– Не говори плохо про отца! – прыснула от смеха Лида. – А про старого хорька ты, наверное, угадал! Ему сейчас где-то семьдесят. Вот то, что ты любишь в машинах ковыряться, так это точно его гены. Давай-ка, выпьем за твоего папашу, я ему невероятно благодарна за то, что у меня есть ты!
В этот вечер Пашка не пошёл в свою холостяцкую квартиру, а от выпитого вина и избытка новой информации только смог дотащиться до дивана в своей комнате, и уснул крепким сном. Мать убрала остатки еды в холодильник, заварила крепкий чай и уставилась в окно. Там бурлила жизнь, сверкала неоновая реклама, бежали машины по дорогам, оставляя разноцветные следы. В город пришла весна, снег уже сошёл, но на дорогах чавкала слякоть, и сыпал мелкий дождь.
«Скоро лето, – подумала Лидия Николаевна, – не махнуть ли мне в Грецию на пару недель? Подкоплю денег, у Пашки немного займу и махну».
Глава 3
Сибирь
Она проснулась от головной боли и от отвратительной сухости во рту. Язык словно присох к нёбу и превратился в жёсткую, наждачную бумагу. Женщина попыталась разлепить ресницы, но каждое движение гулким эхом отдавалось в затылке и висках. Но жажда заставила скинуть ноги с кровати. Она пыталась нащупать тапки, но сосуды в голове толкали кровь с такой силой, что казалось, пробьют несчастный черепок. Усевшись на кровати и обхватив голову руками, произнесла тихо:
– Йорик, бедный Йорик!
Так и не найдя тапки, с полузакрытыми глазами поплелась на кухню. Достала из шкафчика таблетку аспирина, закинула её в рот и, обливаясь, жадно запила холодной водой. В голове постепенно прояснялось. За окном стояло хмурое утро, и моросил мелкий, мерзкий дождь. На кухне в каждом углу стояли разномастные, пустые бутылки из-под алкоголя, стол заливал какой-то липкий, красный сок, а в центре громоздилась гора грязной посуды. Холодильник улыбнулся белой пустой, только в углу скрючились старые овощи, и в целлофановом пакете заплесневели дряблые сосиски. Она с чувством захлопнула дверцу и села на ротанговый, уютный диванчик. Выпить нечего, пожрать тоже. Женщина встала, заварила чай. Громко отхлёбывала, обжигаясь, и размышляла:
«Деньги, наверное, все спустила на выпивку, но ничего, теперь финансы не проблема».
Проснувшись окончательно, пошарила по закоулкам кухни, за мусорным ведром, за холодильником, под столом, прошлась по шкафам в спальне, заглянула за диван и обнаружила ещё запечатанную бутылку водки. Обрадовалась про себя:
«Вот идиотка, сама от себя прячу, сижу тут в четырёх стенах одна одинёшенька, ни друзей, ни подруг, ни родственников».
Да и не хотела она никого видеть и ни с кем разговаривать. Сейчас для комфорта душевного и телесного лучше побыть одной. Никто не должен видеть её пьяное уродство. Тем более, завтра только чай, бульон куриный, а уж послезавтра вечером самолёт на другую родину – не историческую. Одним глотком проглотила рюмку водки и глубоко вздохнула несколько раз, чтобы унять, подступившую тошноту. По телу разлилось тепло. Забравшись с ногами на кухонный диванчик, включила музыкальный канал по телевизору и снова углубилась в воспоминания о своей то ли несчастной, то ли счастливой жизни.
