Я окинул взглядом присутствующих, и увидел, что никто ничего не понимает.
– Ты говоришь о «Констуссе»? – спросил Годо, пытаясь поддержать разговор, чтобы Сара вдруг не перестала говорить и все смогли разобраться в этой пока что бессмысленной цепочке фраз.
«Констусса» является одним из самых важных предприятий в нашем регионе. Это строительная компания, работающая в более чем десяти странах, со штаб-квартирой в Мадриде, Барселоне и Валенсии. Компания, которая выставляет и оплачивает миллионные счета и для которой мы – ну теперь уже они без меня – являемся практически единственным поставщиком программного обеспечения. Компания, которая платит очень хорошие деньги, но требует к себе особого отношения и приоритета во всем.
– Да, именно о них. Двадцать процентов наших доходов обеспечивают именно они. Вы знали об этом? – спросила Сара, вытирая глаза салфеткой. – Я тоже не знала. Дон Рафаэль сказал мне сегодня об этом, ну, когда кричал на меня. Какой-то важный руководитель в их офисе получил счет на пятнадцать тысяч евро за работу, которая не будет выполнена раньше понедельника. И нашей бухгалтерии нужно было всего лишь немного подождать и отправить им этот счет сегодня, чтобы они получили его на следующей неделе. Но нет, надо было выставить счет раньше. И комиссии еще, эти чертовы комиссии… А главное, что работа еще не сделана. Им пришел счет на пятнадцать тысяч за работу, которая еще не выполнена в полном объеме. Понятно, что их начальник закатил дону Рафаэлю невиданный скандал, пригрозив отказом от сотрудничества. Он сказал, что мы несерьезные и безответственные люди… Понимаете, как это выглядит.
– Ну, возможно, не так уж и страшно. Ты же знаешь, что Рафа любит преувеличивать, – сказал уже привыкший к выговорам Хави.
– Как Марта могла ничего не заметить? Я ведь точно оставила записку там, я не понимаю, не понимаю…
– Она могла отклеиться, и уборщица могла выбросить ее в мусор, – предположил Годо, достав из рукава главный козырь, который мы всегда использовали, чтобы объяснить необъяснимое: уборщица.
– Это невозможно! – почти прокричала Сара. – Я прикрепила записку степлером. Я сказала дону Рафаэлю, что, если проверить документы, наверняка найдутся какие-то следы. Мне приходит в голову только одно: кто-то сделал это нарочно, но я никак не могу понять причину. – Она задумалась. – Дон Рафаэль сказал, что если вдруг дело дойдет до расторжения контракта, я могу распрощаться не только с самым важным клиентом, но и со своей головой. Вот так, буквально.
Маленький, притаившийся, пожелавший остаться незамеченным… Я мог бы быть смелым, я мог бы там, на глазах у всех, признать свою вину. Я мог бы пойти на следующий день и поговорить с доном Рафаэлем, объяснить ему, что произошло сущее недоразумение. Я мог бы сделать так много всего… Но я ничего не сделал.
Пока Сара пыталась выговориться, я все еще держал ее записку в кармане своего пиджака.
На смену раскаянию, чувству вины и жалости пришел страх. Страх разоблачения. И с этого момента нашего разговора меня волновал только один-единственный вопрос: «Видел ли меня кто-нибудь?»
Сара взяла меня за руку.
У меня чуть не остановилось сердце. Я испугался так, как не пугался уже давно, едва не подскочив на стуле. Она удивленно посмотрела на меня. Легкое давление, пара наводящих вопросов, и я бы признался во всем, я бы проговорился перед всеми, но, к счастью, этого не произошло.
– Помнишь, на прошлой неделе я взяла у тебя зеленую ручку, ту новую, которую ты специально для себя купил? Ту, которую я обещала найти и забыла, – сказала она мне, глядя прямо в глаза. – Я взяла ее, как раз чтобы написать записку. У меня под рукой не оказалось ни одной ручки, и мне пришла в голову идея взять твою, зеленую. – Я кивнул головой. – Я пошла потом в бухгалтерию, и думаю, что ручка могла остаться там. Я специально оставила эту чертову записку. И вдобавок потеряла твою ручку. Прости.
Это «прости» прозвучало так больно, как будто меня ударили ножом в сердце.
Прости, что я потеряла твою ручку, которую ты хотел потерять. Прости. И я, трус, принял ее извинения.
Почему мне не пришло в голову сравнить почерк на записке с почерком Сары?
Ведь это было так очевидно, так легко, так близко – слева от меня.
Сара допила кофе, все еще блуждая в своих мыслях.
Осторожно. Это было новое слово для меня.
«Видел ли меня кто-нибудь?»
В тот день я раньше всех пробил свой пропуск и ушел домой. «Видел ли меня кто-нибудь?»
Я ощупал карман: записка все еще лежала там.
Я пришел домой в начале десятого, и уставшая Реби встретила меня на пороге одним из своих холодных поцелуев.
Мы поужинали вдвоем, но каждый наедине. «Видел ли меня кто-нибудь?»
Мы вместе легли спать.
Пока она спала, пока я пытался заснуть, этот вопрос продолжал звучать в моей голове снова и снова. Вопрос, который сейчас, при других обстоятельствах, я все еще слышу в своем изгнании.
