— А как насчет этого, этого и вот этого? — а сам параллельно лупит ладонью по чем попало своего сотоварища по команде, а тот кричит Ай, эй, какого, отвянь. И снова взрыв смеха.
— О’кей, все всё поняли? Во время игры никаких драк, — заключает Бурк и с ухмылкой смотрит на десяток парней, кучкующихся возле кега с пивом. Эти — среди них я узнаю Ральфа с Джеральдом — явно пришли сюда подраться. Сейчас с ними Стивен, но я не знаю, собирается он участвовать или нет. По трезвой точно не стал бы, но в данный момент трезвым его никак не назовешь. Шатаясь из стороны в сторону, он замечает меня на площадке.
— Генри! Это кто там, мой братишка, что ли? Точно, он, — тянет он невнятно и выбегает на площадку: потный, в руке бутылка, завернутая в мусорный пакет, — торчит только горлышко.
— Смотри, как надо, Генри, — говорит он мне.
Он забирает мяч и бежит вперед, небрежно ведя мяч и насвистывая гимн штата Джорджия. Походя делает пару красивых забросов. Все кругом смеются, все, кроме Бурка.
— Ладно, Тухи, хорош уже, — говорит он. — Возвращайся за линию. Верни спортсменам мяч.
Стивен отвечает ему улыбкой, которая красноречиво отсылает Бурка на хер, и идет прямо на него, пока Ральф Куни не бросает ему навстречу Давай вали с поля, ты, пьяный ублюдок. Стивен резко, всем корпусом поворачивается к Ральфу, подходит к нему вплотную, лицом к лицу.
— Ну-ка повтори, Ральф, что ты сказал? — спрашивает он.
— Я сказал, давай вали с поля, ты, пьяный ублюдок, — говорит Ральф.
— У тебя какие-то проблемы?
— Может быть.
— Либо есть проблемы, либо их нет. Ну?
Ральф смотрит в землю, потом делает попытку провести удар снизу, но Стивен уже ждет этого. Он через голову стягивает с Ральфа футболку и под всеобщий смех дает ему пинок под зад.
— А теперь отвали, и чтоб я тебя больше не видел, — говорит Стивен.
Ральф, красный как рак и со слезами на глазах, натягивает футболку обратно и смотрит на смеющихся над ним девчонок.
— Поглядим, как они посмеются, когда я притащу сюда папину пушку и пристрелю тебя, — цедит он сквозь зубы.
— Уже сто раз от тебя это слышал, — говорит ему Стивен. — Притащи пушку и пристрели меня, а нет — так заткнись и не тявкай.
Ральф снова краснеет и затыкается.
— Молодец, песик, — бросает ему Стивен и вновь поворачивается к девчонкам у кега: — Ну-с, девчонки, на чем мы остановились? По-моему, я только что открыл здесь бар и пригласил в него вас, красивые вы мои.
Девчонки хихикают. Стивен наполняет стаканы. Он уже успел забыть про Ральфа, который стоит и курит в сторонке.
Игра началась. Каждый держит своего игрока. Я пытаюсь отнять мяч у парня, который достался мне. Чувака зовут Стэн, у него нет левой руки. Он водит мяч правой. Я заставляю его сместиться влево. Как только он переводит мяч себе на южную сторону, я его обворовываю, прохожу к кольцу и делаю заброс. Один: ноль, мы ведем. Грейс зажимает сигарету губами и усиленно хлопает в ладоши. Стивен выкачивает пиво из кега. Районные отморозки хлещут пиво. Бобби Джеймс целуется взасос с Марджи Мерфи. С той стороны Ав за нами украдкой следит большое круглое окно над входом в церковь Святого Игнатия, словно это Яхве своим окосевшим с перепою глазом наблюдает за тем, как грешные ребятишки загрязняют воздух на его планете пивной отрыжкой и запахом поддельной французской туалетной воды. После моего прохода фиштаунские отыгрывают очко. Затем следует три-четыре небрежных атаки. Вот один изобразил нечто похожее на бросок с угла, но мяч вылетает из кольца, предварительно постучавшись об него двенадцать раз подряд. Да уж, мы играем явно не с «Селтикс».
Чем дальше, тем игра становится все более бестолковой. Джордж О’Кифи и Гарри делают по три броска каждый — и все мимо кассы. Фиштаунские сначала пробегают шагов десять в сторону нашего кольца, а потом лупят со всей дури в щит, как будто не мячом играют, а кирпичами. После удаления мы на двадцать минут остаемся вчетвером. Толпа за боковой линией усердно опустошает кег и не обращает на игру никакого внимания, только Грейс встречает все мои действия одобрительными возгласами или же, наоборот, улюлюканьем. Пиво льется рекой, парни начинают потихоньку приставать к девчонкам. Стивен отбрасывает пустую бутылку из-под скотча — вдребезги — и переключается на холодное пиво из пластиковых стаканчиков. Капает счет. Я забрасываю два двухочковых. Бурк и Крамп сломя голову летят к корзине, чтобы потом промазать мимо кольца. Джорджи забрасывает навесом с трехочковой отметки. Фиштаунские все время догоняют нас в счете, находя бреши в нашей обороне и пользуясь тем, что Бурк с Крампом время от времени уходят с поля, чтобы наполнить свои стаканы. При счете 10:9 в нашу пользу шальной мяч попадает Гарри в голову и отскакивает прямо в кольцо. Гарри скачет от радости так, как будто только что выиграл в лотерею (что в данном случае не столь уж далеко от истины), и вдруг теряет стекло от очков. Игру останавливают, чтобы дать ему возможность поползать на четвереньках и поискать стекло на земле.