Зоя росла девочкой хорошей, да вот собственно и всё, что можно сказать про хорошую девочку Зою. Она ровно училась, серо выглядела и ничем не выделялась среди сверстников. Пышечка среднего роста с широко расставленными, бездонно голубыми и до тупости наивными глазами. Её одноклассники кипели как на вулкане: записывались в танцевальные и спортивные кружки, в музыкальные, художественные школы, пели песни под гитару, пекли картошку на костре, ходили в многодневные походы, а позже влюблялись, писали друг другу любовные бесхитростные записки, бегали на свидания, приглашали друг друга в кино и на дискотеки. Всё это как-то проходило мимо неё. Нет, она училась неплохо, но особенно ничего не интересовало, она не влюблялась, не плакала ночами в подушку и домой возвращалась ровно в десять тридцать – как наказывала мама. А родительница часто отсутствовала дома и дочь в основном оставалась на попечении отца. В конце Перестройки мать быстро ухватила тему и поняла, что нужно во времена тотального дефицита. Сначала с новосибирского базара тюками таскала китайские кружевные, женские трусики, носки, колготки, заколки для волос. В первое время сама стояла на местном рынке со своими тряпками, потом взяла в аренду небольшую площадь в крупном торговом центре и наняла за небольшую зарплату продавщицу. Но вскоре поняла, что может обойтись без новосибирских посредников, которые торгуют трусами. В один прекрасный момент отправилась за товаром сначала в Турцию, а потом и в Грецию. Там оптом закупала кожаные куртки, плащи и изделия из ценных мехов, а это уже был другой товарооборот и другие деньги.
Между тем Зоя выросла в симпатичную, слегка полноватую девушку с нежной, чистой кожей, открытым взглядом голубых глаз и длинными ногами. По утрам они с отцом готовили яичницу с колбасой, кофе с молоком и разбегались – он на завод, она в школу. По выходным смотрели телевизор, иногда зимой ездили на городской каток или на лыжную базу, осенью собирали грибы, летом клубнику на полях. В этой маленькой компании скучать не приходилось. Ещё они заботились друг о друге. Когда приезжала мать, порядок нарушался, и квартира становилась похожа на перевалочную базу, которая доверху забивалась полосатыми тюками. Пахло кожей, на кроватях валялись шубки, шапки, манто из норки, опоссума и всякого невиданного меха. Когда Зоя окончила школу, наступило время определяться с учебным заведением. Отец хотел, чтобы дочь поступила в институт, а мать заняла позицию совершенно категоричную. Она считала, что для её дочери будет лучше отучиться в кулинарном или швейном училище и хорошо выйти замуж за турка, грека, да за чёрта лысого, только подальше от Сибири. В тяжёлые времена, когда в стране стояла разруха, безработица и нищета, мать видела, как люди живут в странах, в которых она забивала шмутьём сумки. Женщина прикладывала все усилия для того, чтобы устроить жизнь единственного чада. При всяком удобном случае демонстрировала фотографию своей русоволосой, голубоглазой дочери иноземным торговцам. И то, что она хотела, случилось! В одном большом меховом магазине в Салониках, в который торгашка постоянно наведывалась за товаром, управляющей возжелал познакомиться с русской девушкой. Правда он был старше лет примерно на двадцать, но это не являлось преградой, ни для кого, кроме, может самой девушки, да только её мнением особенно никто не интересовался. Мать сказала прямо:
– Зойка не валяй дурака, тебе всего девятнадцать лет и ты не можешь знать, что для тебя лучше. У тебя просто ни мозгов для этого нет, ни опыта! – прямолинейность матери просто зашкаливала. – Выйдешь замуж за грека, проживёшь пару лет, потом получишь гражданство, а уж потом делай что хочешь. Можешь развестись с ним, заберёшь отступные и люби кого хочешь. А сейчас слушай мать!
Отец страдал от мысли о предстоящей разлуке с дочерью, но в глубине души соглашался с женой. А она гнула свою линию:
– Сейчас дела хорошо идут, ещё одну точку в городе откроем, а там, как Зоя обоснуется, продадим бизнес и купим домик на берегу Средиземного или Эгейского моря. Будем на старости лет косточки на берегу греть.
