– Что с тобой случилось? – спросила Сара, не в силах отвести взгляд от моей рубашки, которая предательски выставляла напоказ волосы вокруг пупка. В лице Сары я заметил плохо скрываемую брезгливость, которую я раньше не замечал.
– Потом расскажу…
Я рухнул в черное эргономичное офисное кресло на пяти ножках с колесиками.
Так и сидя в пиджаке, галстуке и мокрой рубашке, уткнулся головой в стол.
Потом закрыл глаза, чтобы подарить себе тридцать секунд одиночества и бессмысленных мыслей в потоке жизни, которой у меня давно не было.
Мокрое белое внутри черного, дрожащее словно внутри колодца, бесконечное сплетение звуков, колкость объятий, слепящий свет окон, ресница, которая решает покончить с собой, бросившись в глаз, привкус мела, холод отторжения, зной тепла…
Свет.
Закрыв глаза, я снова оказался в реальности. Реальности, наполненной звуками: стрекотание клавиатур, гул кофейного автомата, далекие невнятные разговоры, электрический разряд неловкости из-за возможных слухов о моей мокрой рубашке.
Я собрался с силами, поднял голову и с облегчением понял, что никто на меня не обращает внимания.
Я выдвинул верхний ящик стола и взял небольшой дезодорант, который держал на случай непредвиденных обстоятельств. Я незаметно сунул его в карман пиджака и среди всех этих звуков медленно направился в сторону туалета, располагавшегося сразу за отделом бухгалтерии. Я прошел по коридору мимо Марты, смерившей меня взглядом, в котором явно читалось равнодушие. Мне было обидно и больно. Это было в разы больнее, чем получить такой взгляд от Эстреллы или уборщицы, или любой другой менее красивой, менее молодой и менее привлекательной девушки.
Смущенный, я продолжил свой путь в сторону туалета. Я прошел мимо бухгалтерии: там почти никого не было. Большинство ушли пить кофе. Так я добрался до двери.
Оглянулся, окинул взглядом открытые двери кабинетов и увидел, что во всех из них, кроме кабинета дона Рафаэля, свет был погашен. Я медленно открыл дверь и так же мягко закрыл ее за собой, боясь, что меня кто-нибудь услышит. Пять раковин, огромное зеркало, не менее десяти метров в длину, и четыре закрытые кабинки для всех необходимых потребностей.
Никого не было – ни снаружи, ни внутри ни звука. Сгорая со стыда, перемешанного с запахом пота, я нервно снял рубашку и подсунул ее под сушилку для рук, дрожа и умоляя, чтобы в этот момент никто не зашел.
Пока горячий воздух пытался стереть следы пота с моей рубашки, я промокал особо влажные места салфетками и параллельно прислушивался к любому шуму, любому подозрительному движению, любой попытке открыть дверь, которая могла бы явить миру полуголого толстяка с волосатым животом, держащего белую рубашку под сушилкой для рук.
Через какое-то время я решил, что с сушкой надо заканчивать.
Уже не было слышно гула кофейного автомата, уже стихли все далекие разговоры. Каждый вернулся на свое рабочее место, и это повышало вероятность неловкой встречи в туалете.
В полной тишине, окружившей меня, надевающий рубашку, я услышал шаги и следующий за ними голос. Знакомый голос дона Рафаэля, который с кем-то разговаривал. По тому, как он говорил сам, а потом делал паузы и слушал, я предположил, что он говорил по мобильному телефону. Голос звучал все громче: он явно приближался ко мне.
Наполовину застегнув рубаху, я схватил пиджак и вошел в одну из кабинок – в самую дальнюю. Я защелкнул засов ровно в ту секунду, когда дон Рафаэль вошел внутрь.
Содрогаясь всем телом, стоя с полуобнаженным торсом и скрещенными наудачу пальцами, я затаился в своем убежище. В кабинке, где едва помещался, я уселся на закрытую крышку унитаза в надежде, что дон Рафаэль меня не заметит, не услышит, даже не почувствует.
Он открыл дверь кабинки слева от меня, продолжая разговаривать по телефону. Похоже, он не обратил внимания, что я был там, прятался совсем рядом.
После слов «Я тебе перезвоню» Рафа повесил трубку, и по шуму я понял, что он сел.
И там дон Рафаэль, начальник отдела кадров, бедняк, женатый на богачке, обладатель зеленого «Ягуара» и одежды от личных портных, образец безупречного поведения, поедатель деликатесов в лучших ресторанах города, владелец яхты на Ибице и шале в горах, золотых запонок, туфель за пятьсот евро и часов за три тысячи, начальник протоколов… сидел рядом со мной, как и любой другой работник компании, как простой смертный человек. В тот день я понял, что для туалета не существует званий и регалий.
Через некоторое время Рафа – думаю, после всего, что мы «пережили вместе», «дон» можно было опустить – открыл задвижку и вышел из кабинки, совершенно не обращая внимания на толстого парня с пиджаком в руках, который стоял по соседству и был готов вот-вот упасть в обморок.
Он едва успел застегнуть ремень на брюках, как мобильный телефон снова зазвонил.
