Уже открывая дверь, Зельда помедлила минуту, хотела было задать еще вопрос о Кейлебе Бэрджессе и его жене, но не решилась и, пробормотав «благодарю вас», вышла. Звякнул знакомый звонок у двери и еще долго провожал ее этот звук, пока она шла в свете умирающего дня, навстречу шуму и суете «Голден-Веста».
А в неубранной комнате, где были разбросаны ее платья и вещи Джорджа, где колыхались волны табачного дыма, она застала Джорджа, склоненного над своей записной книжкой в лоснящемся черном переплете.
Как-то в другой день она сушила волосы после мытья и, расчесывая золотой их поток, завешивавший ей лицо, как занавеской, думала о прошлых днях и старых знакомых. Вдруг она вскочила, под влиянием внезапной мысли, отбросила волосы за спину, позвонила и попросила явившегося на звонок мальчика принести ей телефонную книжку.
Через минуту она, с раскрытой книжкой на коленях, медленно водила пальцем по списку фамилий.
– Баульс – Бостон – Бойд – Бойль – Бойльстон! Вот оно! «Доктор Ральф Бойльстон – Отель Сент-Дунстан.» Уже не дом Фуллера и не отель «Калифорния»! Она записала номер на уголке страницы, оторвала его и через час с бьющимся сердцем вошла в телефонную будку и поднесла трубку к уху.
Ее прямо-таки потряс его голос, такой удивительно знакомый и близкий. Казалось, вчера только она слышала его.
– Кто говорит?
– Зельда.
– Кто-кто?
– Зельда. Зельда Марш. Помните вы меня? – Она слабо засмеялась. Молчание. Какое-то неясное бормотание с той стороны.
– Я здесь вот уже несколько недель, – продолжала она. – И решила сказать вам «здравствуйте»… Знаете, я ведь замужем. – Все еще никакой реплики со стороны доктора. Но вот слышно, как он кашляет, прочищая горло, и, чтобы выиграть время, переспрашивает:
– Что? Что вы сказали?
– Я замужем. Я здесь с мужем.
Снова молчание. В темноте будки она улыбается, представляя себе изумление доктора.
– Где вы находитесь? – спросил он после паузы. – Можно мне позвонить вам через несколько минут? Сейчас я очень занят. Скажите ваш номер, я позвоню, как только освобожусь.
Как ей это знакомо! Он хочет собраться с мыслями. А впрочем, может быть, у него кто-нибудь сидит. Она сказала номер и добавила удовлетворенно:
– Вызовите миссис Сельби. Я теперь Сельби, доктор.
Только что она успела дойти до лотка, на котором продавали газеты, как ее позвали обратно, к телефону.
В голосе доктора теперь была теплота, сердечность. Зельда здесь. Какой приятный сюрприз! Как она поживает? Замужем? Он в восторге, он рад за нее и непременно хочет ее повидать. Прийти к ней или она предпочитает встретиться где-нибудь?..
Потом:
– Знаете, и я женат.
– Да неужели?!
Смущенный кашель и смешок.
– Да, да, и старики иной раз способны выкинуть такую штуку. Я – новобрачный. Только второй месяц женат.
– Да не может быть!
– Да, женат на моей кузине. Вы ее, должно быть, помните – кажется, встречали ее, а? Мария Бойльстон из Стоктона.
– Никак не могу поверить! А я замужем давно. Мы оба – на сцене. Рассчитывали выступить здесь в «Орфее»… Да, в водевиле. Это гораздо выгоднее…
– И долго вы пробудете здесь?
– Несколько дней, вероятно.
– Хорошо, но когда же и где я вас увижу?
– Пойдемте куда-нибудь чай пить.
– Отлично. Куда?
– Как вы насчет «Паласа»? Я люблю это старое заведение. И не была еще там с приезда.
– Ну-ну… Я думаю… пожалуй… там слишком людно. А мне хочется поболтать с вами на свободе.
– Так, может быть, к Зинкэнду?
– Вот, вот, это самое подходящее место! Там в этот час ни души. Приятно будет снова побывать там с вами. Когда же? Завтра?
Назавтра, оглядывая себя в зеркало, Зельда улыбалась от удовольствия. Ее старания не пропали даром. Никогда – казалось ей – она еще не была так эффектна. Новый костюм, матово-черный, обрисовывавший ее изящную фигуру, черная шляпа с пером на золотой короне волос, белые перчатки, букет фиалок… Пока она шла к месту встречи с доктором, все оглядывались на нее, и она видела это.
В тускло освещенном ресторане, где она так часто слушала оркестр Стэрка, встретил ее показавшийся чужим, седой господин, прилизанный, с брюшком. Зельда остолбенела, узнав в нем Бойльстона. Он был и тот – и не тот. Зельда не ожидала увидеть в нем такую перемену. Но изменилась и она, внутренне и внешне, и видела, что доктор поражен этой переменой не меньше чем она – переменой в нем.
– Боже, Зельда, какая вы стали красавица! Вы теперь – женщина, ослепительная женщина! Милочка, да вы – сногсшибательны!
Зельда искала этой встречи отчасти из любопытства, отчасти чтобы развлечься. Но говорил в ней и искренний дружеский интерес. Она эти полтора года вспоминала доктора с каким-то смутным раскаянием. Она воображала его одиноким, постаревшим, тоскующим по ней. Первый же взгляд рассеял ее заблуждение.
