Зеленая брама — страница 17 из 64

Непонятно, откуда брались у людей силы, но они вста­вали, вновь брали в руки оружие, с боем пробивались или погибали в бою.

Группа кавалеристов из 21-го кавполка была оставлена генералом Огурцовым в Зеленой браме как заслон.

Это уже заслон заслона, последняя наша позиция.

Возглавил кавалеристов командир пульэскадрона ка­питан Крестов. У кавалеристов четыре станковых пуле­мета.

Оставшийся в живых Александр Колесников (он теперь в Одессе — столяр, плотник, резчик по дереву) помнит, что на рассвете при отражении возобновившихся атак про­тивника в «максимах» вода закипела. Собирали в поле охапками на рассвете влажную от росы люцерну, прикла­дывали к кожухам пулеметов.

Остудить ли росой пулемет в бою...

13 августа

Эта дата фигурирует в исторических исследованиях и мемуарах как завершение битвы у Подвысокого.

Не имею намерения оспаривать дату, хочу только под­твердить, что две недели августа остались нашими: про­двинуться в глубь страны, к Днепру, ворваться в Киев, захватить Днепропетровск и Запорожье пока врагу, не уда­лось.

И все-таки Зеленая брама не покорилась.

В глубине ее держались небольшие группы воинов раз­ных частей, вооруженные трофейным оружием (свои пат­роны кончились).

Как-то навестил меня киевлянин, доктор философии Николай Федорович Шумихин, бывший парторг 77-го полка 10-й дивизии НКВД. Он вспоминал, как с группой в тридцать сотоварищей держался в дубраве.

Немцы знали, что оставшиеся в браме изнывают от го­лода и жажды. Они находят в дуплах деревьев лишь дикий мед, без воды им голода не утолишь, а жажду только разожжешь.

В саженом лесу ни ручейка.

Победители углубляться в лес боялись. Орали в мегафо­ны: «Идите к нам, будем вас накормить!» И у крайней хаты на Зеленобрамской улице расставили реквизированные у жителей столы. Их даже застелили украденными скатертя­ми, завалили всякой снедью, собранной у местных жителей.

Так заряжают салом мышеловку...

Окруженные ели траву, слизывали росу с листьев...

Группа Шумихина вышла из леса в ночь на 20-е. Про­билась.

Батальонный комиссар Шпичак Стратон Леонтьевич из 140-й стрелковой маневрировал в браме тоже до 20-го. Не грех упомянуть, что к партизанским боевым наградам Шпичака прибавилось в мирное время два ордена за труд...

14 августа

Местные жители вспоминают, что в середине августа специальные команды вермахта разъезжали на тяжелых грузовиках по округе и собирали трупы своих солдат и офицеров.

«Гора трупов» — казалось бы, чисто литературное вы­ражение, превратившееся постепенно в штамп. Но вокруг Зеленой брамы, на берегах Ятрани и Синюхи действительно выросли если не горы, то холмы трупов. Они быстро начали разлагаться, солдаты специальных команд натягивали противогазы. В качестве дезинфицирующего средства употреблялся известковый раствор, поэтому в селах у жите­лей отбирали известь и преследовали за ее утайку (надо ведь белить хату...).

Каковы потери войск противника?

Тогда можно было судить лишь по тому, что специаль­ные команды работали сутками, без перерыва, по тому, что привлекались к похоронной деятельности итальянцы и румыны, да и местных жителей выгоняли в поля помогать.

Еще один красноречивый показатель — санитарные эшелоны, один за другим двигавшиеся на запад, и пере­полненные лазареты в Виннице, Львове, Ровно.

Опьяненный успехами вермахт печальных цифр не на­зывал, но в послевоенные годы появилось немало книг, в том числе и сваливающих всю вину на Гитлера, в которых красноречиво говорится о потерях.

Я держал в руках, в частности, отчет о действиях 24-го горноегерского корпуса 17-й армии.

На последних страницах, в разделе «Мемориум», при­водится сводка, касающаяся четырех дивизий: от Винницы до Подвысокого они потеряли убитыми 157 офицеров, 4861 унтер-офицера и солдата. Замечу, что в этом докумен­те не учтены вообще раненые и уж конечно умершие позже от ран.

Сведения касаются четырех дивизий, а против нас на этом участке их сражалось более двадцати. Некоторые номера частей более не появлялись в документах и радио­перехватах вообще...

К сожалению, затерялись где-то в архивах данные об уроне, нанесенном противнику теми нашими соединениями, которые погибли в браме.

Лишь недавно один из ветеранов 80-й дивизии, Герой Советского Союза генерал-майор Николай Иванович Завья­лов, нашел в архиве Министерства обороны боевой счет своего соединения за 47 дней с начала войны: уничтожено до 20 тысяч вражеских солдат и офицеров, 180 танков...

А пока генерал Эвальд фон Клейст торжествует, шлет Гитлеру рапорты. До Подвысокого он одерживал легкие победы — ворвался во главе танкового корпуса в Польшу, ударил в тыл эвакуировавшейся английской армии у Дюн­керка, привел танки в Югославию.

На Украине пришлось ему потруднее. Всячески скрывая потери своих войск, он легким способом множит потери большевиков — его солдатам разрешено убивать всех и каждого. «Рыцари» Клейста топчут сапогами детей, насилу­ют женщин, а потом закалывают их штыками, которыми не умели пользоваться в бою.

