{331}. Убоявшись Божьего гнева, к началу 1557 г. царь вернул свое расположение княгине Ефросинье. В январе в афонскую Хиландарскую лавру были отправлены многие дары Ивана IV. Среди них упомянута «катацетазма шита, на ней образы Господа нашего Иисуса Христа и Пречистыя Его Богоматери, и Предтечи Иоанна, и многих святых, и чюдне сотворена шитием златом и сребром и многия шелки»{332}. Судя по описанию завесы к церковным дверям, столь сложная многофигурная композиция была выполнена в «светлице» княгини Старицкой.
Царевич Федор родился 11 мая 1557 г. С рождением второго сына в духовную грамоту государя были внесены необходимые дополнения о разделе владений между детьми. Несомненно, встал вопрос о судьбе Дмитровского удела. Нет каких-либо документальных подтвержений тому, каково было распоряжение Ивана IV, но из дальнейших событий можно сделать вывод, что государь предусмотрел передачу оставшихся волостей Дмитровского удела царевичу Федору.
Надо полагать, княгиня Ефросинья осталась недовольна таким волеизъявлением царя. К началу 1558 г. в мастерской княгини Старицкой была создана первая из четырех плащаниц «Положение во гроб. Оплакивание», и вскоре царскую семью постигло горе. В июне 1558 г. скончалась двухлетняя царевна Евдокия. По удивительному совпадению, в том же месяце — июне, согласно календарным расчетам, супруга князя Юрия Васильевича, Ульяния, после долгих лет бесплодия наконец понесла. В марте 1559 г. князь Владимир присутствовал на крещении племянника Ивана IV — Василия Юрьевича.
В связи с этим радостным событием государь, скорее всего, пожаловал родного брата щедрыми подарками. Как показывают дальнейшие события, среди этих пожалований находился спорный участок — московское подворье князя Дмитровского. Вслед за этим между Иваном IV и князем Владимиром Старицким наступило заметное охлаждение.
Первого октября 1559 г. в Москве состоялись всенародные торжества — освящение каменного храма Покрова, что на Рву, воздвигнутого в честь Казанской победы. На освящении присутствовала вся царская семья, князь Юрий, крещеные цари казанские Александр (Утемиш-Гирей) и Семион (Едигер-Магмет), но имя князя Владимира не упомянуто{333}. Два месяца спустя, на Николу зимнего (6 декабря 1559 г.), в Можайске заболела царица Анастасия. Около этого времени мастерицы княгини Ефросиньи создали вторую плащаницу на сюжет «Положение во гроб. Оплакивание». Сильвестр грозил Божьим наказанием, и Ивану IV пришлось вновь пойти к двоюродному брату на поклон. Это случилось, когда скончался вымоленный у Бога сын князя Юрия Васильевича.
Составитель Летописца Русского особо отметил странное совпадение: 20 февраля 1560 г. «на масленице, с середы против четверга, на десятом часу нощи, за три часы до света преставися князь Василий Юрьевич, князь Юрьев сын Васильевича, внук великого князя Василия Ивановича всея Руси, году без дву недель; и о сем государю скорбь бысть немала. Тое же ночи, с середы на четверг, в то же время, на десятом часу ночи, за три часа до света родися князю Володимиру Андреевичу дщерь Евдокия (так! — Л.Т.) от его княгини Евдокии, и царь и великий князь, а с ним сын его царевич Иван, да с ним царь Александр Казанской, и многие бояре на завтрее того, в пятницу, были у князя Володимира Андреевича на его радости, и порадовашеся с ним, и овощи кушали»{334}.
Очевидно, летописец не случайно подчеркнул, что умерший младенец являлся внуком князя Василия III. Устрашенный Божьим наказанием, Иван IV признал преимущественную силу завещания своего отца, Василия III, над завещанием деда, Ивана III, а рождение дочери у двоюродного брата — более важным событием, чем смерть сына у родного.
Возможно, уже в феврале у государя появились подозрения, что «наведение лиха» на царскую семью — на совести Сильвестра. Летом того же года, когда здоровье царицы Анастасии ухудшилось, Сильвестру было позволено принять постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. По словам князя Андрея Курбского, тот, удаляясь в затворничество, предсказал пожар на Москве: «Исходище во изгнание пророчествовал, иж восхощет бог казнь огнем попустить воскоре на едину часть града… яко и бысть»{335}.
