Я подумал о феях.
Я настолько привык к крикам, спорам, спешке, шуму, попыткам скрыть свои чувства, к нервам… что эта маленькая собака и девушка в разноцветных носках показались мне нереальными.
Я допил кофе в одиночестве.
Окно предательски показало мне, как большинство людей начинает другой день: большие рюкзаки за спинами, телескопические палки, шерстяные шапки и все необходимое, чтобы продолжить путь.
Какой из них был моим?
Я спустился за своими вещами. Убогий багаж, состоящий лишь из ботинок, рюкзака, копия которого осталась в кладовке нашего дома, телескопической палки последней модели и пустоты, обосновавшейся в моих карманах.
Еле волоча ноги, я направился к двери.
Там я остановился, пытаясь решить, в каком направлении мне идти дальше.
Кто-то подошел ко мне сзади.
Я даже не успел обернуться. Она – фея с крохотной собачкой – заговорила раньше.
– Куда теперь направляешься? – она застала меня врасплох вопросом, на который у меня не было ответа.
– Не знаю, лишь бы куда.
– Понимаю, – сказала она. Да разве могла она понять меня? – Ну примерно в семи-восьми часах отсюда есть еще один дом, где можно провести ночь. Дорога туда прекрасная, возможно, по пути найдешь то, что ищешь.
Семь-восемь часов! Должно быть, она заметила, как у меня подкосились ноги от одной только мысли об этом. Должно быть, она увидела на моем лице тоску, скорбь и беспомощность или все сразу. Невольно она посмотрела на мой живот, и я заметил сожаление на ее лице.
– Я постараюсь добраться туда, – сказал я с храбростью и оптимизмом в голосе.
– В любом случае, – сказала она, безусловно, поняв мои сомнения, – через три часа будет еще один домик, где тоже можно остановиться отдохнуть. Помни, что ориентироваться нужно на желтые столбики, в крайнем случае на камни, которые есть на протяжении всего пути.
– Камни? – переспросил я, представляя горные завалы.
– Небольшие пирамидки, выложенные из камней, которые указывают путь. И еще запомни, что, увидев одну пирамидку, ты должен всегда видеть вдалеке следующую, в противном случае это означает, что ты сбился с маршрута и тебе нужно вернуться.
Я поблагодарил ее за все.
В начале одиннадцатого, пожелав мне удачи и поцеловав два раза в щеки, поднявшись при этом на цыпочки, Пеппи Длинныйчулок попрощалась со мной.
Это было теплое прощание с человеком, которого я едва знал, с которым судьба свела меня всего лишь на несколько часов, а затем развела навсегда.
Пока я шел вдаль по указанной тропе, несколько раз оборачивался, чтобы посмотреть, как она машет мне, опираясь на ограду, с которой еще сегодня утром я хотел спрыгнуть вниз. Непрерывным жестом своей маленькой руки, словно играя с ветром, она прощалась со мной. Я провел с ней всего несколько минут, а уже чувствовал, что она стала частью моей жизни.
Есть особые отношения с людьми, а есть отношения с особыми людьми. Между ними нет существенных различий, потому что и те и другие оставляют след в душе, оставляют память о себе на всю жизнь.
И есть обычные повседневные отношения, которые мы переживаем и поддерживаем изо дня в день. Забавно, что зачастую именно они остаются где-то там, на самом дне колодца наших воспоминаний. «Я никогда тебя не забуду, маленькая фея», – подумал я про себя. И теперь, шесть лет спустя, я могу сказать, что до сих пор помню ее.
Когда домик превратился в едва заметное пятно среди гор, я задумался о себе. Как получилось так, что человек, у которого была в собственности квартира, машина, используемая только для того, чтобы добраться на работу, несколько дорогих костюмов, несколько счетов в различных банках, красивая жена, ну или бывшая жена, и маленький очаровательный ребенок, как такой человек не смог сохранить все это? И на фоне всего этого я видел лишь счастливую девушку с привязанной к одежде погремушкой и собачкой, следовавшей повсюду за ее разноцветными носками, которые то и дело спотыкались о крохотное тельце животного.
Первые часы пути прошли быстрее, чем я ожидал. Мне помогала, безусловно, сама природа. На каждом шагу она предлагала мне новые открытия. В свои почти сорок лет я чувствовал себя полным невеждой, существом, загнанным в темный угол своего крохотного мира.
Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу рюкзака. Путешествие не вызвало трудностей, оставив лишь небольшое сожаление о том, насколько сильно я себя запустил. Какое-то время ушло на то, чтобы отрегулировать ремни, правильно разложить вещи в рюкзаке, чтобы они не впивались в спину. Когда мне удалось пройти несколько шагов, не теряя при этом ритма и равновесия, когда я научился ускоряться на спусках и слегка наклоняться вперед на подъемах, рюкзак вовсе перестал быть проблемой.
Я шел один.
Одинокий, крошечный отрезок жизни, едва заметный среди горных вершин.
Я шел вперед и не оглядывался.
Я шел и поначалу не думал о том, что мне предстояло преодолеть, это казалось легко.
Добрался до холма, до самой высокой его точки. Остановился.
