Муршуд провел указательным пальцем по сверкающему капоту машины:
— Блестит как стеклышко… — Он повернулся к водителю «Москвича»: — Готов, езжай!
Получив деньги, Муршуд засунул их, не считая, в карман мокрых брюк и подошел к Ахмеду:
— Ну что, надумал наконец? Работать пришел?
— Я уже работаю…
— Шутишь? Где?
— У дяди Сафара. Строим соковый цех.
— Да ты очумел, как я погляжу! Откуда у тебя силенки, чтобы камни ворочать?
— На стройке женщина вкалывает, а мне-то что сделается?
По транзистору, что стоял перед лачугой, передавали последние известия. Муршуд поднял приемник с земли:
— Посмотрим, что «Араз» передает, — сказал он и щелкнул переключателем. — Ну, что ты скажешь — и там говорят, и тут говорят… Хоть бы приличную музыку!
Муршуд выключил транзистор и присел рядом с Ахмедом на землю.
— Я и тебя хочу на стройку перетащить, — сказал тот.
— Чего я там не видел?
— А здесь что ты потерял? Не противно на Геюша батрачить? Будь у меня твои мускулы, я бы горы ворочал.
Последние слова Ахмеда польстили Муршуду, он полюбовался на литые свои бицепсы и улыбнулся, довольный собой.
— На что это ты подбиваешь меня, а? Какая там зарплата?
— Не знаю. Во всяком случае, побольше, чем ты здесь имеешь.
Муршуд провел рукой по мокрым волосам, пригладил их, но они тут же встали торчком.
— А что я там делать буду? — уставился он на приятеля.
— Цемент с песком размешивать, и все дела…
— Рабочим? — брезгливо скривил губы Муршуд.
— Рабочим разве плохо? А тут ты министр, что ли?
Муршуд задумался и выпалил:
— Но предупреждаю сразу: работать буду только до сентября. В сентябре Бахыш пошлет меня на шоферские курсы.
Ахмед шлепнул друга по скользкой спине и радостно улыбнулся. Он сладил сразу два дела. Во-первых, он будет теперь работать на стройке вместе с другом, а, значит, и дела пойдут веселее. Во-вторых, решится вопрос Заргелем, и мастеру Сафару не придется больше кланяться и просить Барата.
Ахмед вдруг вспомнил, что забыл про вечернюю вахту у моста. Наргиз уже прошла, и он останется сегодня без привета ее и улыбки.
Работу, которую Заргелем выполняла одна, теперь делали Муршуд и Ахмед. По этому случаю Сафар ворчал:
— На всех стройках есть техника, только мы раствор готовим вручную. Барату все трын-трава, сам-то он лопатой не ворочает, по́том не обливается…
Алияр, сидевший в тени навеса, обернулся к Сафару:
— Эй, Сафар, болтал бы ты поменьше, людей от дела не отвращал. Помалкивай в тряпочку и работай себе. Барат что — сам машины делает? Что ему дают, то он нам и доставляет.
— Сторож, а все знает, — поддел Муршуд и включил транзистор.
Алияр обернулся и зло посмотрел на Муршуда. Хотел было что-то сказать, но прикусил губу, сдержался и, хлопнув шапкой по колену, удалился. Он подошел к Барату, который подсчитывал доски, уложенные вдоль ограды, и заносил результаты в книжечку. Прораб и сторож о чем-то зашептались.
Теперь Заргелем подавала кирпич Сафару. Поначалу она было воспротивилась, не хотела переходить на эту работу, но Барат категорически заявил:
— Другой работы нет! Не нравится — бери расчет и сиди дома.
И Заргелем, опустив голову, поднялась по стремянке наверх.
Она прикрыла платком рот и нос, и Сафар видел теперь только ее лучистые глаза, и казалось, свет этих глаз прибавлял ему сил. Мастер работал вдохновенно, то и дело покрикивая вниз:
— Раство-ор!
Алияр подошел к Муршуду и Ахмеду и стал внимательно наблюдать за их работой. Потом, сделав козырьком ладонь, прикрыл от солнца глаза и поглядел снизу вверх на Сафара.
— Ишь ты, — сказал он с усмешкой, — работает что автомат. Давно надо было Барату поставить к нему Заргелем. Смотришь, в два дня кладку закончит.
Муршуд вонзил лопату в раствор и сказал, потягиваясь:
— Не сглазь, дядя Алияр!
Сторож смерил Муршуда злобным взглядом. Ахмед тоже с укоризной взглянул на друга и дал себе слово поговорить наконец с ним всерьез. «По какому такому праву он при мне задевает отца Наргиз?»
Сафар обернулся в сторону «Жигулей», стоявших перед прорабской:
— Барат! Слышь, Барат! Кирпич на исходе! Где машины застряли?!
Прораб с неизменной своей записной книжкой поднялся наверх, оглядел кладку и что-то сказал Сафару. Сафар не расслышал, и Барат уже крикнул Муршуду:
— Выключи свой транзистор! Не на концерт же ты явился?!
Муршуд вопросительно посмотрел на прораба, тыльной стороной ладони отер капельки пота с подбородка и нехотя выключил транзистор. Насупившись, он со злостью стал ворочать тяжелой лопатой.
— Кирпичи привезут завтра, — недовольно сказал прораб и сбежал с лесов.
В обеденный перерыв Сафар достал из кошелки еду, разложил ее на доске, вытащил бутылку «Бадамлы» и на одном дыхании выпил из горлышка; опорожненную бутылку кинул в песок.
Ахмед сегодня принес на обед долму в виноградных листьях, которую оставила ему мать накануне.
