Американский суд осудил лишь одного Гота...
А было за что судить многих! Генерал-лейтенант Китцингер, например, докладывал Гитлеру в 1942 году, что на Украине умирает 4300 пленных в день. В январе этого года только в полосе 17-й армии умер 24 861 военнопленный...
...Рядом с глиняным карьером проходит теперь объездная магистраль Киев — Винница. Притормаживают машины, тысячи людей делают здесь привал, завидев с моста хорошо спланированную аллею, сбегающую к гранитной глыбе с надписью:
«Вечная память воинам Советской Армии, замученным фашистскими палачами в 1941—1942 годах».
Среди граждан Умани давно вызревает мысль о необходимости поставить на месте «ямы» величественный обелиск. Существует и проект обелиска — творение местного архитектора Петра Чайки. Он обратился ко мне с предложением написать стихи, которые можно было бы поместить на памятнике.
Уверен, настанет час, когда памятный знак уступит место обелиску. Вполне вероятно, что надпись в стихах сочинят молодые стихотворцы Умани, но и свой вариант вместе с переводом на украинский язык, сделанным старейшим поэтом Украины, уроженцем Умани Миколой Бажаном, я послал архитектору Чайке:
Здесь покоятся узники Уманской ямы.
Встань, товарищ, в молчании шапку сними.
Эти воины были чисты и упрямы,
Перед бандой зверей оставались людьми.
Их косили болезни, и пули у и голод.
Не склонясь, они встретили смертный свой час.
Помнит их непреклонных, наш солнечный город,
Верность их — как наследство — хранится у нас.
Городок-герой
В облике маленьких городов Украины есть особенная, ни с чем не сравнимая прелесть. Есть и некая светлая таинственность, облагораживающая душу, и в то же время — покоряющая и зовущая к себе открытость.
Может быть, обаяние городков правобережья и левобережья Днепра в близости любого из них стольному граду Киеву, а он для меня всегда и навсегда — любимый город; а может, величие их в том, что все они как бы ветви одного дерева — так породнились с окружающими их селами, да еще издавна — с гоголевских времен...
Городки эти — родители героев-воинов, строителей, ученых, поэтов, садовники нежной и доброй украинской ночи, собиратели истории и колыбель патриотизма, интернационализма: они прогоняли поработителей, они вдохновляли Пушкина и хранили тайну декабристов, сострадали Тарасу Шевченко и Адаму Мицкевичу, они улыбались Шолом-Алейхему и Николозу Бараташвили, с любопытством встречали Оноре де Бальзака, дружили со всеми, кто шел к нам с дружбой...
Я не просто видел их и не случайно знаком с ними.
Я покидал их, оставлял на горе и муки, и сердце обливалось кровью. Я был в рядах тех, кто возвращал им свободу, видел их разрушенными, исстрадавшимися, но счастливыми.
Если б у меня хватило силы поклониться и тому, и другому, и третьему, побывать вновь или впервые, узнавать их, рассказывать людям о каждом городке и вновь узнавать!
Но сегодня, не оставляя и не прерывая трудной беседы о Зеленой браме, повествую об одном из них, особенном, неповторимом и таком же, как все другие.
И не про все успею рассказать.
Еще останется на другой раз слово о торжественном — одном из самых лучших и необыкновенных в мире — парке Софиевка, и может быть, когда-нибудь сложу песню о юных красавицах уманчанках, и все равно никогда не пойму, откуда их так много.
Бело-зеленая, тихая, ласковая Умань...
Есть у нас великие города, подвигом своих защитников и граждан заслужившие гордое и прекрасное звание городов-героев, есть крепость-герой Брест, есть города, на знамени которых боевые ордена.
Надеюсь, читатель не осудит меня, если признаюсь, что про себя называю маленькую Умань городком-героем. В общем, это мое личное дело, но объяснить, почему такой образ укоренился в сознании, наверное, я должен.
Не скажу, что недолгая оборона самой Умани остатками войск 6-й и 12-й армий, сведенных уже в «группу Понеделина», могла принести и принесла городку славу героя.
Никого не утешит и тот факт, что такой маневр, как оставление городка, был необходим. Эх, если бы приказ пришел несколько раньше!..
Нет, история требует, чтоб с ней считались: было именно так, как было.
И все же современникам и потомкам, мне кажется, надо знать, что по этому поводу думает западногерманский историк генерал-майор Вегенер.
В книге «Группа армий «Юг», вышедшей через десятилетия после войны, рассматриваются как равные по значению два события, смешавшие все планы захвата Украины и нанесшие тяжелый урон фашистским войскам: «Битва под Уманью» и «Битва за Киев».
Значит, все, что было в округе, в Зеленой браме, вспоминается генералом Вегенером и его соратниками как битва под Уманью.
Да, есть и другие свидетельства «с той стороны».
А что происходило в оставленной нами Умани?
