшие густой черной шерстью ноги.
— Я сегодня в Рузавин, так что ты остаешься на хозяйстве, — заявила Ольга, направляясь в ванную.
— Значит, твоя «Древесина» вчера недаром наведывалась! — злорадно провозгласил Олег. — Я знал! Знал, что его ночной визит дурно пахнет. Значит, у этого бесцеремонного бревна хватило наглости втравить в бандитские разборки беременную женщину?! Это уже слишком! Я сей же час ему позвоню! — и он ринулся к телефону с такой прытью, что семейные трусы в цветочек вздулись на попе парусом.
Ольга выскочила из ванной и, в чем мать родила, понеслась следом, в результате короткой схватки она завладела-таки телефонной трубкой и со словами «Тиран! Сатрап! Рабовладелец!» отнесла ее в ванную, спрятав в ворохе грязного белья.
— Ну знаешь, если я… этот, как ты говоришь, «инквизитор», то завтрак готовь сама! — обиженный Олежка грохнул дверью туалета.
— Если ты про яйца по-швейцарски, то мы с малышонком их не любим, — едко заметила Ольга и включила душ.
Вместо ответа раздался жалобный вой кота, которого Олег лишил-таки возможности прорыть тоннель к соседям.
Через час на кухне царила идиллия: Ольга, чудно похорошевшая во время беременности, сидела над дымящейся тарелкой овсянки и жевала банан, Олег сидел напротив, подперев щеку ладонью, и умильно смотрел неуемной супруге в рот.
— Я еду в Рузавин на полдня. И никакиф разбороф с фандитами там не фудет, — с набитым ртом оправдывалась Ольга.
— Чесслово? — жалобно спросил Олег, пытаясь улыбнуться.
— Зуб даю, — попробовала отшутиться Ольга и тут же почувствовала, как во рту что-то противно хрустнуло. — Ну вот кусочек зуба откололся, — расстроено сказала она.
— Значит, врешь, — констатировал Олег, вставая. — Бог-то, милочка, не фраер, он все видит.
— Ф-фу, как грубо!
— Изъясняюсь на языке ваших подопечных, мэм! Мне кажется, он тебе как-то ближе и понятнее, — парировал Олег, принимаясь за мытье посуды.
— Ладно, спасибо за завтрак. Я на стоянку. Буду после обеда. Не скучай! — донеслось из коридора.
Олег поспешил за ней:
— Погоди, я сам за твоим автобусом схожу!
Но в прихожей уже никого не оказалось, из-за двери послышалось натужное гудение лифта, и все стихло.
— Вот и живи с деловой женщиной, — бормотал Олег. И кто только эту эмансипацию придумал? Удавил бы, мерзавца, ей-богу, — и он поплелся на кухню.
Перс, будто нищий на паперти, безмолвно грустил над пустой миской.
— У, дармоед! — сорвался на животину Олег.
Веня печально взглянул на хозяина и, встав на задние лапы, вытянул передние вверх, мол, возьми на руки, добрый хозяин. Молящая поза кота выглядела такой трогательной, что Олег мгновенно смягчился, опустился на корточки и взял животное:
— Ладно, злодей, иди уже.
Кот обхватил его за шею теплыми пушистыми лапами и, громко мурлыча, принялся подхалимски тереться о небритую щеку.
— Хоть ты меня любишь, балбес, — Олег окончательно растаял и полез в морозилку за минтаем.
Ольга выбралась на трассу только через два с половиной часа, пробки в начале девятого — дело в Москве обычное. «Эксплорер» шутя разогнался до ста тридцати километров в час, гигантские щиты дорожных реклам жадно набрасывались на водителей, требуя купить, продать, вложить… Ольга брезгливо поморщилась, агрессивные слоганы ввинчивались в мозг, сбивали с мысли. А ей необходимо было подумать. Стас говорил, что потенциальных преступников в деле хоть отбавляй, к недоброжелателям Каспарова можно отнести добрую половину города, а вот с уликами дело обстоит много хуже. Проще говоря — никак.
— Ничего, — бормотала под нос Ольга. — На месте разберусь, где наша не пропадала. Сначала в управление, Стас местного следователя о моем приезде предупредил.
Через полтора часа на дорожном указателе промелькнуло название «Рузавин», оставалось 65 километров. Машин поубавилось, ландшафт изменился, дорогу обступили стройные колонны сосен, их чешуйчатые стволы, увенчанные темно-зелеными кронами, стояли навытяжку, словно несли почетный караул. «Красота-то какая! Важные, надутые, будто курфюрсты, — подумала она и улыбнулась. Слово “курфюрсты” применительно к русским соснам рассмешило ее. — А мы в грязи копошимся. Эх, люди…» Философские мысли плавно текли в унисон с окружающим покоем.
Мобильник на передней панели подскочил и завертелся, сопровождая свой нелепый танец надсадным жужжанием. Ольга очнулась:
— Слушаю, Стас.
— Ты уже на месте? — прогудел Дубовой.
— Через полчаса буду.