Клейст еще долго будет править кровавый бал, станет фельдмаршалом.

Лишь в 1945 году за ним закроется тюремная дверь, стальная, решетчатая, как клетка для диких зверей.

В 1948 году вспомнится ему Белград: югославский суд приговорит его к пятнадцати годам каторжных работ.

В 1952 году его будет судить Военная коллегия Верхов­ного Суда СССР.

А пока генерал Эвальд фон Клейст торжествует, будь он проклят!

С точки зрения Типпельскирха...

В послевоенное десятилетие на Западе — не только в Феде­ративной Республике Германии, но и в Америке и в Анг­лии — вышли десятки книг о гитлеровском «русском похо­де». Это не только мемуары, не только повести и романы, но и вроде бы «научные труды», вроде бы «исследования» отдельных операций, щедро оснащенные всякого рода таблицами, схемами, картами. Некоторые из них, имеющие какое-то познавательное значение, переводятся и пере­издаются у нас.

Я держу в руках книгу немецкого генерала Курта Типпельскирха «История второй мировой войны». Типпельскирх не попал в список главных военных преступников и на нюрнбергскую скамью подсудимых лишь благодаря ста­раниям некоторых заокеанских покровителей.

В предисловии автор предупреждает, что в его труде дается описание всей войны «с немецкой точки зрения».

Что ж, это интересно.

«Русские держались с неожиданной твердостью и упор­ством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось».

Впервые соглашаюсь с немецким генералом.

Все правильно, все точно.

Но вот Типпельскирх цитирует сводку германского вер­ховного главнокомандования от 8 августа 1941 года о ликви­дации группировки советских войск в районе Первомайск — Новоархангельск — Умань: гитлеровцы будто бы взяли здесь в плен 103 тысячи человек, в том числе двух коман­дующих армиями, захватили 317 танков и 858 орудий.

Тут уж во многом приходится усомниться. Точно соот­ветствует действительности лишь то, что два наших коман­дующих армиями попали в руки врага.

Достоверна ли цифра — 103 тысячи пленных?

Как участник тех событий, могу сказать, что в названном районе и всего-то вряд ли было 103 тысячи советских военнослужащих. Но мои сомнения могут, конечно, не приниматься в расчет. Обращусь лучше к немецким источ­никам.

В Западном Берлине, в книжном магазине на улице Курфюрстендамм, я нашел книгу «Танковая тактика» (се­рия «Вермахт сражается»). Автор Оскар Мюнцель утверж­дает, что в интересующей нас операции в плен взято 80 ты­сяч советских солдат и офицеров. В скобках, правда, огова­ривается, что эта цифра позже возросла до 103 тысяч. Что значит «позже»? Книга ведь издана через многие годы после войны, а 103 тысячи пленных были объявлены 8 авгус­та 1941 года.

Странное «уточнение».

Возникает и другой вопрос: куда же они девались, эти 103 тысячи пленных? Известно, что со всех сборных пунктов пленных, захваченных в районе Первомайск — Новоархангельск — Умань, свезли или согнали в так называемую Уманскую яму. Каждый, кто видел или увидит на окраине Умани территорию бывшей птицефермы и карьер кирпич­ного завода, подтвердит, что 103 тысячи человек в этом квадрате просто не уместились бы.

У каждого из немецких источников своя арифметика. Одни свидетельствуют, что в Умани было пленено 30 тысяч красноармейцев и командиров. Другие называют 40 тысяч. На Нюрнбергском процессе в свидетельских показаниях бывшего охранника Уманского лагеря названа еще одна цифра — 74 тысячи.

Под фотографией, сохранившейся в официальной фото­хронике гитлеровских времен и ставшей нашим трофеем, следующая текстовка:

«Негатив № 1.13/22. Умань, Украина, страна — Россия.

Дата съемки 14 августа 1941 года.

50 тысяч русских собрано в лагере военнопленных в Умани».

Обратим внимание на цифру — 50 тысяч. Типпельскирх, видимо, просто удвоил ее, ну, а поскольку известно, что круглым цифрам меньше доверяют, он приписал еще три тысячи. Об этой фотографии еще будет рассказано на страницах этой книги, сейчас мне важна лишь цифра.

В некоторых западногерманских источниках, в частнос­ти в книге «Танковые сражения», говорится об окружении в районе Умани восемнадцати наших дивизий.

Допускаю, что наименований, точнее, номеров дивизий там могло набраться столько. А какой была реальная чис­ленность окруженных войск?

Участники боев знают, что от полков оставались роты, в лучшем случае батальоны, что дивизии сводились в от­ряды, насчитывавшие лишь по нескольку сот активных штыков.

Нет, я не хочу изображать поражение наше у Зеленой брамы как незначительный эпизод войны. Это были тяже­лые бои, закончившиеся трагически. Но в кольце оказались лишь остатки былых армий, преимущественно штабы и тыловые учреждения, такие, как полевые почтовые станции, укомплектованные преимущественно девушками, автохлебо­заводы без горсточки муки, базы горюче-смазочных мате­риалов без грамма бензина, медицинские учреждения, пере­полненные ранеными.