Первоначальное удивление переросло в возмущение: 3546 евро за то, что она сидела на своем рабочем месте от силы часа два, и то ничего не делая. Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, снова внимательно посмотрел на цифры. Я хотел найти объяснение этой вопиющей несправедливости.
Прочел еще раз: Гальвес, Гальвес, Гальвес… почему мне казалась знакомой эта фамилия?
Я на мгновение вернулся за свой стол, чтобы залезть в интернет. Я зашел на сайт собственной компании и получил подтверждение своим догадкам. Я просмотрел список работников мадридского филиала, изучил организационную диаграмму и нашел ответ – Рамон Руи Гальвес в руководящем составе. Это могло быть простым совпадением, но моя интуиция отказывалась в это верить.
Я снова вернулся к ее открытому ящику и продолжил копаться в ее жизни. Рядом с расчетными листками нашел кучу больничных, почти все от одного и того же врача. Я не совсем понимал их предназначение, возможно, они нужны были для того, чтобы оправдать свое постоянное отсутствие перед кем-то. Нашел также среди прочего кучу дипломов о курсах, которые она никогда не оканчивала, но якобы посещала их за границей. Жалкая ложь, один сплошной обман. Держа бумаги в своих руках, я хотел кричать на весь офис. Мне хотелось рассказать всем своим коллегам, что пока мы тут гнули спину по десять часов, она получала более трех тысяч евро только потому, что была родом из семьи большой шишки.
В тот день я пришел домой крайне возбужденный и очень расстроенный. Меня не волновало то, что Реби меня даже не поцеловала, что Карлито уже спал, что мы почти не разговаривали: мне было все равно. На какое-то время я даже позабыл о своем заброшенном плане.
Я лег спать, почти не проронив ни слова и даже не подозревая, что в ту ночь началось наше прощание. Я не знал тогда, я не подозревал, что поцелуй, которым мы тогда не обменялись, будет одним из последних.
С того самого вторника все пошло наперекосяк. Все произошло так быстро…
Среда и четверг, 10 и 11 апреля 2002
Эти два дня прошли, как один: без проволочек, без промедлений, настолько одинаково и быстро, что даже сейчас я путаюсь в каких-то моментах.
Два дня подряд Хави приходил на работу без опозданий.
Рафа нашел на документах скрепку от степлера. Он извинился перед Сарой. Эта встреча была намного приятнее первой: не было ни криков, ни нападок, ни ударов по столу, только смех, добрые слова и извинения со стороны дона Рафаэля.
Из кабинета Рафы Сара вышла с радостным облегчением.
– Он сказал мне, что проведет расследование, чтобы разобраться в случившемся, – прочирикала она мне, – у него есть доказательства того, кто это мог быть. Не такой уж он и плохой, как все его себе представляют. Он сегодня был по-настоящему добр ко мне.
– Великолепно, – ответил я, вздрогнув внутри всем телом.
Пятница, 12 апреля 2002
Как наркоман, находящийся под кайфом, я погрузился в тяжкий сон собственного любопытства. Притаившись за своим столом, я думал о Реби, о моей зеленой ручке, о наполовину реализованном плане, о скрепке на документах, с которых я сорвал желтую записку, о стольких вещах…
Пока я бродил по офису, я даже не думал о том, что меня, простофилю, в конце концов раскроют. Сеньора Луиза, Сара, Хави, Эстрелла, охранник… это мог быть любой.
И вот этот день настал. Всего за два часа до окончания рабочего дня дон Рафаэль появился на пороге. Так поздно. Очень странно. Какая-то безумно странная пятница.
Зазвонил мой телефон.
– Алло, – ответил я.
– Дон Рафаэль попросил меня позвонить вам и пригласить к нему в кабинет, – серьезным голосом произнесла Марта.
Мои ноги, руки, даже мои мысли задрожали. В голове пронеслись все открытые ящики, собранные бумажки, чужие вещи.
– Уже иду.
Медленно повесил трубку.
Я сидел неподвижно, уставившись в экран, ничего не видя перед собой. Руки лежали на клавиатуре, но пальцы отказывались что-либо печатать. Опустил глаза, страх подобрался к самому горлу. Я постарался взять себя в руки, выждать время, необходимое для того, чтобы отдышаться, но при этом не заставлять себя слишком долго ждать. Выждать нужный момент. Но время играло против меня.
Я встал, опираясь на стол. Я почувствовал, как пот стекает по спине, как он проступает в районе подмышек и даже в области паха. Я посмотрел на Сару глазами человека, которого ведут на виселицу. Она испуганно посмотрела в ответ.
Она не сказала ни слова. Я ничего не сказал. Я вспомнил, как вызывали Сару, как вызывали Хави. Мы посмотрели друг на друга, и я ушел.
Я постучал в открытую дверь. Два сухих удара костяшками пальцев. Робко встал в дверном проеме.
Сидя, откинувшись на спинку кожаного кресла и разговаривая с кем-то по мобильному телефону, он указал мне рукой, чтобы я заходил. Я зашел и закрыл дверь.
