Похоже, им не врали. Они не видели, чтобы кто-нибудь разговаривал по мобильному или стационарному телефону. Прошел слух, что работают телефоны спутниковой связи и что в офисе на втором этаже есть один такой, подсоединенный к факсу.
Всякий раз, когда мимо проходил кто-нибудь из охраны, они умоляли разрешить им позвонить по этому или любому другому телефону; в лучшем случае, охранник пожимал плечами или мычал что-то неопределенное.
— Телефоны не работают, — сообщил один. — А вы вообще террористы. «Талибан», вот вы кто.
Начинало смеркаться. На допросы ушло три часа, да и в клетке они просидели столько же. Каждому выдали по маленькой картонной коробке с надписью «Копченые свиные ребрышки» на боку. Внутри находились одноразовые нож и вилка, плавленый сыр, пара крекеров, пакетик растворимого апельсинового напитка и упаковка свиных ребрышек. Это была готовая к употреблению еда типа военного пайка.
Зейтун сказал охраннику, что они с Нассером — мусульмане и не могут есть свинину.
— Ну и не ешьте, — пожал тот плечами.
Зейтун и Нассер поели крекеры с сыром, а ребрышки отдали Тодду и Ронни.
С приближением темноты звук работающего за спиной дизеля, казалось, становится все громче. Зейтун понимал, что, несмотря на усталость, вряд ли кто-нибудь из них сможет заснуть. На кораблях ему доводилось работать в машинном отделении, но даже там было тише. Такого грохота ему раньше слышать не приходилось. В ярком свете прожекторов двигатель выглядел как огромная стонущая от напряжения кровожадная печь.
— Мы можем помолиться, — сказал Зейтун Нассеру.
Он перехватил его взгляд и догадался, о чем Нассер думал. Они должны совершить намаз, им предписано делать это пять раз в сутки, и тем не менее Нассер нервничал. Вдруг их поведение вызовет еще больше подозрений? Что, если над ними станут издеваться или даже накажут?
Зейтун же, наоборот, не видел оснований этого не делать, пусть даже молиться придется на виду у всех.
— Мы должны, — сказал он. И подумал, что в таких условиях молиться надо чаще и с большим жаром.
— А как же быть с вуду[19]? — спросил Нассер.
Коран требует, чтобы мусульмане совершали омовение перед молитвой, а Зейтун с Нассером в клетке сделать этого не могли. Но Зейтун знал, что при отсутствии воды Коран разрешает совершать символическое омовение пылью. Так они и поступили. Подобрали с земли камешки, потерли ими ступни, головы и руки, а потом опустились на колени и совершили намаз. Зейтун заметил, что они привлекли повышенное внимание охраны, однако их это не остановило.
Стемнело, на крыше и на соседнем здании зажглись прожекторы. Ночь становилась все прохладнее и темнее, но свет не выключали, он был еще ярче, чем днем. Заключенным не выдали ни одеял, ни простыней, ни подушек. Вскоре прежнего охранника сменил на посту новый; на вопрос, где, по его мнению, им спать, он ответил, что ему все равно, где они будут спать, лишь бы он их всех видел.
В ту ночь Зейтун даже не пытался заснуть. А вдруг появится кто-нибудь из начальства, или адвокат, или какое другое гражданское лицо? Его товарищи старались кое-как устроиться на полу, подложив руки под головы. Ни один не спал. Даже если кому-то и удавалось найти удобную позу, звук работающего мотора и вибрация не давали уснуть. О сне в этом месте не могло быть и речи.
Незадолго до рассвета Зейтун навалился животом на стальную скобу. Отдохнуть в такой позе минуту-другую можно было, но никак не дольше. Тогда он попробовал прислониться к скобе спиной, скрестив руки на груди. Тоже нереально.
Ночь прошла без происшествий, если не считать регулярно проходивших мимо их клетки охранников с овчарками. Физиономия охранника, неизменная М-16 да свет прожекторов, бьющий со всех сторон по изможденным лицам пленников, полубезумных от усталости и растерянности, — вот и все, что он видел.
Среда, 7 сентября
Когда начало светлеть, Зейтун понял, что не спал ни секунды. Закрывал глаза на несколько минут, но сон не приходил. Ложиться на пол Зейтун отказался, но, даже если бы он и смог заставить себя это сделать, если бы смог справиться с паникой, со страхом за свою семью, свой дом, непрерывный гул дизеля не дал бы уснуть.
Зейтун наблюдал, как ночного охранника сменил дневной. У этого было то же выражение лица, что у его предшественника, — непоколебимая уверенность в греховности людей в клетке.
Зейтун с Нассером снова совершили вуду и намаз, а закончив, уставились на глазевшего на них охранника.
С восходом солнца Зейтун приободрился, даже воспрял духом. Он рассудил, что с каждым днем в город будет мало-помалу возвращаться порядок и что уже скоро муниципальные власти придут им на помощь. А как только помощь прибудет, настанет конец хаосу, загнавшего его в эту клетку, и разрешатся все недоразумения.
