— Хм, не надо, иди, — буркнул Павел. — А глаза? Какого цвета глаза? — крикнул он вслед уходящей девушке.
— Н-не помню. Светлые, вроде. Серые. Или голубые. Я правда не помню, — жалобно сказала девушка.
Внутри ныло и саднило, будто с похмелья. Павел взял с тарелки кусок остывшего шашлыка, есть расхотелось, бодрое настроение испарилось, снова полезли дурные мысли. Он, подобно зверю, чуял надвигающиеся неприятности нутром, хотя кому понадобилось за ним следить? Убийства приписали разборкам местной мафии, похватали братков, уже и дело шьют. И ведь как ловко все повернулось! Лучше не придумаешь! Он, Павел, и представить не мог такого фокуса, ей-ей, Господь помогает. А значит, он, Павел, за правое дело радеет. Андрон — сволочь законченная, мало того, что ограбил, Маринку оприходовал, он еще и до Лизы добрался, от ее руки и издох, а Павел вынужден защищать жизнь и поруганную честь своего ребенка.
— Но что же это за машина? — прошептал он, косясь на улицу. — Менты? Не похоже, — напряженно думал он и вдруг неожиданная дикая догадка пронзила его мозг:
— А что если Андрон не умер? Если это он сидит за рулем серой «десятки»? Нет, не может этого быть! Я сам заворачивал его в ковер, сам обматывал скотчем. Он был мертв. Мертвее не бывает. А что если мертвяк превратился в зомби и теперь пытается мне отомстить? Как в кино… — ледяная испарина выступила на лбу Павла, он зябко поежился и испуганно огляделся.
Официантка высунулась из-за прилавка и таращила на него широко раскрытые удивленные глаза. Только тут Павел спохватился, похоже, он произнес все это вслух. Пытаясь сгладить неловкую ситуацию, Павел осклабился жутковатой смесью страха и безумия, перепуганная девушка, пряча глаза, принялась усердно оттирать прилавок.
Павел поднялся, бросил на стол две сотенных и, проходя мимо девушки, старавшейся не глядеть в его сторону, с нарочитым добродушием сказал:
— Сценарий у меня, вишь, деточка, не вытанцовывается. Ни есть, ни пить не могу. Только о нем, проклятом, и думаю. До свидания.
Девушка пролепетала в ответ что-то невнятное и недоверчиво покачала головой. Павел отметил это про себя. Выйдя на улицу, со злостью сплюнул:
— Ну не стрелять же мне эту дурочку, в самом деле. А насчет «зомби» я, по ходу, загнул. Нервы. Хотя…
Он опасливо огляделся по сторонам и рысцой припустил к машине.
Всю дорогу до Москвы его мучили нелепые страхи, не отрывая глаз от зеркала заднего вида, он поносил себя на чем свет стоит, обзывал невменяемым и психопатом, изо всех сил стараясь отмахнуться от черных мыслей, но истерзанная психика утихомириваться не желала. И только на МКАДе, влившись в плотный поток машин, он смог взять себя в руки и отвлечься.
Гоша-Белоручка жил в Новогиреево — в районе несимпатичном и неспокойном. Шансов разыскать человека подобной профессии по адресу, записанному много лет назад, почти не было, и Павел молился. Но госпожа Фортуна не отвернулась от него и на этот раз.
Поднявшись в заплеванном, воняющем кошачьей мочой лифте на шестой этаж старого блочного дома, он позвонил в обитую изодранным коричневым дерматином дверь. После пятого или шестого звонка послышались шаркающие шаги, и дверь распахнулась. Павел увидел перед собой тощую морщинистую женщину с бледным испитым лицом, на голове из обесцвеченных волосяных останков топорщилось некое подобие прически.
— Тебе чего? — развязно спросила она, недовольно глядя на непрошеного гостя.
— Гоша дома? — Павел постарался сымитировать блатную интонацию, чтобы тетка приняла его за своего.
— А ты кто? — женщина подозрительно прищурилась, продолжая беспардонно разглядывать незнакомца.
— Старый приятель. Заказ принес.
— Какой еще заказ? Гошка завязал давно, — голос женщины дрогнул, она попыталась захлопнуть дверь, но Павел успел просунуть ногу в дверную щель.
— Где Гоша? — злобно прошипел он и, отпихнув тетку, ввалился в грязную темную прихожую.
— Да кто ты такой? — завизжала женщина. — Гоша, тут сволочь какая-то! Из ментовки, что ли? Разберись с ним! — заголосила она, поспешно отступая в черную пасть комнаты.
Откуда-то из затхлого мрака возник заспанный Гоша в растянутых семейных трусах. Небритый и всклокоченный, он яростно тер глаза кулаками.
— Кто есть таков? — прохрипел он, и в прихожей невыносимо завоняло перегаром.
— Свои. Остынь, — спокойно заметил Павел и, не разуваясь, протопал на загаженную кухню. — Хочу дать тебе заработать.
Услышав слово «заработать» Гоша встрепенулся и затрусил следом. Щелкнул выключатель, и пыльная лампочка тускло осветила заляпанную жиром плиту и колченогий стол, накрытый подозрительно блестящей клеенкой. Сообразив, что скатерка сияет отнюдь не чистотой, Павел на всякий случай отодвинулся от стола подальше. Гоша плюхнулся напротив и выжидательно уставился на посетителя.
— Я Володя из Жулебино. Ты нам с приятелем года три назад банковские документики рисовал. Не помнишь? — соврал Павел.