— Езжай прямиком на двести тридцатый километр Можайского шоссе. Там новый сюрприз.
— Брось шутить, говори прямо, — проворчала Ольга и резко ударила по тормозам, пропуская нахально рвущуюся вперед красную «десятку».
— Следователь Щепкин, который ведет дело Каспарова, сейчас находится там. Четыре свеженьких трупа. Владелец игорного клуба «Чикаго» (он же глава местной бандитской группировки — Раджа) и трое братков. И, как всегда, — ни одного свидетеля, — серьезным тоном закончил Дубовой.
— А наш мистер «Икс» — парень хоть куда! Просто Рембо какой-то, — с невольным восхищением вырвалось у Ольги.
— Н-да, восемь человек у милиции под носом положил. Да каких людей! — поддакнул Дубовой и добавил: — Так что ты там особо не мельтеши. Осторожнее, поняла, Олька?
Олька — так фамильярно подполковник называл ее только в особо серьезных случаях, значит, дело и впрямь опасное.
— Я жалею, что втянул тебя в эту историю, — озабоченно продолжал Дубовой. — Ты сейчас на особом положении.
— Вот только без проповедей. Не стучите лысиной по паркету, как говорил Бендер. Не маленькая. Справлюсь, — рассердилась Ольга. — И ты здесь вообще ни при чем. Меня Каспарова наняла. Все, Стас, до связи.
Минут через двадцать вдали показались высотные дома, и бетонное полукольцо с надписью «Рузавин» возвестило, что Ольга прибыла на место. Оставалось выяснить местонахождение пресловутого шоссе, и она затормозила у разместившейся в облезлом вагончике придорожной шашлычной. На вопрос, как проехать на Можайку, заспанная продавщица в стеганом ватнике поверх блестящей кофты недоуменно захлопала глазами и, простодушно улыбнувшись, спросила:
— А шашлычку не хочуте?
— Нет. Мне нужно на двести тридцатый километр Можайского шоссе, — стараясь ни к чему не прикасаться, твердо ответила Ольга. Закапанный жиром прилавок не вызывал ничего, кроме брезгливости.
— Вы, случаем, не родственница ли погибших? Седни по местному радию про ентот километр только и жужжат. Шо ж это деется? Людев каждый день быдто мух шлепают, а милиция «ни бэ, ни мэ», — запричитала продавщица. Сонная одурь слетела с ее оплывшего, словно свечной огарок, лица, и она громко крикнула кому-то:
— Семен, тут дамочке за «Можайку» кой-чо пояснить нада! Подь суды!
Странно, но ее деревенский говор не раздражал, совсем наоборот, речь звучала неторопливо и напевно, приятно лаская издерганный городской слух. Из-за лоснящейся занавески неопределенного цвета показался квадратный, похожий на морозильный ларь, парень в кожанке. Он с любопытством оглядел Ольгу и, лениво растягивая слова, сказал:
— Ща прямо, потом по кольцевой километров десять, и «Можайка». Да там указатель есть. Не промахнетесь.
Наспех поблагодарив, Палева выскочила на крыльцо. Жадно хватая ртом морозный воздух, она пыталась унять внезапно накатившую тошноту. Спустя несколько минут ее отпустило, пошатываясь, она побрела к машине. Проглянуло солнце, снег вспыхнул и заиграл мириадами слепящих искр, женщина инстинктивно зажмурилась — снежная равнина, пронизанная сияющими иглами солнечного света, выглядела волшебно. Ольга поправила съехавшую на лоб шапку и огляделась. Ширь, воля, простор! И тишина…
Мороз незаметно пробрался под пуховик и ущипнул за поясницу, она очнулась и, поежившись, заспешила к машине. Природа природой, а дело надо делать.
Следуя инструкции парня из шашлычной, Палева без труда сориентировалась и, объехав город, через двадцать минут летела по Можайской трассе. Она внимательно смотрела по сторонам, дабы не проскочить место происшествия. И совершенно напрасно, потому что колонну машин, запрудивших шоссе, неподалеку от коттеджного поселка, было трудно не заметить.
Ольга притормозила, припарковалась позади коронованной милицейской мигалкой «нексии», вышла и пошла вдоль вереницы выстроившихся вдоль обочины машин. Сновавшие вокруг милиционеры не обращали на нее внимания, и она беспрепятственно добралась до места происшествия. Картина, представшая перед глазами, заставила содрогнуться даже ее, повидавшую на своем веку немало чудовищных сцен. По правую сторону дороги лежала развороченная сильно обгоревшая машина, неподалеку виднелись остатки взорвавшейся трансформаторной будки, куски железа, копоть и рваные лохмотья чего-то обугленного валялись в радиусе тридцати метров, висели на почерневших ветках ближних деревьев. Человек пятнадцать, одетых в черные милицейские бушлаты, ползали по закопченному снегу в поисках останков и вещдоков. Чуть в стороне слабо дымился искореженный корпус второй машины. Скомканный в промокашку кусок железа, вероятно, бывший раньше капотом, торчал поодаль.