— О маме? — спрашивает она в микрофон.
— Нет, не о маме.
— Тогда Фрэнни?
— Нет, и не Фрэнни тоже. Кто у нас тут выступает с шутками — ты или я? Ну, коль уж ты не можешь сама догадаться, тогда, так уж и быть, скажу. Грейс Макклейн, могу я попросить тебя выйти на сцену?
Грейс поднимается из-за стола. Она краснеет и вся в смущении дымит сигаретой.
— Ну же, Грейс, иди, — зову ее я. — Иди сюда, ко мне.
Публика хлопает ей. Давай, Грейс — слышится отовсюду. Аплодисменты нарастают. Когда они становятся совсем уж оглушительными, Грейс наконец улыбается и идет по направлению ко мне, к моей идеальной прическе, к моему белому костюму, к моим раскрытым объятьям и распахнутому сердцу. Она протягивает мне руку, чтобы я ей помог. Но сначала я эту руку целую.
— Что ты задумал, Хэнк Тухи? — спрашивает она.
— Садись сюда и все увидишь, — отвечаю ей я.
Грейс садится, берет Сес к себе на колени и крепко ее обнимает. Обе они, девчонки, которых я люблю больше всего на свете, хихикают как ненормальные.
— Грейс Макклейн, — говорю я. — Я хочу, чтобы все здесь присутствующие сегодня узнали о том, как сильно я тебя люблю.
Лицо Грейс буквально горит под белым светом люстр от залившей его краски. Я никогда еще не видел таких больших зеленых глаз, но сейчас они, кажется, полны болью. На секунду я почти забываю обо всем, но снова встряхиваюсь, и настроение возвращается.
— О’кей, ребята. Песня Бобби Дэрина «Далеко за синим морем», — объявляю я. — Поехали, два, три, четыре.
Пошла музыка. Я хватаю Грейс за руку и запеваю первый куплет, текст вспоминаю по последнему слову в каждой строке: воде, мне, стою, плыву. Бум. Отлично. Я попадаю в ритм лучше, чем сам Бобби Дэрин. Теперь можно отпустить руку Грейс, поворот, и я иду к краю сцены, где веселятся и хлопают зрители. Тут еще раз поворачиваюсь, подмигиваю и показываю пальцем на Грейс. Теперь плавно обратно к Грейс. Пошел второй куплет. Главное не перепутать, Тухи: синева, глядя на меня. Я прикладываю ладонь ко лбу ковшиком, как будто плыву на лодке по морю и высматриваю впереди землю. Дайте хоть дух перевести; тебе Хабиб с Сашей ставили этот танец — давай, валяй, попробуй только подведи их. Следующая строчка, бум, я прыгаю к Сес на колени — делать нечего, раз уж она сидит на коленях у Грейс. Хлоп! — пошли духовые. Ребята играют как надо — громко и с драйвом, — один в один, как «Далеко за синим морем» у Сесилии на пластинке. Я спрыгиваю с Сес и приставным шагом двигаюсь по направлению к зрителям. Берни Куни встает и идет к двери в гардероб. Я сплетаю пальцы в замок у себя за головой и под громкие раскаты трубы три раза выбрасываю таз взад-вперед, прямо перед сидящей Грейс. Оп! Оп! Оп! Они с Сес отклоняются назад к спинке стула, и при этом обе визжат и громко хохочут. Помимо них несколько девчонок в зале тоже чуть не валятся в обморок от восторга. Я делаю еще шаг и поворачиваюсь лицом к толпе зрителей, чтобы посмотреть, что там творится на противоположном конце зала. Берни Куни рвет на себя дверь в гардероб. Сначала он вытаскивает оттуда свою жену и дает ей пощечину. Она падает. Вслед за ней он вытаскивает Фрэнсиса Младшего и бьет ему в лицо кулаком. Тот падает. К ним бежит Стивен, только что стоявший в стороне, футах в десяти оттуда. Сесилия тоже все видит и бежит туда же. За ней и Фрэнни.