– Да, говори, ничего страшного, давай рассказывай…
Я услышал, как открылась дверь в туалет, а затем также стремительно закрылась за спиной у дона Рафаэля, который, возможно, по случайному стечению обстоятельств, а может, и по привычке, совершенно забыл о том, что руки было бы неплохо вымыть.
В тот момент мне не хотелось бы стать одним из тех, кого он поприветствует при встрече своим крепким рукопожатием.
Я открыл дверь и сделал вдох, стараясь заглотнуть остатки неотравленного воздуха. Рубашка моя почти высохла. Я достал из кармана пиджака дезодорант и распылил по телу.
Вышел.
Я шел по коридору в свой отдел так быстро, как только мог, наблюдая за тем, как дон Рафаэль продолжает говорить по телефону. Он даже не заметил, что чуть не убил меня, выпуская в туалете пар.
Снова прошел мимо Марты, которая сидела и пилила свои ногти. Я даже не соизволил посмотреть на нее, думаю, что и она тоже. Когда я вошел в свой отдел, все выглядело по-прежнему: каждый сидел за своим столом, занимаясь своими делами. На этот раз я даже рад был видеть их, мышек, крутящих свое колесико в клетке. Часы на стене показывали без пятнадцати девять. Хави еще не пришел. Десять минут? Я пробыл там всего десять минут? А мне показалось, что целую вечность.
Я сел в надежде, что меня никто не побеспокоит. Уставившись в монитор, я начал думать сразу о многих вещах. Я абстрагировался от работы, абстрагировался от всего вокруг. Я просто хотел отстраниться от жизни, которую больше не чувствовал своей. Я позволил времени течь мимо меня.
– Что с тобой случилось этим утром? – удивленно спросила Сара.
– Ничего. Просто как только я проснулся, все пошло не так.
И, поставив руки на клавиатуру и уткнувшись в монитор, я дал ей понять, что мне не хочется говорить на эту тему и чтобы ее нос слишком приближался к моей рубашке.
Без пяти девять, а Хави до сих пор нет. Внутри меня боролись два чувства: с одной стороны, беспокойство, с другой – удовольствие от предстоящего наказания. Хави всегда опаздывал. Его предупреждали уже несколько раз, однако с каждым разом компания добивалась лишь одного: несколько дней после выговора он приходил раньше обычного, но уже через неделю все возвращалось на круги своя.
Хави работал, много работал, и возможно, поэтому он был до сих пор среди нас. В тот вторник он опоздал больше чем на двадцать пять минут. Зато Эстрелла уже сидела, счастливая и расслабленная, за своим столом, пунктуальная, как золотые часы, которые она всегда носила – на этот раз с темно-синей сумкой, ярко-красными лакированными губами и полным нежеланием что-либо делать.
8:59. Вошел Хави. Абсолютно спокойно, как ни в чем не бывало. Я подумал о разительном контрасте между его приходом и моим сегодняшним триумфальным появлением. Меня поразила плавность его движений, когда он вешал куртку на спинку стула. Он сел рядом, справа от меня, и принялся за работу, как будто этих двадцати пяти минут опоздания просто не было.
Первые два часа того нового дня я потратил на то, чтобы исправить катастрофу случившегося. Но никто ничего не заметил, поэтому я больше не придавал этому значение.
Половина одиннадцатого: час – какая ирония в этом слове, ведь никогда он не длился шестьдесят минут – ланча.
Обычно мы спускались все вместе, оставляя кого-то одного на месте в качестве дежурного. В тот вторник, сославшись на то, что мне нужно кое-что купить, я спустился раньше остальных.
На улице, как всегда, было полно народу. Люди сновали туда-сюда, разговаривая по телефону, ожидая зеленый сигнал светофора, врезаясь друг в дружку, соблюдая бесконечные дистанции. Одна огромная, с подозрением смотрящая на всех и вся толпа. Сигнал автомобиля, «придурок, смотри, куда прешь!», гул работ, мотороллеры, полицейские сирены… звук жизни. Я пробирался мимо людей, и никто не имел для меня никакого значения: я мог бы толкнуть, повалить на землю встречного, если понадобится, лишь бы двигаться вперед, к книжному магазину. Обогнав двух пожилых дам, которые едва держались на ногах, я вошел туда, где продавалась та заветная зеленая ручка, что должна была изменить мою жизнь. Тогда я даже не представлял, до какой степени.
Я направился прямиком в отдел канцелярских товаров, оставив за спиной заваленные книгами полки, и все же косясь на них исподлобья и с тоской вспоминая те года, когда покупал последние новинки, когда в моей жизни было время для чтения.
Я прошел мимо блокнотов и папок, перьевых ручек сомнительной пользы и стоимостью более ста евро, серебряных ножей для конвертов и фирменных карандашей, оберточной бумаги для подарков, папиросной бумаги, из которой можно делать шарики, – сколько воспоминаний – цветного картона и книжных обложек, давно уже ненужных. Прошел мимо чертежных принадлежностей фирмы «Ротринг», подслушав, как циркули и транспортиры ругают что есть сил компьютерные программы. Прошел мимо корректоров и ластиков, пеналов и компасов, которые можно было дарить во времена моего детства. У кого вообще теперь есть компас? И, наконец, добрался до зоны настоящих письменных принадлежностей, оставив остальные