Зейтун уговорил себя, что вчерашнее было случайностью, что новый день вернет все в русло порядка и законности. Ему позволят позвонить, официально предъявят обвинения, возможно, он даже встретится с защитником или судьей. Он позвонит Кейти, а она наймет лучшего адвоката, какого только сможет найти, и через несколько часов его мучения закончатся.
Его товарищи, сумевшие урвать пару часов сна, просыпались один за другим, вставали, потягиваясь. Принесли завтрак — опять военные пайки, на этот раз с ломтиками ветчины. Зейтун с Нассером съели, что могли, а остальное отдали Ронни и Тодду.
Пока тюрьма просыпалась, Зейтун, как мог, изучал ее устройство. Длина сооружения — футов сто пятьдесят. И колючая проволока, и переносные туалетные кабинки — все совершенно новое. Ограждение — тоже, и очень хорошего качества. Зейтун знал, что до урагана ничего этого здесь не было: Новоорлеанский пассажирский терминал никогда не использовался в качестве тюрьмы. Он сделал в уме несколько приблизительных расчетов.
Чтобы доставить на вокзал сетку для ограждения, понадобилось бы не меньше шести грузовых платформ. Но ни автопогрузчиков, ни тяжелой техники Зейтун не заметил — клетки, скорее всего, были собраны вручную. Размах и скорость проделанной работы впечатляли. Когда они только успели?
Зейтуна привезли на вокзал шестого сентября, через семь с половиной дней после урагана. Даже в благоприятных обстоятельствах на строительство такой тюрьмы должно уйти четыре-пять дней. Из чего следовало, что уже на следующий день после основного удара урагана власти вовсю занялись строительством. Надо было найти и заказать сетку и колючую проволоку. Туалеты, прожекторы и другое оборудование или взять напрокат, или реквизировать.
Такой проект предполагал огромный объем планирования и слаженные действия. Обычному подрядчику понадобилось бы несколько недель на выполнение этой задачи; не обошелся бы он и без тяжелой техники. А если строить без техники, то нужны десятки рабочих. Чтобы быстро все закончить — не меньше пятидесяти, а то и больше. Откуда взялись люди? Кто выполнил эту работу? Неужели сразу после урагана подрядчики и рабочие без перерыва трудились, сооружая тюрьму? От всех этих вопросов голова шла кругом. А что самое удивительное, работы производились второго, третьего и четвертого сентября — в те же самые дни, когда жителей снимали с крыш, обнаруживали — живыми или мертвыми — на чердаках.
В середине дня Зейтун услышал нечто странное — шум автобусного мотора. Он присмотрелся: в дальнем конце парковки разворачивался школьный автобус. Вскоре из него вышли человек тридцать в оранжевых тюремных комбинезонах, среди них — одна женщина.
Это были заключенные из тюрем округа Джефферсон и города Кеннер — те, кто сидел там до урагана. Примерно за час их распределили по клеткам. Опять вспомнилась тюрьма в Гуантанамо: все заключенные с любого места видны как на ладони. Дополнявшая картину оранжевого цвета одежда только усугубляла сходство.
Как только размещение было закончено, всех предупредили насчет ограждения. Каждое прикосновение к сетке повлечет за собой суровое наказание. Странные им предлагались условия существования… Пол станет кроватью, туалетная кабинка без двери — ванной, а на торчащей из пола стальной скобе они смогут по очереди сидеть. В течение первого часа, пока вновь прибывшие осваивались в своих новых камерах, охранники не переставали орать, объясняя, где и как им стоять, к чему нельзя притрагиваться.
В клетку неподалеку от Зейтуна поместили мужчину и женщину; вскоре пополз слух, что этот мужчина — снайпер, который стрелял по вертолетам, пытавшимся приземлиться на крышу больницы.
Обед в тот день отличался от вчерашней еды. Охранники принесли сэндвичи с ветчиной, которые просовывали через отверстия в сетке.
И снова Зейтун с Нассером не стали есть.
Присутствие собак было постоянным. В поле зрения всегда маячили, по меньшей мере, два охранника, которые — наверняка намеренно — прохаживались со своими питомцами вдоль самой сетки. Время от времени пес облаивал кого-нибудь из заключенных. Кто-то из товарищей Зейтуна упомянул тюрьму Абу-Грейб и поинтересовался, когда им прикажут, раздевшись догола, составить «пирамиду» и кто из охранников, ухмыляясь, сфотографируется на их фоне.
К двум часам пополудни в тюрьме находилось около пятидесяти заключенных, но только к клетке Зейтуна и его товарищей был приставлен персональный охранник.
— Они, что, и впрямь считают нас террористами? — спросил Нассер.
Тодд закатил глаза:
— А с чего бы им засовывать нас в отдельную клетку, когда все остальные набиты под завязку?! Мы для них — лакомый кусок, крупная рыба.
В течение дня прибыло еще человек пять или шесть: их вывели из дверей вокзала и разместили в клетках. Одежда на них была обычная; скорее всего, как и Зейтуна с товарищами, их арестовали после урагана. Стало понятно, по какому принципу разделены заключенные: тех, кого перевели сюда из тюрем, привезли на автобусах и сразу загнали в клетки; задержанных после урагана сначала оформляли внутри вокзала, а потом выводили на площадь.