Сослав Сильвестра, царь приблизил князя Старицкого. В июле, когда Москву охватил пожар, князь Владимир руководил спасением столицы бок о бок с государем: «…и едва царь и великий князь со князем Владимиром Андреевичем и з бояры, и двором своим, и стрельцы, и со множеством народа многим трудом, Божию благодатью, угасиша огонь». Однако семейная идиллия продолжалась недолго. Месяц спустя, 7 августа 1560 г., государыня скончалась. В тот же день царь отдал приказ передать князю Юрию московское подворье дяди, князя Юрия Дмитровского, а также Угличский удел: «Брату своему Юрью Васильевичю велел царь и великий князь место очистити на двор дяди своего княже Юрьевского Ивановича Дмитровского, позади Ивана Святого, что под колоколы. ‹…› От того же времени царь и великий князь брату своему князю Юрью Васильевичю учал обиход его строити из его городов и волостей, чем его благословил отец его, князь великий Василей Иванович Всея Руси…»{336} Возможно, ему был также передан Дмитровский удел.
Разрядная книга называет имена трех наместников, получивших назначение «на береженье» князя Юрия: бояр И. А. Куракина, Д. С. Шестунова и А. И. Прозоровского (дворецким){337}, поэтому вполне вероятно, что под их управлением находились три разрозненных землевладения: московское подворье, Угличский и Дмитровский уделы. Выделение удела князю Юрию Васильевичу свидетельствует о внесении изменений в духовную грамоту государя по смерти царицы Анастасии. Несомненно, поправки в завещании отражали полную «остуду» царя к княгине Старицкой, но опале подверглись ее сторонники. Иван IV «положил свой гнев» на попа Сильвестра, обвинив в «чародействе» и упрекая в том, что «от него пострадах душевне и телесне»{338}. Фактически тот был обвинен в отравлении царицы и детей, а также в попытке убийства самого царя. В Москве был созван собор, который вынес заочный смертный приговор Сильвестру и его сподвижнику Адашеву, но оба избежали казни. Адашев был сослан в Дерпт, где скончался от «огненной болезни». В ближайшем окружении царя его смерть объявили самоубийством, будто он «сам себе задал яд смертоносный и умре»{339}. Умертвить Сильвестра побоялись, тот скончался в заточении несколько лет спустя.
Через неделю после порохон царицы Анастасии был поднят вопрос о повторной женитьбе государя. Не прошло и сороковин, как сваты были направлены в Литву, Швецию и в Черкесию. Год спустя, в августе 1561 г., князь Старицкий присутствовал на венчании Ивана IV с Марией Темрюковной. Свадебные торжества проходили при закрытых дверях. Как отметил английский путешественник Дженкинсон, городовые ворота были заперты три дня, и никто «не смел выходить из своего дома (за исключением некоторых из его приближенных) во время празднования свадьбы; причина этого распоряжения неизвестна и доселе»{340}.
Видимо, уже во время свадьбы с Марией Темрюковной были введены должности «дружек», выполнявших совершенно новые функции. Их перечень находим в свадебной росписи 1572 г. (венчание с Марфой Собакиной): часовые на лестницах во дворце, на кремлевских и городских воротах, поставленные для того, чтобы «Государя Царя и Великого князя дворец от огня беречи и на двор не пущати ‹…› и ворота городовые пойтить запереть»{341}. Государь, несомненно, получил известие, что в «светлице» его тетки вышита третья плащаница «Положение во гроб. Оплакивание».
Царица Мария родила сына в июне 1562 г. Мальчика окрестили Василием. Около этого года в «светлице» княгини Ефросиньи мастерицы изготовили удивительный по красоте покров на раку Василия Кесарийского (память 1 и 30 января), вклад в Соловецкий монастырь. Исследователи отмечают необычность выбора сюжета из Жития: о «евреине Иосифе», который, «изяществуя в хитрости врачевательного художества», предсказал смертный час святому Василию, однако тот, к изумлению Иосифа, встал со смертного одра, совершил литургию и лишь после этого скончался{342}.
Царевич Василий прожил меньше года, он умер 6 мая 1563 г., а в июне по доносу Саблука Иванова, дьяка князя Владимира, начался сыск по делу княгини Ефросиньи и ее сына по обвинению в злом умысле против царской семьи. Митрополит Макарий с духовенством просили простить Старицких. Князь Владимир получил прощение, но весь его двор был заменен новыми людьми по выбору государя. Его удельные права были урезаны. Царь возложил опалу на княгиню Ефросинью: 5 августа она приняла постриг под именем Евдокии и избрала местом своего пребывания Горицкий монастырь{343}.
Старицкие потеряли многие привилегии, но сохранили жизнь, в то время как жестокие казни по приказанию царя приобретали все более угрожающий размах. Убийство князя Д. Ф. Овчины-Оболенского, совершенное царскими псарями весной 1564 г., ужаснуло ближайшее окружение государя. Митрополит Афанасий с боярами посетили Ивана IV и, грозя Божьей карой до третьего колена, увещевали его «не свирепствовать против людей»