Крадущейся походкой я подхожу к Грейс и Сес, у меня в глазах слезы, но сейчас плакать нельзя. Мы с Грейс держимся за руки. Она улыбается мне, уже спокойно. Мне хочется просто так вот стоять с ней, держась за руки, и дальше, но впереди еще важная часть танца, где нужно делать много всяких выкрутасов ногами. Бумс, бумс, бумс, бумс, бумс, бац! Гремят ударные. Я начинаю прыгать, как в жопу долбанный Фрэд Астер, и таким манером пересекаю всю сцену, пока не добираюсь до ударника и духовых, где на полу стоит и ждет меня бутылка из-под скотча с налитым в нее холодным чаем. Я тянусь за бутылкой, быстро ее открываю, запрокидываю голову и принимаюсь хлестать из горла. В зале смеются. Одним духом я приканчиваю бутылку, шатаясь, поворачиваюсь лицом к публике, рыгаю в микрофон (случайно) и падаю (специально). Толпа в зале ревет.
Начинают стучать барабаны — и вот я снова вскакиваю и скольжу по сцене в сторону сидящей на стуле Грейс. В ритм с оркестром попадаю просто идеально. Стивен бьет Берни Куни кулаком в лицо, и тот отлетает к стене. Сесилия тоже метит в него отчаянным хуком, но промахивается и попадает по Донне, которая все еще лежит на полу. Стивен проводит еще один удар и на этот раз отправляет противника на пол в полный нокаут. Поднимается Фрэнсис Младший и оттаскивает Сесилию от Донны Куни. Фрэнни умоляет всех прекратить, но даже не пытается удержать никого из дерущихся. Пот катится с меня градом. Грейс смотрит мне в глаза и улыбается. Сес тоже смотрит на меня, а не на придурков сзади, и скандирует Генри, Генри.
Последняя строка — и я закончил. Всё. Я целую Грейс руку и смотрю на нее так нежно и проникновенно, как никогда раньше. Она улыбается, словно королева. Я кручу последний поворот и замираю с широко расставленными ногами и поднятой вверх правой рукой. У Грейс и Сес на лицах сияющие улыбки. Зрители, которые пока из-за громкой музыки не слышат, что творится у них за спиной, буквально ревут от восторга. Фрэнсис Младший поднимает Сесилию и швыряет на пол, не потому, что хочет сделать ей больно, а чтобы в драку больше не лезла. Стивен хватает его за грудки. Фрэнни умоляет прекратить. Куни валяются на полу: Донна пришла в себя и плачет, Берни — на спине в отключке. Сес кричит мне, перекрывая ревущую в зале толпу: Генри, ты был потрясный! Я подхожу к Грейс, а сам в панике шарю по карманам в поисках коробочки с кольцом. Несколько человек замечают, что позади них Стивен и Фрэнсис Младший схватили друг друга за шиворот, и спешат их разнять. Кончики пальцев натыкаются на коробочку в кармане, я хватаю ее за обитые бархатом стенки. Кровь у меня в жилах леденеет от страха. Я опускаюсь на одно колено и подмигиваю Сес. Она подмигивает мне в ответ. Я делаю Грейс предложение, не убирая микрофон ото рта, чтобы вся толпа услышала и разделила с нами нашу любовь.
— Грейс Макклейн, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Я открываю коробочку и протягиваю ей кольцо. Грейс с минуту смотрит на него не отрываясь, потом начинает плакать.
— Нет, — рыдая, выдавливает она из себя.
Как раз в этот момент Сесилия сжимает кулак покрепче и целит во Фрэнсиса Младшего, но кто-то успевает его оттащить. Удар достается Стивену и сбивает его с ног. Он моментально вскакивает, глотая слезы и рукой держась за разбитый нос, и бросается к двери на улицу. Сесилия рвется за ним, но ее останавливают. Она кричит, плачет и сыплет вокруг себя ударами, но никак не может вырваться из захвата. У меня подгибаются колени. Половина присутствующих смотрит вперед на меня, другая половина — назад на мою семью. Кругом сплошные Тухи, и все выставляют себя полнейшими идиотами. Подбородок трясется. Не плакать, приказываю я себе, не будь бабой, столько людей на тебя смотрит.
