Я не разговаривал с Сарой, не разговаривал ни с кем, не звонил Хави, просто ушел в положенное время: пробил пропуск и исчез. В каком-то смысле я одержал над ним небольшую победу.
От возвращения домой я не ждал ничего необычного.
И вместо того, чтобы рассказать Реби о своем плане, мы с ней поссорились.
Я пришел расстроенный, она была подавлена. Мы даже не стали сдерживаться. Это была серьезная, мучительная, причиняющая физическую боль ссора. Она отличалась от ссор влюбленных, потому что в ней больше не было места сожалению, страху потерять друг друга, слезам в подушку и признанию вины. Нет, она не была ссорой влюбленных.
Отличалась она и причинами. Их попросту не было. Теперь любая глупость могла разлучить нас навсегда. Порожденная взаимной усталостью, любая ссора стояла между нами и каждый раз приводила к более ожесточенным столкновениям.
– У нас ничего нет на ужин? – спросил я, глядя на нее, лежащую на диване.
– Нет, – ответила она, даже не поворачиваясь в мою сторону, не обращая на меня внимания.
– А каннеллони где? Вчера оставалось, по крайней мере, четыре штуки, – злобно поинтересовался я.
– Я их съела, потому как ты всегда приходишь поздно, – ответила она, продолжая смотреть телевизор и едва смотря на меня.
– Ты ничего мне не оставила? – крикнул я на нее.
– Нет! Отстань от меня!
Меня задела не столько эта фраза, сколько ее тон.
– Отстану, когда захочу! – крикнул я.
– Заткнись уже, ты мешаешь мне смотреть телевизор! – и это «заткнись» было насквозь пропитано ядом.
– Сама заткнись, дура! – первое оскорбление.
– Сам дурак! – и снова уставилась в телевизор.
Я подошел к столу, взял пульт и выключил его.
– Что ты делаешь, идиот?! – крикнула она, поднимаясь и стараясь схватить меня за руку. – Отдай сейчас же!
– Не отдам! – крикнул я.
– Отдай мне пульт! – снова крикнула она, яростно вцепившись мне в руку.
Я оттолкнул ее. Она остановилась от удивления, возможно, потому что мы впервые так ссорились. Тяжело вздохнув, она снова набросилась на меня. Снова схватила за руку, на этот раз сильнее прежнего, царапаясь и вонзая ногти. Я снова оттолкнул ее, отбросив на диван, и пульт упал на пол, разбившись на две части.
– Скотина, сволочь, когда-нибудь ты мне за все заплатишь!
И в слезах она ушла в нашу комнату.
Закрыла дверь на ключ.
Я остался на диване, пытаясь понять, было все по-настоящему или мне только приснилось. Она никогда со мной так не разговаривала, с таким презрением, исходящим буквально из каждой поры ее кожи. Почему такая реакция? Почему столько жестокости в ее словах?
Я подобрал две половинки пульта. Попытался соединить их, но это оказалось невозможно: что-то сломалось, и они, как и мы, больше не подходили друг другу.
Я взял ключи и сбежал.
Нашел небольшой ресторан, попросил столик на одного, и там меня встретило одиночество, о котором говорила Сара.
Я ел безо всякого желания, думая только о ней. Мы так давно не ходили никуда вместе: ни на обед, ни в кино, ни на прогулку, ни куда-либо еще. Мы слишком долго уничтожали друг друга. Мне хотелось бы отмотать время назад, но не на одну, не на две ночи, а сразу на тысячи.
Помню, что просидел там с чаем в руках до самого закрытия.
Вернулся домой.
Открыл дверь, и меня встретила оглушительная тишина.
Сломанный пульт продолжал лежать на столе, как горькое доказательство того, что это не было просто ночным кошмаром.
Я лег на диван, и там, под покровом темноты к горлу снова подступил комок ревности, сомнений, недоверия и страха. Что, если у нее есть другой?
Я попытался заснуть, но не смог, попытался отвлечься на что угодно, но ничего не получалось.
Два часа утра, а я продолжал лежать на диване с открытыми глазами.
Даже не знаю, во сколько мне удалось провалиться в сон.
Четверг, 25 апреля 2002
В то утро мы не разговаривали: в этом больше не было необходимости. Каждый занимался своими делами. Она позавтракала, я позавтракал, мы одели Карлито, я повез его к родителям, она осталась дома. Я хлопнул дверью, понимая, что оставил позади остатки отношений, которые когда-то нас связывали.
Дон Рафаэль меня не беспокоил в тот день, но все равно я не мог сосредоточиться на работе. Я взял лист бумаги и стал считать, считать свою жизнь – в расстояниях, в поверхностях, в площадях…
Записал.
ПЛОЩАДЬ ЖИЗНИ
Дом: 89 м²
Лифт: 3 м²
Гараж рядом с лифтом: 8 м²
Офис компании: около 80 м²
Ресторан: 50 м²
Кафе: 30 м²
Дом родителей Реби: 90 м²
Дом моих родителей: 90 м²
Всего: 445 м²
Всего: 445. Всего на 445 квадратных метрах я проводил 95 процентов своего времени. Залез в интернет, чтобы посмотреть общую площадь поверхности Земли. Ответ нашелся быстро: 510 065 284,702 км².