И Зоя прониклась этой мыслью, ведь это нужно не только ей, но и её родителям! Они так много для неё сделали! И, как овечка на заклание, после оформления документов, отправилась с матерью сначала на знакомство, а потом уже и на регистрацию брака.
Греция её просто поразила какой-то контрастностью красок – белые каменные дома, бирюзовое море, зелёные пальмы, бездонное небо. Да и встретили её очень душевно. Семья оказалась большая с множеством дядей, тёть, кучей детей. Своего мужа она стеснялась, скорее, начинала стесняться при его появлении. Выглядел он импозантно – высокий, немного склонный к полноте и с бледной кожей. Мужчина совсем не походил на жгучего, страстного грека, которого она рисовала себе в воображении. Мануэль Папаниколау, так звали её будущего мужа, имел светлые волосы, гнилые зубы, дочь от прошлого брака и долю от продаж в популярном меховом магазине. А что он не имел, так своё жильё – проживал с матерью, шестнадцатилетней дочерью, да и сестра часто гостила с мужем, двумя племянниками и ленивым, толстым шарпеем по кличке Пигги. И чего ещё он не имел, так это такую черту характера, как щедрость. Он оказался не просто экономным, а патологически жадным. Но всё это Зоя поняла только после свадьбы. А пока она восхищалась большим, комфортным домом из белого камня, с большим фруктовым садом. После двухкомнатной квартиры эти хоромы просто приводили в восторг. Мрлодожёны поселились в просторной комнате на первом этаже с душевой и отдельным выходом в сад. В доме был заведён определённый порядок. Греки почти ничего не ели на завтрак, только немного кофе с печеньем, обедали далеко после полудня, а уж ужинали от пуза и поздно вечером. От такого распорядка Зойка всё время хотела есть, а к последнему приёму пищи ужасно клонило ко сну. Но она не пыталась перечить или что-то изменить, да и вообще жила серой мышкой с человеком, которого немного побаивалась и только мечтала, что скоро, её стараниями, мама с папой поселятся рядом. Мануэль отправил её на курсы греческого языка, Зоя завела себе тетрадки и старательно вырисовывала иноземные каракули. Вскоре дочь мужа отправилась учиться в Америку, появлялась редко, на каникулы и то на несколько дней. Мать с сестрой относились к ней сдержано-снисходительно, работу по дому не доверяли, еду готовили сами, а посуду мыла посудомоечная машина, что для Зои было на грани фантастики. Но она находила себе занятия – читала книги, занялась изучением английского языка, вязала мохеровые свитера для племянников мужа, а будние дни проводила в меховом магазине, помогала разбирать товар, мыла витрины, выносила мусор. Так появились хоть небольшие, зато её личные деньги. Но главным занятием являлся Мануэль. И то, что он проделывал с ней за закрытыми дверями их спальни, привело бы в шок даже самого искушённого. Зоя не понимала хорошо это или плохо, морально или аморально, это секс или разврат. Её никто не учил и не объяснял, как надо вести себя с мужчиной. В качестве примера она брала только взаимоотношения матери и отца. В них не сквозило даже намёка на сентиментальность, а тем более не видно было наличия секса. Нет, секс, конечно, имел место, иначе, откуда бы она появилась, но об этой стороне жизни родителей Зоя не задумывалась. Да и вообще витала где-то в облаках, читала «Евгения Онегина», «Анну Каренину», глотала книг много и запойно и, конечно же, всё больше о любви возвышенной. Однажды в руки попала книга Дэвида Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей», вот тогда Зойка поняла, что любовь не только вздохи на скамейке и не прогулки при Луне, но и страстное желание тела. Но отношения с мужем переплюнули её самые смелые мечтания о постельных сценах. Муж Мануэль прекрасно понимал, что взяв в жёны девушку чистую и неискушённую, сможет в дальнейшем обтесать эту Галатею по своему образу, подобию и представлению. Она явилась, как чистый белый лист, и он вписывал туда содержание, которое диктовало его извращённое сознание.