— Нет? Но почему? — шепотом спрашиваю я у Грейс.
— Мы же дети, Генри, — говорит она. — Мы все еще дети.
Грейс с грустью глядит мне в глаза, и на секунду мне кажется, что я ее ненавижу. Я дышу так часто и тяжело, что плечи ходят ходуном. Меня тянет за руку Сес.
— Генри, а что там такое сзади стряслось?
— Не знаю. У тех уродов надо спросить, не у меня.
Я стою, уставившись на толпу, которая с интересом наблюдает за мной и за моей семьей. Сес все еще держит меня за руку, но я больше не желаю здесь находиться. Здесь уже никому ничем не поможешь. Я хочу быть рядом со Стивеном, он единственный, кто меня поймет. Я вырываю свою руку из руки Сес, иду к двери и выскакиваю наружу, где прохлада и на углу стоит и работает вхолостую катафалк. В кабине, навалившись на руль, храпит мистер Макфадден. Где-то в стороне Тэк-парка в воздухе раздается сильный, резкий хлопок. Я в ужасе подпрыгиваю на месте и бегом устремляюсь на звук через опустевшую к вечеру Ав.
17
Стивен истекает кровью. Блядь, похоже его подстрелили. Какие-то пацаны бегут прочь, к машине, которая визжит истертыми шинами по асфальту где-то поблизости, а я бросаюсь к Стивену, чтобы держать, держать его плечи и голову у себя на коленях. У него из живота на землю течет кровь. Нужно не дать ей вылиться, и я ловлю ее руками и запихиваю обратно ему в живот. О господи.
— Стивен, смотри на меня, — говорю я. — Смотри сюда. Это я, твой брат Генри. Кто-нибудь вызовите «скорую», — что есть силы кричу я. — Пожалуйста, кто-нибудь, вызовите гребаную «скорую помощь»!
О черт, я вскочил и сдвинул ему голову. Я чуть не уронил его на землю. Какой я дурак. Нужно собраться. Господи, у него глаза закрываются. Блядь.
— Стивен, не закрывай глаза. Слышишь ты, говнюк, не смей закрывать глаза. Кто-нибудь, пожалуйста, блядь, хоть кто-нибудь помогите, — кричу я. Ветер свистит и кусает меня сзади за шею, по Ав туда-сюда тащатся сонные машины, и никто меня не слышит, никто не остановится. Где мама с папой? Или хотя бы Фрэнни? Вы так нужны здесь.
Он закашливается и отхаркивает что-то изо рта. О господи, что это — кровь? Не пойму. Сирены. Где-то очень далеко, в миллионе кварталов отсюда. Слишком медленно ползут, гораздо медленней, чем теплая, даже горячая кровь из живота Стивена у меня между пальцев.
— Стивен, ты меня слышишь? — исступленно кричу я.
— Это я, Генри. «Скорая» уже едет, приятель. Слышишь, братишка? Слышишь сирены? Это за нами. А теперь главное не закрывай глаза и все время меня слушай.
— Генри? Мэган? — борясь с кашлем, бормочет он.
О господи. Он смотрит на меня, а у меня за спиной на стене портрет Мэган. Или он уже умирает и правда видит ее? Боже, у него опять изо рта пошла эта дрянь. Лицо белое, губы багровые. Мимо по Ав проносится машина и сшибает пивную банку. Я слышу, как грузовой автопоезд въезжает в город где-то чуть дальше пересечения Ав и 95-й в десяти кварталах к востоку. Мне с трудом удается глотать холодный воздух, словно я задыхаюсь, словно я в панике. Без паники, говорю себе я. Нельзя, держись, ради Стивена. Не плачь и вообще не подавай виду, а не то он может сдаться и умереть.