Почти сорок лет моей жизни прошли на 445 квадратных метрах. Стоило ли продолжать?
Два дня, предшествующие моему побегу, пролетели слишком быстро. Столько всего произошло, что, несмотря на боль, я пережил за эти сорок восемь часов больше, чем за все последние годы вместе взятые.
На часах было около половины восьмого. Вот уже несколько дней я не разговаривал с Луизой и несколько дней вообще не разговаривал с Реби. Немного поразмыслив, я сделал выбор в пользу Луизы: я остался на работе в тот четверг. В четверг, когда все пошло наперекосяк.
19:30: я был все еще не один в офисе.
20:00: пришла Луиза, но Хосе Антонио по-прежнему не уходил.
20:10: Хосе Антонио устал изображать бурную деятельность и начал собираться.
Он устал шпионить за мной, предположил я, устал следовать ребяческим приказам глупого начальника. Он посмотрел на меня издалека, надел пальто и ушел. И я, который решил остаться в офисе, вышел вслед за ним.
Я следовал за ним по улице, прячась на каждом углу, шел за ним по парковке, скрываясь за каждой колонной. Я поехал за ним на своей машине, держась всего в нескольких метрах.
Примерно через полчаса мы добрались до торгового центра, где работала Реби. В такое время ее уже нет на работе. Он въехал на подземную парковку, и я, на расстоянии двух машин, спустился вслед за ним.
Он вышел, направился к ближайшему лифту и поехал наверх. Я предположил, что на третий этаж – там все кафе и сетевые рестораны. Запыхавшись, я пробежал по лестнице три пролета и увидел, как он входит в одно из кафе.
Зачерпнул ртом воздух, сделал еще пару вдохов, чтобы успокоиться, и решил устроиться в соседнем кафе-мороженом. Теперь была моя очередь следить.
Я ждал почти полчаса, сидя всего в двадцати метрах. Я следил за ним, как он следил за мной. Несколько раз я порывался бросить все это: что я вообще делаю?
Я думал о том, чтобы вернуться домой и рассказать Реби о своем плане, чтобы объяснить ей, что поцелуй, который она оставляла на моей щеке, с каждым днем становился все короче и суше, чтобы попытаться вернуть все то, что мы давно потеряли. Но я продолжал сидеть на стуле в ожидании, когда Хосе Антонио выйдет.
И он вышел, вышел вместе с ней, с Реби.
Они оба вышли с серьезными лицами, существовавшие только друг для друга, с переплетенными руками. Несколько минут, пока они разговаривали, их губы были слишком близко. И эти минуты показались мне часами. Он положил руку на ее плечо – на мое «ее плечо», она прислонилась головой к его груди. Я сидел, ничего не предпринимая. И так, обнявшись, они направились в сторону гаража, может, к ее, а может, и к его машине. Я знал, что потерял ее.
Я продолжал сидеть там, на виду у всех – у всех, кроме них, смотрящих в другую сторону, в свою сторону. У меня не хватило смелости встретиться с ними, в тот момент я даже не мог думать об отмщении, я просто погрузился в пучину своих чувств. Перед глазами стоял некролог отношениям, которые только что оборвались.
Я подождал, пока актеры совсем удалятся со сцены, и остался там, один на один с моим кофе.
Возвращение неизбежно привело бы к вопросам, сомнениям и упрекам. Пожалуй, это была самая долгая дорога домой в моей жизни. Она действительно обманывала меня или все это было простым недоразумением? Хосе Антонио шпионил за мной ради Рафы или ради себя самого, ради них? Знала ли она что-нибудь о моих задержках на работе?
Я позвонил домой родителям Реби.
– Здравствуйте, Карлито все еще у вас? – спросил я в упор, не дожидаясь ответных приветствий.
– Да-да, Реби предупредила нас, что приедет за ним чуть позже, ей нужно сходить за покупками. Она тебе ничего не сказала?
– Ах да, теперь я что-то припоминаю, что-то она говорила сегодня утром, – соврал я. – Ладно, встречу ее дома. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Отправил сообщение Реби: «Я сегодня не приду ночевать».
Я не мог вернуться той ночью.
Отключил мобильный телефон, и вместе с ним отключил всю свою жизнь. С этого момента события повалились на меня одно за другим, и я уже не мог это остановить.
Я уехал. Убежал из города, далеко-далеко. Нашел отель и провел ночь там.
Я не мог заснуть, думал обо всем и сразу ни о чем.
На часах было половина двенадцатого ночи. Интересно, забрала ли Реби Карлито? Я включил телефон.
Никто мне так и не позвонил за целую ночь.
Пятница, 26 апреля 2002
Последняя пятница моей прежней жизни.
Я очнулся в чужой постели. Надел ту же одежду, что и накануне. Позавтракал в кафе отеля и отправился на работу.
В офис я приехал с клокочущей яростью, с огромной жаждой мести… пусть только попробует мне кто-нибудь что-нибудь сказать. Я спросил про Хосе Антонио, но мне сказали, что его нет, что он, воспользовавшись первомайскими праздниками, которые должны были начаться на следующей неделе, взял отпуск на две недели.