Наверное, опасно было такому человеку возвращаться в родные места — лучше бы скрыться там, где его никто не знал. Но Карп Морозюк решил по-иному: идти именно туда, где его знали и где он всех знал. Раз уж не удалось перейти фронт, лейтенанту-коммунисту показалось необходимым поднять на борьбу с врагом своих односельчан.
Он приковылял 25 августа в свое родное село Немиренцы, под Казатином, где с тридцатого года был первым председателем колхоза «Добробут».
Здесь Карп Морозюк встретился с женой и малыми детьми — они эвакуировались, но оказались отрезанными врагом и вернулись к матери Морозюка.
Карп Матвеевич вел подпольную работу, если можно так выразиться, в районном масштабе. Перейдя на нелегальное положение, дома бывал редко, собирал силы по селам. Жене он оставил на хранение свои документы.
Ее схватили гестаповцы, допрашивали, где скрывается Карп Матвеевич. Она молчала. У нее, комсомолки, на груди под одеждой был партбилет мужа. К счастью, фашисты ни о чем не дознались и отпустили женщину.
Вернувшись к дочери и сыну, жена лейтенанта спрятала партийный билет. Это было необходимо: последовал новый арест, ее увезли в районный центр с маленькой дочкой Галей на руках. Как ни лютовали каты, ничего не добились. Жена подпольщика, разумеется, не выдала мужа. Тогда фашист ударил тяжелой палкой ее маленькую дочь. Молчание матери было непреклонным, но дорого оно обошлось: после долгих мучений девочка умерла.
Много еще не открытых тайн: неизвестный человек, прислуживавший оккупантам, вывел жену Морозюка из комендатуры, называя по имени и отчеству — Викторией Иосифовной, помог скрыться.
Кто он, до сих пор неизвестно; не раскрыта и черная тайна, кто выдал подпольщиков. Карпа Морозюка и его соратников расстреляли 17 апреля 1942 года. Но об этом семья узнала потом, через много лет...
А будущий майор Морозюк подрастал, ходил в стужу в обветшалом пальтишке, которое мать особо тщательно чистила, заштопывала и берегла, даже надтачала, когда мальчику оно стало мало.
В марте 1944 года Володя Морозюк, встретив на улице Немиренцев красноармейцев, вбежал в хату, чтобы сообщить, что наши вернулись. Он был в том самом пальтишке, из которого стремительно вырастал.
Мать, заплакав, обняла мальчика и тут же почему-то взяла в руки ножницы, вспорола полу сыновьей одежки и что-то достала из-под подкладки. Мальчик впервые в жизни увидел документ. Это был партийный билет Карпа Матвеевича Морозюка. Три года, сам того не ведая, ходил с партийным билетом отца маленький сын, будущий офицер и коммунист.
У майора Владимира Карповича Морозюка много дел по службе. Но есть у него еще одно дело, которому отдаются воскресенья, отпускное и даже ночное время: он кропотливо изучает историю 6, 12 и 18-й армий, их тяжкий путь к Днепру. О своих раздумьях и находках Владимир Морозюк пишет в газеты. Многократно проверенные материалы посылает в музеи и архивы. Он много сделал для того, чтобы и другим стало понятно, что мужество кадровых солдат и командиров, задержавших наступление врага, сыграло важную роль в дальнейшем ходе войны...
Об упорных оборонительных боях 41-й стрелковой дивизии под Равой-Русской, пять дней державшейся на этом приграничном рубеже, теперь упоминается во многих печатных трудах. Тому, что выплыли из тьмы забвения герои этих боев, мы во многом обязаны сыну батальонного комиссара Михаила Власовца, погибшего 25 июня в яростной контратаке.
Инженер из Ташкента Виталий Михайлович Власовец изучил каждый шаг в бою не только своего отца, но и очень многих его сподвижников — живых и мертвых. Он стал исследователем истории 41-й стрелковой дивизии, секретарем совета ее ветеранов.
Так вот и получается: все дальше от нас драматические события 1941 года, но все больше фактов и подробностей, раскрывающих их величие, их значение! Исследователи — сыны и внуки героев.
Особо хочу сказать об украинских газетах, много лет подряд публикующих розыскные материалы. В свое время в «Правде Украины» было напечатано обращение майора Эдуарда Туренко к однополчанам его отца — батальонного комиссара Александра Туренко, пропавшего без вести в июле сорок первого года. У меня в руках объемистая пачка откликов. В течение нескольких лет шла активная переписка. Она продолжается и теперь, уже в спокойном тоне. А начало ее было очень эмоциональным.
Авторы первых откликов на письмо Эдуарда Туренко негодуют: «Кто смеет считать Александра Туренко пропавшим без вести?»; «Я видел его в бою, я видел, как он упал, я нес его на плащ-палатке!»; «Я хоронил комиссара после того боя в окружении».
Особо остро переживал, да и теперь переживает гибель комиссара лейтенант в отставке, кавалер ордена Ленина Владимир Скороходов. В память о комиссаре он смастерил трогательный альбом. Открывается этот альбом изображением ордена Красного Знамени. Под изображением надпись: «Александру Михайловичу Туренко от твоего солдата, моя тебе солдатская награда за тот бой, с которого ты ушел из жизни, но не уйдешь из памяти народной. В. Скороходов».
