Укрепившись на господствующей высоте и перекрыв казанцам пути сообщения, русские предприняли попытку «взломать» цитадель изнутри. Подкупом им удалось переманить князей и мурз, которые «тайно уходили» к ставленнику Москвы Шиг-Алею{191}. С помощью интриг русские посадили в Казани Шиг-Алея, тот «зазвал к себе многих князей и уланов лутчих казанских на пир да побил и перерезал 70 человек лутчих»{192}, однако не смог удержаться на престоле. Тактика «троянского коня» не оправдала себя, Москве требовалось сверхмощное оружие и специалисты-подрывники.
В это время компания Фуггеров переживала серьезные неприятности на английском рынке. В марте 1551 г. немецкие купцы, торговавшие стратегическим сырьем на лондонском Стил-Ярде, лишились дипломатического иммунитета и привилегий в пошлинах, которыми пользовались на протяжении 200 лет{193}. К июню английское правительство досрочно погасило долг короля Эдуарда VI на сумму 150 000 флоринов, взятый в банке Фуггеров в предыдущем году{194}. Банкиры вернули свои деньги, но потеряли влияние при английском королевском дворе. Репутация Фуггеров серьезно пошатнулась в деловых кругах Европы, вызвав в том же году цепочку банкротств генуэзских банков, связанных финансовыми обязательстами с Домом Фуггеров.
В этих условиях вопрос успешного выполнения контракта на поставку специалистов и вооружения русскому царю приобретал первостепенное значение. Западная граница России была крепко заперта польским королем и Ливонским орденом, однако германские мастера могли воспользоваться другой дорогой — через Италию и Константинополь.
В конце лета 1551 г. у Иоганна Штейнберга появился партнер — граф Филипп фон Эберштейн, служивший в чине имперского стольника. Выбор партнера, несомненно, принадлежал Антону Фуггеру: его старший сын, Маркус, был женат на родственнице графа — Сибилле фон Эберштейн{195}. В письме к Карлу V от 4 сентября 1551 г. Штейнберг выражал от своего имени и от имени фон Эберштейна верноподданические чувства и готовность действовать на благо христианского мира. Десять дней спустя, 14 сентября, получив сообщение из Вены, папский нунций Пиетро Бертано проинформировал Рим о возрождении надежд на воссоединение Православной и Католической церквей. Осенью 1551 г. этот вопрос занимал важное место в переписке папы Юлия III (Джованни Мария Чокки дель Монте) с кардиналом Алесандром Фарнези и Гранвеллом, епископом Арасским{196}.
В январе 1552 г. Иоганн Штейнберг и граф фон Эберштейн прибыли в Рим. Через папского нунция Бертано и герцогиню Маргариту Палеолог им удалось заручиться поддержкой кардинала Эрколя Гонзага. К делу был также привлечен кардинал Бернардо Мафей, имевший большой вес в окружении папы Юлия III. К весне вопрос о переброске специалистов в Россию через Италию и Стамбул был решен положительным образом. Кардиналы дали согласие на выдачу паспортов, а также проезжих документов ко всем правителям, через земли которых Штейнберг и его спутники будут следовать. Было решено снабдить посланников грамотой к московскому митрополиту. Сообщение об этом, вероятно, как можно скорее было передано в Москву.
В конце марта 1552 г. на торжественном заседании Думы царь объявил о своем решении идти на Казань. Войска скорым маршем добрались до Свияжска и после этого несколько месяцев томились в ожидании начала кампании. В лагере началась эпидемия заболевания, напоминавшего цингу. От безделья ратники предавались «гнусному любострастию». Бояре советовали царю отложить поход до зимы.
На исходе весны наконец было получено сообщение о прибытии оружия и военных специалистов. В начале июля 1552 г. Иван IV с многотысячным войском вышел в поход. Полтора месяца спустя армия расположилась станом под Казанью. «Два дня выгружали пушки и снаряды из судов»{197}. Осада и артиллерийский обстрел продолжались в течение пяти недель, но крепость не сдавалась. В самом начале октября под руководством «немчина Розмысла» были сделаны четыре подкопа под стенами города. В общей сложности подрывных дел мастера заложили в подкопы не менее 60 бочек пороха, то есть около 5 тонн смертоносного зелья. Второго октября неприступные стены рухнули, и после кровопролитной сечи Казань капитулировала.