«Видел ли меня кто-нибудь?»
Суббота, 30 марта 2002
Реби ушла на работу ровно в девять.
Утро субботы всегда было посвящено покупкам и очередям, но на этот раз в списке значился крупный торговый центр. Это было утро начала плана, реализацию которого я так долго откладывал, утро перемен, в конце концов.
Мы приехали довольно быстро: в половине одиннадцатого наша машина уже стояла на стоянке рядом с сотней других автомобилей.
Мы начали бродить по артериям потребительства, как две маленькие клетки, теряющиеся в потоке цен, скидок и одежды, в поисках магазинов, которые специализировались на переменах и побегах. Просмотрели электронный указатель, по названию смогли вычислить только один магазин, но так и не сумели понять, где именно он находится. Решили – ну, в общем, я один решил – отправиться на поиски.
В результате нашли четыре подходящих магазина, зашли в каждый из них.
В последнем на радость продавцу я купил почти все необходимое, чтобы втайне начать новую жизнь.
Время быстро пробежало.
Мы приехали домой в 13:45, почти впритык, буквально на грани провала. Я вошел в гараж: к счастью, машины Реби еще не было. Я направился прямиком в кладовку и в приготовленном тайнике за спущенными велосипедными шинами спрятал все, что купил. Теперь здесь, по секрету ото всех, хранились семена моей новой жизни.
Мы вышли из гаража, и спустя пятнадцать минут усиленных попыток мне удалось втиснуть машину в тесное пространство на парковке.
Я забрал Карлито из машины, и мы отправились домой. Мы поднялись, вошли в квартиру и наткнулись на Реби, которая добралась до дома раньше нас.
– Где вы были? – удивленно спросила она.
Я не ожидал встретить ее там, не ожидал, что мне придется на ходу что-то выдумывать. Я упустил лучший момент, чтобы рассказать ей правду, чтобы признаться в том, что хотел сбежать вместе с ней. Мне не хватило смелости.
– В торговом центре. Мне нужна новая дрель, потому что на нашей прокручивается сверло, – соврал я первое, что пришло в голову.
– А, – недоверчиво отозвалась она. – И как, нашел?
– Да, но как-то очень дорого. Посмотрю где-нибудь еще.
– Хм.
Обняв и поцеловав Карлито, она отправилась в комнату, приняла душ, переоделась и вышла на кухню. Вечером нам пришлось ехать в магазин за продуктами. Мы застряли в пробках, увязли в очередях и устали от разгрузки машины, которая затянулась чуть ли не до ночи. Поужинали: сначала он, потом мы.
Посмотрели телевизор, каждый сидя на своем краю дивана. Проспали до самого воскресенья.
Воскресенье застало нас в парке, за обедом у ее родителей и за ужином у нас дома, лежа на кровати, которая уже не была ничему свидетельницей, в ожидании очередного понедельника.
Не было никаких сюрпризов, ни одного поцелуя больше, ни одного поцелуя меньше.
Понедельник, 1 апреля 2002
Сара пришла рано, я уже был на месте. Мы поздоровались, и в этом приветствии я анализировал каждый жест, каждое слово, каждый взгляд. Она выглядела немного оправившейся после пятницы, я нет. Я заметил, хотя, может, мне это только показалось, что она держалась более отстраненно со всеми, в особенности со мной. С тех пор за каждым углом меня поджидало сомнение, порожденное мыслью, что она знает что-то такое, о чем я не догадываюсь.
Несмотря на поведение Сары, я решил вернуться в свою игру: найти ручку, потеря которой не принесла мне ничего, кроме проблем.
Я ждал половины восьмого, чтобы остаться одному, чтобы отправиться на поиски того, что в последние дни затягивало меня сильнее любого наркотика.
Я ждал.
Я ждал, а половина восьмого все никак не наступала. Время тянулось целую вечность. Я провожал тех, кто расходился по домам, всякий раз придумывая новые оправдания своей задержке. Я ощущал легкое покалывание во всем теле – такое больше свойственно влюбленным, ожидающим следующего свидания, но не человеку, мечтающему остаться на работе одному.
Прошло всего минут десять, и в офисе остались только два сотрудника: девушка из бухгалтерии и я. Она работала, я делал вид, что работаю, отсчитывая минуты, оставшиеся до девяти вечера, – в это время охранник делает последний обход и включает сигнализацию.
Я заметил движение возле выхода. Охранник встал, взял куртку и, направившись к выходу, махнул мне рукой. Наконец-то!
Я тут же подорвался с места и начал хаотично метаться по офису: столько времени прождал, а даже не наметил маршрут передвижения. Я принялся осторожно высматривать. Оглядел все вокруг: на столах, в мусорных корзинах, пока перед глазами не предстала ясная цель – зона бухгалтерии.
Я с беспокойством оглянулся назад, поворачивая ручку стеклянной двери, которую девушка закрыла перед уходом.
Это можно было назвать раем для любопытства: несколько столов, которые предстояло изучить, несколько ящиков, в которые предстояло заглянуть. Я начал робко осматриваться по сторонам, ничего не трогая, и в итоге сел на стул – теперь мне могли открыться секреты чужой жизни, чьей угодно.