Она рассказала ему о себе, как можно короче и в самых неопределенных выражениях. Она счастлива, довольна своей жизнью, делает карьеру. Ее муж – хорош собой, умен, написал пьесу, в которой они оба выступают, любимец публики и товарищей. Ей хотелось узнать, чем объясняется перемена в докторе, его благополучный вид. Женитьбой, вероятно? Он несколько смущенно отвечал на ее вопросы.
Его жену – Марию Бойльстон – Зельда не может не помнить, она видела ее и сестру его: обе приезжали из Стоктона, когда он был так опасно болен. Эта кузина унаследовала значительное состояние, переселилась в Сан-Франциско, была очень внимательна к нему и у него вошло в привычку видеть ее ежедневно. «Просто от того, что я был так одинок, Зельда.» Но он не скрывал, что на его решение жениться повлияли и деньги кузины. Отчего же нет? Мария не знала, что с ними делать, не умела их использовать. Он же утратил интерес к своей практике, да и вкус к жизни тоже после бегства Зельды. Кузина и он оба уже в том возрасте, когда осталось мало радостей в жизни и женитьба – благоразумный шаг. Через год они отпраздновали свадьбу, устроились в великолепной квартире в отеле «Сент-Дунстан». Он закрыл свою консультацию, продал практику и теперь только изредка ездит на консилиумы.
– И это – начало последней главы в истории одного ничтожного существования, – заключил доктор. – Боюсь, я виноват перед вами, Зельда… Ну что же, я расплатился за это. Я во всю мою жизнь только и был счастлив, когда мы с вами проводили вечера в вашей квартирке в доме Фуллера и вы были такая милая и так весело хозяйничали… Я сам испортил все… Но вы, надеюсь, счастливы, довольны, да, Зельда? – сказал он, быстро меняя тон. И когда повернулся к ней, Зельда заметила предательскую влагу под очками. Ее радужное настроение исчезло. Она пришла, чтобы показаться в полном блеске старому поклоннику, но сейчас волна горечи поднялась в ней при мысли о том, как предательски, как эгоистично поступил с ней этот человек, сидящий перед нею с мокрыми от слез глазами, жирный, хорошо одетый, достигший благополучия. Под видом дружеского участия он держал ее взаперти, лгал, морочил ей голову и с холодной расчетливостью совратил ее. А теперь он проливает слезы от жалости к себе! Озлобление вспыхнуло в ней, мелькнула мысль о мести. Как легко нарушить его мирное житие! Разнести в щепки приют, где он благодушествует со своей Марией! Чтобы испытать свою силу, она медленно подняла на него глаза и усмехнулась. Больше ничего. И в тот же миг его лицо вспыхнуло, руки потянулись к ее рукам и схватили их.
– Зельда, – прошептал он хрипло. – Зельда, вы – изумительны! Все та же моя Зельда, мой маленький калифорнийский цветочек!
Но она с глубоким вздохом вырвала руку и встала. Ей вдруг показалось очень скучно и бесцельно снова терпеть его приставания.
– Мне пора к мужу, – подчеркнула она последнее слово.
– Ах, да, – залепетал он, – да… понимаю… конечно… все это кончено.
Старая страсть в нем снова вырвалась наружу. Он сгорбился на стуле, с печальным, посеревшим лицом. Зельда, стоя, холодно смотрела на него с высоты своего роста.
Ее любопытство удовлетворено. Он может идти к своей Марии, деньгам, великолепной квартире и умирать там в роскоши и в жалости к самому себе.
– Животное… – мысленно говорила она с презрением, возвращаясь домой. – Животное, – повторила она, входя в гостиницу и подымаясь в лифте на второй этаж. И с этими словами на устах она толкнула незапертую дверь и вошла в номер.
В номере повсюду валялись ее платья, тускло горело электричество сквозь волны табачного дыма, и Джордж что-то озабоченно записывал в свою черную кожаную книжку.
Глава седьмая
Однажды она забрела в «Альказар» на дневное представление. Прошло более двух лет с тех пор, как она в последний раз была в этом театре, но Меерович сразу узнал ее, обрадовался и усадил в ложу.
Игра показалась ей хуже, чем в прежнее время. Многие из тех актеров, которыми она так восхищалась, перебрались на Бродвей или в другие места. Покидая театр, она спросила себя, не оттого ли ей все кажется иным, что изменились ее собственные вкусы.
Было сыро и пасмурно. Она чувствовала усталость. Казалось, в Сан-Франциско не осталось ничего интересного для нее. Друзья исчезли. Все было не такое, как прежде.
Она уныло направилась в «Голден-Вест». Вдруг какой-то хорошо одетый господин остановил ее.
– Простите, – сказал он, сняв шляпу, – вы Зельда Марш?
Она посмотрела на его кудрявую белокурую голову, бледно-голубые глаза – и воспоминание зашевелилось в ней.
Она знает его – знала когда-то… он…
– Джерри Пэйдж! – вскричала она дрогнувшим голосом.
– Ну, конечно, Джерри Пэйдж! Я увидел вас в театре и поразился. Вы как будто та же, но я не был уверен из-за… из-за…
– …Нового цвета моих волос, – закончила она весело.
– Вот именно, – сказал он с облегчением. Его смеющиеся голубые глаза изучали ее. – Вы стали просто ослепительны. И, вероятно, это знаете.
– О, приходится заботиться о своей внешности, – ответила легким тоном Зельда. – Я ведь теперь на сцене. Вы, может быть, не знали этого? И я замужем. Мой муж и я играем в водевилях, это, знаете, гораздо выгоднее. Мы здесь проездом.