Посмотрел вперед: длинная гряда гор, совершенно мокрые долины, деревья, расположившиеся у подножий, поближе к воде, еще деревья, которым повезло меньше, поскольку довелось родиться выше и приходилось цепляться за скалы, пока сила притяжения тянула их вниз, в самую пропасть.
Снова двинулся в путь.
Я шел не торопясь, как обычно идут уже старые люди, не желающие спешить навстречу тому, что их ждет. Я шел, чтобы только не сидеть на месте, – дорога помогала мне отвлечься от прошлого. Час, может быть, два я мог не вспоминать ни о чем, хотя знал, что воспоминания нагрянут неизбежно: рана еще свежа, а события произошли совсем недавно.
Карлито… и я ощутил его поцелуй на своей щеке, я вообразил, как катаю его на спине. Мысленно смотрел на него и представлял плескающимся в воде.
Реби… и я вспомнил три ее поцелуя, почувствовал, как она кладет голову мне на грудь. Я мысленно смотрел на нее и представлял в объятиях другого.
Я шел вперед и не мог оставить все это позади. В каждом взгляде, в каждом воспоминании, в каждом чувстве была она – боль.
Я шел.
И, несмотря на мою печаль, на солнце деревья выглядели зеленее, реки прозрачнее, а камни белее. Я шел и не мог не думать о них, о всех троих.
Я представлял их вместе, обнявшимися в постели, как мы с Реби уже давно не обнимались. Я представлял, как они прижимают друг друга, как переплетаются их тела, как соединяются их губы, как соприкасается его кожа с ее кожей, которая была так близко от меня, а я даже не захотел протянуть руку.
Странно, но я вдруг понял, что мне не больно думать о том, как они обмениваются дыханием и ласками, как стонут оба на кровати, которая не была моей, нашей кроватью. Нет, это не было болью, которая меня терзала.
В тот момент, сбившись с пути, я осознал смысл той боли, которая с каждым шагом становилась все невыносимее. Именно он покажет ей все то, что я не успел показать, именно с ним она будет ходить по горным тропам, именно он расскажет ей, что когда-то давно, еще в детстве, он заблудился в похожем месте. Именно он будет обнимать ее под деревом, освещенным ярким светом полной луны, именно он будет целовать ее под июльским дождем, и именно он подарит ей первую каплю росы. Вот что убивало меня, и секс вообще не имел значения.
Прошло три часа, а я так и не добрался до первого, по словам Пеппи, домика для отдыха.
Я пошел дальше. Возможно, подумал я, время в горах воспринимается по-другому. Меня иногда догоняли люди. Они здоровались, а затем исчезали где-то впереди. Один их час не был равен одному моему часу.
Я продолжал идти.
Вскоре далеко впереди стал различим небольшой дом с черной крышей, маленькими окнами и развевавшимися флагами. Я ускорил шаг.
Еще тридцать минут, и я был на месте. Четыре часа.
Снова посмотрел на часы: два часа дня.
Бросив рюкзак снаружи, я выпил воды, вытер пот со лба и понял, что сильно проголодался. Я вошел и попросил сэндвич.
Пройдя несколько метров вперед, я устроился рядом с небольшим лугом: сэндвич с ветчиной и бутылка воды – вне всяких сомнений, лучшая еда в жизни. Порывы ветра усмиряли жар разгулявшегося солнца, от травы веяло прохладой, как на рассвете, и мир вокруг выглядел как-то совершенно по-другому.
Но даже здесь счастье отвернулось от меня: я снова думал о них.
Закончив перекус, засомневался: стоит идти дальше или лучше остаться на ночлег.
Остаться означало прервать свой путь, усесться на траве и думать только о них, о том, что она не со мной. Так я разочаровал бы Пеппи.
Идти дальше означало продолжать двигаться, по крайней мере, часов пять. Пять часов, чтобы стряхнуть с себя воспоминания и сделать то, зачем я сюда приехал: сбежать от прошлого.
Усилившийся ветер позвал меня в дорогу, как будто подтолкнув вперед.
И я пошел. Пошел, думая, что этот путь будет немногим сложнее уже проделанного.
Я ошибся.
Воскресенье, 28 апреля 2002, 15:10
Прошло около получаса с того момента, как я покинул домик для отдыха, и я увидел вдалеке группу людей: маленьких разноцветных муравьев, дружно устремившихся к белоснежной вершине огромной горы. Я подумал, что это не та тропа, по которой я должен идти, что в какой-то момент я отклонился от своего маршрута.
Но нет. Мой путь упрямо вел прямо к горе, на которую совсем не хотелось забираться.
Я засомневался.
Вернуться было проще всего: это было то, что я умел делать. Вернуться на прежнее место, к известности, к определенности, повторить то, что уже пережил: блаженная привычка. Я подумал о Пеппи.
Опершись об один из гигантских камней, я заглянул в карту, которую носил в кармане. Да, дорога уходила вверх, прямо через перевал Колладо-де-Контреч, 2745 метров.
Я снова посмотрел на вершину, то прищуривая, то приоткрывая глаза, не зная, что выбрать. Я сомневался. Сделал шаг и заколебался. Еще один, и снова остановился. Еще один, еще, еще, еще, еще. И так, не поднимая головы, устремился вперед.