Муршуд включил транзистор. Передавали концерт «В обеденный час», и какой-то баритон пел песню «Трехперый журавль».
— Пах-пах-пах! — сказал Сафар, обмакивая помидор в соль. — Кейфуем, брат.
Пришли дочери Заргелем, расстелили салфетку на досках под навесом, уселись обедать с матерью. Один лишь Алияр не обедал, он ходил взад-вперед на другом конце строительного участка. Его никто не замечал.
Муршуд поднял бутылку, брошенную Сафаром, содрал с нее этикетку и сунул в сетку Алияра, которую тот оставил под навесом.
Ахмед заметил и рассердился, но не стал при мастере ругать Муршуда. Собрался было пойти вытащить бутылку из сетки, но Сафар остановил его:
— Кирпич кончился. С позавчерашнего дня толкую об этом, а Барат в ответ мне: некому, мол, на заводе машины грузить. Меж двумя ослами ячменя поделить не может, а туда же, инженером зовется, — ворчливо добавил он. — Не иначе как дядюшка с положением на буксире его тащит.
Пока Ахмед слушал мастера, сетка оказалась уже в руках Алияра. Увидев бутылку, сторож вытащил ее, посмотрел на след от этикетки, и мохнатые сизые брови его гневно поползли вверх. Швырнув бутылкой в Ахмеда, он заорал:
— Болван! Сосунок! Я что, пара тебе, чтобы шутки строить надо мной?!
Ахмед, застывший в растерянности, только и нашелся, что пролепетать:
— Дядя Алияр!..
— Черт тебе дядя!
Ахмед ошеломленно посмотрел на Муршуда. Тот вразвалочку подошел к Ахмеду, поднял валявшуюся у его ног бутылку и отшвырнул ее прочь, обернулся к Алияру:
— Не кричи! Это я сунул ее в сетку! — И, взяв Ахмеда, как маленького, за руку, потянул его за собой под навес.
— Ну что ж, — процедил сквозь зубы Алияр. — Придется мне с твоими родителями поговорить. Сегодня же отправлюсь к Бахышу.
— Что тебе надо от него? — раздраженно спросил Ахмед Муршуда. — Столько лет соседями живете!
— То-то и оно, что соседями! Напомнишь мне потом о нем, я тебе кое-что расскажу…
Мастер Сафар вроде бы и не слышал эту перепалку. Покуривая, он поглядывал на дочек Заргелем, — сегодня девочки пришли в розовых платьицах. Глаза мастера заволокла печаль.
В дверях прорабской показался Барат.
— Кирпич только к вечеру будет! — сказал он. — На сегодня работа окончена!
Прораб ткнул указательным пальцем сперва в Муршуда, затем в Ахмеда:
— Ты… и ты… Садитесь в «Жигули».
Парни переглянулись и полезли в машину. Муршуд взял свой транзистор.
Барат привез приятелей на кирпичный завод и, высадив их во дворе, кивнул на кузовы двух грузовых машин.
— Грузите! — сказал он. — Грузчики не поспевают, придется нам подмогнуть.
Ребята замялись и нехотя вышли из машины. Барат заторопил их:
— Ну же, пошевеливайтесь! Наряды я вам выпишу, получите что положено. Не первый день работаете. — Он шагнул к Муршуду и пытливо посмотрел в глаза: — Я ведь не из тех, что заставляют работать задарма…
Муршуд тоже не сводил глаз с Барата. Он был зол на него за давешний окрик из-за транзистора. Яркие и толстые губы прораба растянулись вдруг в насмешливой улыбке, словно в ответ на злой, пронзительный взгляд Муршуда он решил нарочно показать ему два ряда ровных белых зубов. Медленно расстегнув ворот рубахи, прораб провел пальцами по смоляным кудрям, откинул их со лба назад. Глядя на белое лицо Барата, на открытую, без единого волоска грудь, Ахмед подумал, что прорабу следовало избрать себе другую профессию. С такой белой кожей нельзя работать под знойным солнцем…
Барат, что-то выжидая, вдруг повернулся и сказал шоферам, игравшим в нарды в тени, чтобы те за игрой не забыли о работе, сел в свою машину и укатил.
Ахмед, поплевав себе на ладони и улыбаясь своим мыслям, сказал:
— Начали!
Муршуд снова включил транзистор, поставил его на подножку грузовика и предложил другу:
— Полезай в кузов. Я буду подавать, а ты складывай.
Скоро загорелое тело Муршуда покрылось красноватой кирпичной пылью. Покончив с погрузкой, ребята сели в машины, каждый рядом с водителем. Ахмед ехал на первом грузовике. Муршуд — на следующем. Под шум мотора Ахмед задремал и сквозь дрему думал о том, что сегодня он непременно пойдет на мост к каменному барану, увидит улыбку Наргиз… И тогда, наверно, у него сразу перестанут ныть мускулы, пройдет боль в ногах.
Машина остановилась, и Ахмед очнулся. Грузовик стоял в незнакомом дворе, огороженном камышовой изгородью. В глубине двора был старый шалаш, а в центре — каменный фундамент будущего дома. Барат стоял у ворот, прислонившись к «Жигулям», и давал какие-то указания полному мужчине средних лет, одетому в пижаму.
— Где мы? — ничего не понимая, спросил Ахмед у шофера.
Водитель с удивлением оглядел Ахмеда.
— В деревне, — ответил он. — Видишь вон толстяка? Это колхозный бухгалтер Керим. Строит дом для младшего брата.
Барат обернулся в сторону грузовиков и крикнул:
— Давайте, ребята, разгружайте! Живо!
Шоферы с равнодушным видом вышли из кабин, отошли к ограде и присели на корточки, закурили.