Фиштаунские собираются в кучку посовещаться. Бурк с Крампом, два придурка, бочком-бочком присоединяются к своим, чтобы все окончательно спланировать насчет драки. Стивен спотыкается и едва удерживается на ногах. Он рассказывает что-то смешное двум каким-то девчонкам. Те с тревогой переглядываются. Джеймс сосется с Мерфи. Грейс подбрасывает сигарету тыльной стороной ладони и ловит ее губами под аплодисменты небольшой группки собравшихся вокруг нее зрителей. Гарри ползает по цементу, извиваясь между народом, который стоит, пьет пиво и громко разговаривает. Я пробираюсь к фиштаунским. У меня есть план по их спасению, но нужно все ловко обделать.
— Йоу, — говорю я, обращаясь к Стэну, этот парень свой.
— Йоу, — отвечает он мне.
— Видишь вон тех, возле кега? — говорю я ему и киваю (но не показываю) в нужную сторону.
— Да? — говорит он, подразумевая и дальше что?
— Они собираются после игры набить вам всем морду, — сообщаю ему я.
— Что? — переспрашивает Стэн со злостью, но без капли удивления. Теперь меня слушают все пятеро.
— Они хотят наброситься на вас сразу после игры.
— А ты что вообще за хрен с горы, чтобы мы тебе верили? — спрашивает Стэн.
— Я Генри, Стэн.
— Не называй меня Стэн. Дружбанов своих звать так будешь.
— Извини, просто хотел помочь.
Стэн делает лицо попроще.
— Почему сейчас говоришь? Зачем нам знать раньше времени? — спрашивает он меня, и тут парни у кега замечают, что я базарю с фиштаунскими, и начинают тыкать пальцами в нашу сторону, а Гарри кричит:
— Я нашел стекло! Все в порядке! Продолжаем игру!
— Слушайте, у меня есть идея, как вас спасти, — говорю я.
Я спасу их тем, что вознесу молитву Господу или же нарисуюсь дурак дураком — все зависит от того, как вы на это посмотрите.
— Что? И как же? — спрашивает меня Стэн.
— Просто постарайтесь выбросить мяч подальше за линию. А там уж я сам. Потом ждите моего знака. И бегите. Всё понял? — спрашиваю я, уже полностью поглощенный претворением своего плана в жизнь.
Стэн утвердительно кивает и бросает беглый взгляд на остальных своих. Игроки трусцой возвращаются на поле. Билл Бурк кладет мне сзади руку на плечо и нацепляет свою ковбойскую улыбочку. И мне тут же представляется картинка, как он пятнадцать лет спустя на этой же самой площадке бьет своего сына за то, что тот упустил пас.
— Генри, ты что, сговариваешься с противником? — спрашивает он.
— Нет, просто говорю им, что у них против нас нет шансов, — вешаю я ему в ответ.
— Это точно. — С этими словами он протягивает Стэну мяч. — Готовы?
— А то, — угрюмо, но, похоже, не испугавшись, отвечает Стэн.
Фиштаунские начинают водить мяч туда-сюда по площадке, но по кольцу при этом не кидают. Хорошо. Действуют по плану. Толпа за боковой стала вести себя громче и уделять больше внимания игре. Мяч отлетает к боковой линии, туда, где толпа гуще и стоит кег с пивом. Грейс кричит мне, чтобы я, черт возьми, возвращался в защиту. Стивен плюхается задницей на бетон и тут же встает со смехом, но без радости в глазах. Его мертвая девушка смотрит сзади через его плечо. Джеймс и Мерфи целуются взасос. Толпа гудит, множество мрачных лиц с ненавистью глядят на пятерых ребят из такого же квартала, как и наш, только победнее. Стэн отдает пас своему игроку футов на десять выше его, и мяч покидает пределы поля. Свою часть плана они выполнили. Теперь моя очередь. Я трогаю наплечники — на удачу: перед такой большой толпой я еще ни разу не проповедовал. Бурк возвращает мне мяч. Я дважды подвожу мяч к боковой, потом бегу к скамейке, вспрыгиваю на нее и застываю с мячом у бедра. У меня нет никаких заготовок. Для начала я, конечно, возношу хвалу Господу. Вариант беспроигрышный. Иногда во время проповеди приходится нести всякую чушь, просто чтобы потянуть время, в конце концов, мы же не на лекции о ракетных двигателях. Бога я называю Иисусом, Иеговой или Мешковенчанным Владыкой — то так, то так.
— Эй, ты там, козлина мелкая, заткни хлебало, — кричит мне кто-то из толпы.
— Заткнуться? — переспрашиваю я. — Я возношу хвалу Господу, слышишь ты, придурок?
— От придурка слышу. Заткни пасть, — кричит он мне. Симпатии публики продолжают оставаться на его стороне.
— В таком случае хрен с ним, с Богом, я буду возносить хвалу сиськам, — в отчаянии я решаю сменить тему. — Я люблю сиськи больше самой жизни. Я люблю твои сиськи, и твои, и твои тоже, — провозглашаю я, каждый раз указывая то на одну девчонку, то на другую. — Будь моя воля, я бы их выращивал. Я бы возил их в колясочках. Я бы кормил их молоком, а то все обычно только и делают, что норовят сами к ним присосаться, затем вытирал бы отрыжку, укладывал баиньки, пел бы им колыбельные и сидел бы с ними, пока они не уснут. Я бы купал их в ванне, раскладывал на полочках, любовно гладил и сжимал.
На секунду я останавливаюсь, чтобы посмотреть на реакцию: по крайней мере, толпа немного попритихла, кое-кто даже подхихикивает, но только не Грейс, которая, судя по всему, не на шутку злится на меня за то, что я прилюдно заявил о своей любви ко всем без исключения сиськам на планете. Что ж, ладно. Рано или поздно ей все равно придется с этим смириться.