— Не помню, — мотнул головой Гоша.
— Ну и не парься. Заказ у меня есть. Нужно загранпаспорт нарисовать. За неделю сделаешь?
— Смотря сколько заплатишь, — фыркнул Гоша, достал из служившей пепельницей старой консервной банки лохматый окурок и чиркнул спичкой.
— Тысячу, — резанул Павел.
— Четыре, — хитро подмигнул Гоша.
— Нет. Тысячу евро и точка.
Мутные глазенки Гоши забегали, он вскочил со стула, засуетился, заюлил:
— В евриках, значит. Ну по рукам, по рукам, брат. Только чистую ксиву сам привезешь. А я уж, будь спокоен, нарисую. Это ж не ксерокс тебе какой-нибудь. Ручная работа! Класс! Может, чайку? Или чего покрепче, чтоб сделку вспрыснуть?
При мысли о совместном распитии чего бы то ни было в убитой ночлежке Павла перекосило.
— Спасибо, сыт. Бланк паспорта вечером привезу. Но чтоб через неделю было готово, — Павел поднялся и двинулся к двери.
Бывший вор-рецидивист торопливо зашаркал следом, услужливо заглядывая клиенту в глаза:
— Все будет сделано. В лучшем виде. Ни одна таможня не подкопается. Фирма.
На улице смеркалось, Павел вдохнул полной грудью, поблагодарил Бога за помощь и не спеша двинулся к машине. Теперь турагентство и покупка чистого паспорта.
— Это не проблема, у меня и на этот случай человечек имеется, — бодро сказал он, включил габариты и вырулил со двора на проезжую часть.
Впереди мелькнула серая «десятка» с тонированными стеклами. В голове у него помутилось, сердце подскочило и заухало, как кузнечный пресс, перед глазами замелькали огненные пятна, его затрясло.
— Дьявол! — в бешенстве заорал он и что есть мочи шарахнул по рулевому колесу кулаком.
Клаксон издал короткий мощный гудок, и Градов опомнился. Сделал три мощных вдоха-выдоха, задержал дыхание — сердце плавно переместилось на положенное место, дрожь прекратилась.
— Так и до Кащенко недалеко, — Павел укоризненно покачал головой и пощупал пульс.
Убедившись, что пульс возвращается в норму, он надавил на педаль газа.
— Ничего, Дронушка, мы еще повоюем, — погрозил он невидимому мертвецу кулаком и рванул вперед.
Глава тринадцатая
С самого утра Мара жаловалась на ужасную мигрень, нудила по поводу безалаберной дочери и везде совала свой нос.
Дразнящий запах форели, запекавшейся в духовке, Олега подстегивал. Вот уже шестое по счету утро начиналось с приготовления вкусной и полезной пищи и сбора многочисленных пакетов. Ольгу обещали выписать только к концу следующей недели, а до той поры на Олежку свалились и больная жена, и беспомощная теща, и хозяйство. О работе и говорить не приходится, ее никто не отменял. Самой обременительной заботой оказалась теща. Махровая эгоистка Мара обладала удивительной способностью чувствовать себя жертвой в любой ситуации. Даже теперь, когда дочь очутилась в больнице, она умудрялась жалеть не ее, а себя:
— Боже мой, это называется — приехала к дочери в Москву! Вместо театров и выставок я вынуждена бегать по больницам! И все из-за халатного отношения Алечки к своему здоровью, — причитала она, отмеряя пятнадцать капель пустырника.
Реплики тещи вызывали в Олеге растущее раздражение, но он терпеливо сносил ее стенания, зная, что его ссора с тещей Ольгу расстроит. Сняв бигуди и тряся нечесаными буклями, теща бесцельно слонялась по квартире, не зная, чем заняться. Мысль о том, что зятю требуется помощь, ей в голову не приходила. Олег метался между духовкой и пакетами с чистым бельем, книгами, кассетами, фруктами, кефиром, орешками, конфетами и прочей дребеденью. В седьмой раз столкнувшись с Марой в дверях, он желчно буркнул:
— Давно не виделись, мамуля!
Мара позеленела от злости, она не выносила, когда ей напоминали о возрасте, пружинки пшеничных локонов подпрыгнули от негодования, но она сдержалась. Чувствуя себя отомщенным, Олег протрубил победный марш и принялся за укладку вещей. Через минуту из кухни послышался жуткий грохот и жалобный вой тещи:
— А-а! Больно! А-а, ой-ей-ей…
Отшвырнув отутюженную пижаму, Олег ринулся на помощь. Мара сидела на полу посреди кухни, воздев указательный палец кверху, и отчаянно вопила.
— Скорую, скорую, вызывай! — завидев зятя, заголосила она. — Ожог! Страшный! Третьей степени!
Олег рывком поднял ее с пола, усадил на стул, осмотрел покрасневший палец и укоризненно произнес:
— Прекратите истерику и намажьте палец зубной пастой. У скорой есть дела поважнее.
— Смерти моей хочешь, жестокий ты человек? — простонала Мара и закатила глаза, симулируя потерю сознания.
Пыхтя от злости, Олег принес из ванной тюбик зубной пасты и щедро обмазал пострадавший палец. Спустя пару минут теща пришла в себя и восторженно залопотала:
— Ну надо же! Простенько, но эффективно! В жизни бы не подумала, что зубную пасту можно использовать как лекарственное средство. Спасибо, Олежек!
И извиняющимся тоном закончила:
— Я ведь только помочь хотела — открыла духовку и краешек фольги отвернула, но она оказалась огненной!