Многие ее защитники в первой половине августа вновь оказались на окраине города, в птичнике и карьере кирпичного завода, обезоруженные, перебинтованные и с открытыми ранами, иные закованные в кандалы (я сам видел, да и люди помнят), шатающиеся от голода, оборванные и босые.
В попытке оказать им первую помощь — начальный подвиг уманчан.
Я имел печальную возможность наблюдать его через двойной ряд колючей проволоки, терновым венцом окружавшей концлагерь. Ограждение между столбами и вышками было еще и разлиновано проводами высокого напряжения, но все, что творилось снаружи, хорошо просматривалось. Уманчане со всех сторон обступали лагерь густой толпой, не обращая внимания на то, что они — в секторе обстрела со сторожевых вышек. Охрана могла в любой момент открыть огонь из пулеметов для предостережения и просто так, для забавы. Но уманские женщины, дети, старики с узелками продуктов не уходили со своей позиции, не отступали ни на шаг...
Они стояли сутками, наверное, ждали чуда, пытались всеми правдами и неправдами передать съестное и воду погибающим от ран, голода и жажды своим воинам.
Так было все дни, пока я находился в лагере; с двух сторон колючей ограды стояли люди одной судьбы — пленники и оккупированные, разделение их было условным, ибо те и другие оказались «под немцем», оказались невольниками и всем надо подниматься, борьбу с врагом продолжать, только пока не очень точно известно, как. Может быть, тогда уманчане сами еще не ощутили, что уже включились в антифашистскую деятельность.
Невольники, толпившиеся по ту сторону колючей проволоки, силились перебросить через нее ломти хлеба, яблоки, шматы сала, завязанный в марлю творог. Некоторые горожане, протолкавшись поближе к воротам, успевали передать продукты новым узникам, собранным жандармерией по лесам и селам и теперь группами загоняемым в лагерь. Охранники вырывали из их рук свертки, швыряли хлеб в грязь, ударяли людей прикладами, хлестали плетьми, пинали сапогами, а то и открывали стрельбу.
Но уманчане не сдвинулись с поста, и это не каламбур (возможны ли здесь каламбуры!) — действительно стояли насмерть.
Можно только поражаться бесстрашию женщин только что оставленного войском и захваченного врагом города.
В комендатуру концлагеря каждое утро приходили горожанки и просили свидания со своими мужьями... с людьми, которых они видели через колючую проволоку впервые в жизни! Мгновенно разобрались они в особенностях нордического характера. Оказывается, германские рыцари весьма падки на взятки и своеобразно честны — если продали умирающего советского солдата за шнапс и сметану, то уж не обманут, отдадут.
Пленному начальнику заставы 97-го Черновицкого погранотряда Андрею Михайловичу Грабчаку, когда его гнали в колонне на работу, неизвестная женщина передала сверток со штатской одеждой. Он сумел тут же переодеться и «утечь», раствориться в толпе. В деревенском картузе и старой куртке он пошел на восток. Обычно говорят — шел к своим, а мне бы хотелось сказать, что Грабчак шел от своих к своим. Перешел фронт, а в конце сорок третьего вернулся: его выбросили с самолета в район Житомира. Он вскоре отличился как партизанский командир, бесстрашно действовал и заслужил звание Героя Советского Союза.
В сиянии его Золотой Звезды есть и отсвет скромного подвига не известной ему, да может, и вообще до сих пор никому не известной уманчанки, вырвавшей его из Уманской ямы.
Я нахожусь в переписке с красными следопытами Умани. Ведя поиски героев и подвигов Великой Отечественной, они забираются порой в дальние края, рассылают письма по всей стране.
Не в укор им, а все же хочется посоветовать: раскройте историю улочек, на которых живете, по которым в школу и из школы ходите каждый день, вглядитесь в судьбы своих соседей, ну и, конечно, поспрашивайте своих дедов...
Обстоятельства сложились так, что уманчане и воины 6-й и 12-й армий после трагического августа объединились и породнились для борьбы с фашистскими захватчиками.
К сожалению, найденные местными краеведами, историками и следопытами факты и материалы до сих пор не собраны воедино, не обобщены, остаются эпизодами. Их необходимо сложить, систематизировать, свести в одну картину, и будет она величественной и поражающей.
На западе, в странах, которые были оккупированы фашистами в годы второй мировой войны, существуют два термина и два понятия: партизанская борьба и движение Сопротивления. Применительно к нашей жизни в обиход не вошло последнее словосочетание, наверное, потому, что этот термин не отражает в полной мере и смысл, и содержание нашей борьбы. Огромный размах партизанского движения и подпольной деятельности на оккупированной территории СССР позволяет говорить о всенародной борьбе советских людей с фашистскими захватчиками, и один из подтверждающих примеров — Умань и ее округа, включая Зеленую браму.
Известно, что обкомы и горкомы партии, политуправления и политотделы сражающихся войск в глубокой тайне готовили и оставляли на территории, обреченной на оккупацию, подпольную сеть, а несколько позже забрасывали — уже через фронт — партизанские, разведывательные и диверсионные группы.