Не было в Советской Армии другого такого случая, чтоб лейтенант награждал орденом комиссара. Данный случай уникален и легендарно красив.
Владимир Скороходов писал пионерам села Зятьковцы, где погиб комиссар, писал в райком комсомола, писал в Москву, в управление кадров сухопутных войск, призвал в свидетели других однополчан — Овчинникова, Бабушкина, Мороза и в конце концов добился своего. В соответствующие документы отдела учета потерь в отношении Александра Туренко внесено исправление: прежняя запись «пропал без вести» заменена иной — «погиб геройской смертью».
Должен рассказать еще об одном человеке. Он не ветеран войны и даже, кажется, не сын ветерана, но относится к поколению сыновей, а может быть, уже и внуков.
В самом начале моего поиска пришло письмо из города Донецка: «Мне 32 года, работаю в шахте. Войны я не знаю, но собираю все о ней. Родом я из тех мест, где происходили описанные вами бои, мне знаком там каждый кустик. На сбор материалов и переписку ушло более 12-ти лет, но предстоит еще сделать многое».
Начав переписку с автором этого послания горным мастером Василием Андреевичем Малаховецким, я получил драгоценные сведения о боях и героях Зеленой брамы. При его помощи я уточнил сотни имен и фамилий, номера частей, обрел сведения о командирах и комиссарах дивизий и полков.
Ни в одном архиве, ни в одной книге не обнаружишь такого собрания боевых эпизодов и адресов причастных к ним людей, достоверных фактов и легенд!
Занятнейшим человеком показался мне Малаховецкий. Я выбрал два дня посвободней, сел в самолет и отправился в Донецк.
Меня встретил рослый, красивый шахтер и тут же, чуть ли не у трапа самолета, сообщил с понятной гордостью, что его шахта вышла на первое место, получила переходящее знамя. У него на шахте дел, что называется, невпроворот, однако на все хватает сил и времени. Звание «Почетный шахтер СССР», полученное им, говорит само за себя!
На окраине Донецка, у подножия террикона, в шахтерском поселке,— квартира горного мастера. Вся она — коридорчик, обе комнаты, кухня — оснащена встроенными шкафами. У шахтера уникальная библиотека. Книги разные, но преимущественно по истории Великой Отечественной войны. Расставлены в таком порядке: война вообще, сорок первый год в частности.
Василий Андреевич деловито показал мне свою картотеку, думается, единственную в своем роде: здесь собраны сведения о живых и погибших, о знаменах частей, о Героях Советского Союза, о кавалерах ордена Славы.
Неугомонный Василий Малаховецкий пишет мне часто, но исключительно по делу. Письма его полны достоверными сведениями. Распечатываю очередное: «Очень интересный материал найден о Герое Советского Союза Павле Саввовиче Гришко. Он родился 17 августа 1916 года в селе Небеливка Новоархангельского района. Звание Героя он получил в боях за Венгрию — Указ от 28 апреля 1945 года.
Но он воевал в районе Подвысокого, около своего дома, попал в плен и находился в Уманской яме. Его спас односельчанин Петр Гнатюк — вывез в бочке из лагеря. Гришко поймали, но он снова бежал, чтобы потом оказаться в рядах освободителей Венгрии».
Вот какими материалами снабжает меня Малаховецкий. Я потом узнал, что этот удивительный историк «на общественных началах» — далеко не единственный. В оживленной переписке с ним состоят такие же искатели в Москве, Горьком, Иркутске. Все это люди тридцати — сорокалетние, начавшие свою поисковую деятельность в пионерских дружинах и перенесшие это благородное увлечение из детства во взрослую жизнь.
Поиск продолжается.
Я из годов восьмидесятых
Начав в семидесятых годах поиски, связанные с боями, которые вели 6-я и 12-я армии в августе 1941 года в районе урочища Зеленая брама, я незаметно для себя перекочевал в годы восьмидесятые, приближающие наступление нового века.
Человек восьмидесятых годов смотрит на отдаленные события Великой Отечественной войны под новым углом зрения. Десятилетия мира и борьбы за мир дают ему такое право.
Как из тумана, возникают картины героизма и мужества, ранее не зафиксированные ни на бумаге, ни на фотографиях, ждущие ныне своего воплощения в бронзе и граните. Сохранились лишь обрывки радиограмм, дошедших тогда до Ставки Верховного Главнокомандования: «Окружение огневое...»
Последняя радиограмма Павла Григорьевича Понеделина: «Борьба идет в радиусе трех километров. В бою все. Пятачок простреливается со всех сторон, противник непрерывно бомбит. Бьют артиллерия и минометы. Ожидаем атаки танков. Продержимся до вечера. Ночью идём на последний штурм. Войска ведут себя геройски...»
На этих словах обрывается связь, чтобы больше не возобновиться. Эти документы обязывают всех, причастных к тем далеким событиям, досказать недосказанное о людях 6-й и 12-й армий.
Встречи с ветеранами и письма товарищей помогли мне в какой-то мере воссоздать картину героического сражения. Но в процессе