Смеясь со своим собеседником, он также рукой пригласил меня сесть. Я молча сел. Спустя несколько минут он повесил трубку.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и думаю, это был первый раз, когда я смог по-настоящему рассмотреть черты его лица. Я видел это лицо тысячу раз, но мне кажется, что до этого момента я никогда не смотрел в него в действительности. Сидя там, я видел перед собой человека, единственной в жизни заслугой которого был брак по расчету. Я видел человека, поднявшегося из грязи в князи благодаря чужим деньгам. Человека, раскинувшегося теперь в кожаном кресле, которое запросто могло быть моим – почему бы и нет?
Нам обоим стало не по себе от этого взгляда, будто мы бросили друг другу вызов, а затем вдруг решили отступить. Он разложил перед собой какие-то бумажки, открыл ящик стола и заговорил.
Он не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел в атаку, как делают те, кто привык побеждать.
– Мне сказали, что последнее время вы допоздна задерживаетесь на работе, – начал он тоном, имитирующим беспокойство. – У вас какие-то проблемы?
В какое-то мгновенье я чуть не попал в ловушку, но, в конце концов, мне не хотелось думать ни о Луизе, ни о Марте, ни о Хосе Антонио, ни об Эстрелле. Я был близок к этому, но нет.
– Нет, вовсе нет, – с натянутой улыбкой сказал я, – у меня все в порядке. Просто в последнее время работаю над заказом и немного опаздываю по срокам, – солгал я, как мог, в ответ на вопрос, заставший меня врасплох.
– Вы же знаете, что, если что-то не так, вы всегда можете мне рассказать. В конце концов, я здесь для того, чтобы попытаться решить любую проблему, – продолжал настаивать он, прикидывая, как долго я продержусь.
– Нет, правда, все в порядке, – пот градом покатился по спине, а голова начала зудеть. Я дважды почесался, и он это заметил. Улыбнулся.
Он расправил плечи, желая затянуть веревку на моей шее потуже: ему было достаточно лишь немного потянуть. И он сделал это. Он открыл свой ящик, порылся в нем. Я вздрогнул всем телом, еще даже не подозревая, какой сюрприз меня поджидает.
– Ох уж эта уборщица, всегда оставляет здесь свои вещи, – улыбнулся он, вытаскивая из ящика белый пластиковый стаканчик с отпечатком фиолетовой помады и ставя его вверх дном в полуметре от меня. Он посмотрел на меня, я посмотрел на него в ответ.
Он снова сунул руку в ящик и достал пачку сигарет.
– Будете? – властно спросил он, позволяя курить там, где это было запрещено.
– Нет, я не курю.
Я не хотел вступать в его игру ни при каких условиях.
Он сделал две или три затяжки, выбрасывая клубы дыма в воздух, по-прежнему развалившись в кресле.
– Надеюсь, что это останется между нами, – подмигнул он мне, и я сразу понял, что он имел в виду вовсе не сигареты.
– Да, не волнуйтесь, – ответил я.
– Видите ли, – продолжил он неторопливо, делая еще одну затяжку, – есть удовольствия, которые нельзя запретить. И незачем кому-то об этом знать. Кроме того, нехорошо вторгаться на чужую территорию, ведь никогда не знаешь, что можешь там найти. Вы меня понимаете?
– Да, не переживайте.
– Отлично. Тогда нам больше нечего сказать друг другу, не так ли? – Он сделал последнюю затяжку, а потом затушил ее в пластиковом стаканчике.
– Нет.
– Отлично. Отлично. Ах да, и помните, что я начинаю переживать, когда наши сотрудники так много времени проводят на работе. Ведь у всех есть семьи, социальная жизнь… – он раздавил стакан и бросил его в мусорную корзину.
– Вам не о чем переживать, я постараюсь уходить домой вовремя.
«Три, два, один – нокаут», – подумал он, но в действительности я уже покинул ринг, успев увернуться от удара и вернуться в целости и сохранности на свое место.
Понедельник, 15 апреля 2002
В выходные мы с Реби практически не смотрели друг на друга, практически не пересекались. Мы жили параллельно в доме, который все меньше и меньше становился похожим на дом.
Шесть часов вечера очередного понедельника. Мне совсем не хотелось работать. Если честно, мне вообще ничего не хотелось. Поэтому я убивал время своим любимым еще с детства занятием: игрой в цифры. Я взял лист бумаги, белый, чистый.
Взял черную ручку, потому что зеленая так до сих пор и не нашлась, и начал по косточкам раскладывать свою жизнь. Записал:
Сон. С двенадцати до семи: 420 минут.
Встать, позавтракать, переодеться, принять душ, отвезти Карлито, добраться до работы. С семи до половины девятого: 90 минут.
Работа до обеда. С половины девятого до половины второго: 300 минут.
Обед. С половины второго до трех: 90 минут.
Работа после обеда. С трех до половины восьмого: 270 минут.
Дорога домой. С половины восьмого до половины девятого: 60 минут.
Дом. Искупать и покормить, поужинать, убрать со стола, кофе. С половины девятого до одиннадцати: 150 минут.
Остальное. С одиннадцати до двенадцати: 60 минут.
Остальное – это все, что у меня было. Остальное – чтобы время от времени поговорить, полежать на диване, поставить стиральную машинку, посудомойку, сушилку. Остальное – чтобы посмотреть телевизор. Остальное – обязательный атрибут каждого дня. Остальное в моей жизни, остальная жизнь.