Как и в предыдущий раз, представители Дома Фуггеров не имели никакого отношения к доставке артиллерии, пороха и боеприпасов, поскольку Штейнбергу и фон Эрберштейну так и не удалось покинуть Рим весной 1552 г. Несмотря на рекомендации кардиналов, Папа отклонил прошение посланцев из Аугсбурга. Причиной тому стала петиция польского короля, переданная через секретаря Альберта Крижки. Сигизмунд-Август предостерег Папу о возможных последствиях, которые возникут в случае если Штейнберг и сопровождающие его лица будут отпущены в Россию. Папская курия приостановила дело и не дала разрешения на проезд германских мастеров и провоз товаров.
Бумажная волокита продолжалась ровно год. Весной 1553 г. графу фон Эберштейну удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Кардиналы Фаненсис, Мафей и папская курия в течение нескольких месяцев вели оживленную переписку о «нашем Иоганне Штейнберге» и об условиях соединения Православной и Католической церквей. Кардинал Мафей составил меморандум, в котором, в частности, предусматривались следующие условия подчинения Москвы Риму: «1. Великий Князь, как только он будет назван Папой царем, должен послать свои официальные грамоты с клятвой в верности и послушании Папе и Святому престолу. 2. Каждому вновь выбранному Папе в первый год понтификата царь должен по обычаю прежних князей присылать свои грамоты, чтобы в той же верности и послушании присягнуть. 3. Глава Московского царства должен избираться в наследном порядке, но подтверждение в избрании получить от Папы, который передаст ему палиум как главе государства и легату, и после подтверждения Царь сам лично или через своего уполномоченного принесет присягу верности и послушания. И из-за большой удаленности Московской провинции глава церкви передаст архиепископам палиум и подтвердит назначение других епископов от имени Папы и себя как его легата. 4. Царь и глава церкви поклянутся приложить все усилия, чтобы русская церковь с римской как с матерью всех нынешних церквей была объединена в мире по возможности быстро и спокойно. 5. Всему христианскому миру пойдет на пользу, когда Папа и другие кардиналы будут использовать свой авторитет, чтобы хранить крепкий мир с великим князем московским, королем польским, немецким орденом и сословиями Лифляндии. Совместными усилиями будет удобнее и легче направить оружие против турков и татар»{198}.
Обмен посланиями был прерван кончиной кардинала Бернардо Мафея (16 июля 1553 г.), но уже в сентябре Штейнберг и фон Эберштейн действовали через брата покойного — кардинала Марка Антонио Мафея. С его помощью они заручились поддержкой Джованни де Каппи, кардинала Тренийского. Де Каппи выразил согласие оказать посильное содействие в решении вопроса и написать письма к русскому царю, императору Карлу V, королю Фердинанду I и польскому королю. Удалось ли кардиналу осуществить свое намерение — не известно, но 10 декабря 1553 г. он скончался. На этом сведения об участии Штейнберга и графа фон Эберштейна в «русском проекте» обрываются. Они, видимо, вышли из дела{199}.
Сен-Жермен-ан-Лэ — Феррара (январь 1554 г. — конец 1557 г.)
После неудачи в Риме контракт, заключенный между Шлитте и Штейнбергом, потерял силу, и полномочия были возвращены Гансу Шлитте. Уже «в день обращения Павла», то есть 12 января 1554 г., саксонец обратился с письмом к датскому королю. Называя себя «московским посланником», он испрашивал у Христиана III аудиенции для некого Берварда Бернера, которому поручил обсудить вопрос, касавшийся отправления в Россию искусных ремесленников. Шлитте жаловался в письме на жителей Любека, которые закрыли ему все пути и дороги, так что он «ни через какое место не может проехать», и сетовал, что «телесная немочь», которую он приобрел «от долгого тяжкого заключения», все еще не позволяет ему «путешествовать сухим путем»{200}.
В течение пяти месяцев Бервард Бернер старался выполнить поручение Шлитте, однако все усилия оказались тщетны. В письме от 27 мая 1554 г. он сообщил королю Христиану III, что неожиданно «встретил помеху» и перепоручил это дело своему другу Левину фон Оберх{201}. Миссия фон Оберха, по-видимому, также натолкнулась на какие-то препятствия и не была доведена до конца.
Следующие известия о деле Шлитте относятся к весне-лету 1555 г. По сообщению Фейта Зенга, саксонец отправился во Францию в сопровождении Георга Гогенауэра из Аугсбурга. Для успеха предприятия Антону Фуггеру пришлось заручиться поддержкой императора. Это обошлось банкиру в очень крупную сумму: он сжег в камине вексель Карла V на сумму, которая обеспечила победоносный поход императорских войск в Тунис. Карл V сдержал слово. Во время визита во Францию он посетил сокровищницу Генриха II и, осматривая несметные сокровища короля, отметил, что «знаком с одним ткачом из Аугсбурга, которому ничего не стоит купить все это»{202}