…И этой ночью ему не удалось заснуть. Стоило положить голову на подушку, как в ушах начинался гул, а глазах появлялась резь, точно под веки песку насыпали.
«Неужто вправду на стройку вор повадился? — думал Ахмед, ворочаясь с боку на бок в постели. — Две машины леса в полчаса исчезло… А цемент? Куда цемент испаряется? Муршуд сказал: подстерегу. Надо бы…»
Ахмед поднялся с постели, оделся в темноте на ощупь и вышел со двора.
Было уже за полночь. Люминесцентные лампы окрасили пустынные улицы в молочный цвет. Стояла тишина, и Ахмед старался ступать бесшумно, но асфальтированный тротуар отвечал на каждый шаг стуком, и стук этот, как казалось Ахмеду, разносился по всему спящему поселку. Вдали показались две собаки, и Ахмед остановился — он боялся бродячих собак. Стоял и смотрел, как собаки принюхивались друг к другу, потом подрались и, сцепившись в тугой ком, покатились в темный угол. Оглядываясь по сторонам, паренек продолжал путь и, дойдя до строительного участка, затаив дыхание, пошел на цыпочках. Сюда не провели еще «дневного света», и над дверью в контору горела обычная электролампочка.
А в небе светила луна, и тень от недостроенной стены протянулась до опор деревянного навеса. Кладовка, в которой хранили цемент, была на замке. Ровным штабелем лежали бревна, привезенные днем. Но сторожа не было.
«Все ему нипочем, — удивлялся Ахмед. — Бросил и ушел».
Ахмед прошел на строительную площадку и встал в тени под навесом. Он решил приходить сюда по ночам, чтобы подстеречь вора. Муршуд подозревает Алияра, но отец Наргиз не может быть вором, и Ахмед докажет это. И Муршуду придется заткнуться.
Внезапно кто-то крепко схватил Ахмеда за запястье. «Вот он!» — подумал Ахмед, обернулся с бьющимся сердцем и удивился. Перед ним стоял Барат и улыбался, но руки Ахмеда не выпускал.
— Испугали вы меня, — тоже сделав попытку улыбнуться, сказал Ахмед.
Но прораб крепче сжал ему руку.
— Кто боится, тому нечего бродить здесь по ночам, — бросил он и крикнул в темноту: — Дядя Алияр, поди сюда!
Алияр выскочил Из прорабской и подбежал, заноси руки для удара.
— Попался, доносчик! — Но рука его так и застыла в воздухе: разглядев Ахмеда, сторож растерялся. — Ты? Но ведь это Муршуд грозился… — Алияр вопросительно посмотрел на Барата.
Ахмед понял, что они тут вдвоем ждали Муршуда. Он попытался высвободить руку, но Барат сжал ее как тисками и не выпускал.
— Что ты тут делаешь? — сурово спросил Барат.
— Я… ничего… просто так…
— Где ворованные материалы? С кем воровал? Кто тебя сюда послал?
У Ахмеда язык отнялся. Глаза от изумления стали большими, он переводил их с Барата на Алияра и обратно.
Наконец Барат выпустил его руку и грозно потребовал:
— Пойдем в милицию… Там признаешься…
— Отпусти его, — сказал Алияр зятю, — пусть уходит.
— Ну нет, пусть ночку в милиции проведет, авось поумнеет.
— Никуда я не пойду! — заупрямился Ахмед.
— Пойдешь или я вызову милицию, хуже будет, — пригрозил прораб.
— А-а-а! Черт с тобой, пошли! — сказал паренек и первым двинулся в сторону милицейского участка.
Барат с Ахмедом молча дошли до милицейского участка. Барат пошептал что-то дежурному милиционеру и ушел. Ахмед притулился в углу. Высокий молодой милиционер звонил то по одному, то по другому номеру и о чем-то внушительно спрашивал. Потом положил трубку, вздохнул умиротворенно и улыбнулся Ахмеду.
— В нарды играешь? — спросил он.
— Чуть-чуть.
— А в домино как?
— Совсем не умею.
— Что же нам с тобой, с тоски подыхать? — милиционер покачал головой. — Чего же поймали тебя, если ты ничего не умеешь? Ложись, спи.
Ахмед лег на узкую скамью, подложил руки под голову и заснул так глубоко, как если бы лежал в своей мягкой и теплой постели. Утром его разбудил густой бас Бахыша:
— Ты как здесь?!
Вскочив, Ахмед потер глаза. В окно светило яркое солнце. В передней слышался шум, чьи-то голоса. Ахмед посмотрел на густые усы Бахыша, широкий нос и смуглое лицо, и впервые на ум ему пришло, что Муршуд ни капельки не похож на старшего брата.
Бахыш потряс его за плечо:
— С тобой я или нет? Как ты сюда попал?!
— Не знаю.
Бахыш схватил его за руку и потащил за собой из комнаты, по узкому коридору к выходу. Под тяжестью шагов Бахыша прогибались половицы. Он вывел Ахмеда во двор и слегка подтолкнул его:
— Катись отсюда, дурачок!
За воротами к Ахмеду бросился Мансур.
— Мать волнуется, — сказал он. — Иди скорее. Она прямо убивается о тебе. — Мансур шлепнул Ахмеда по спине: — Не расстраивайся, с кем не бывает? — и заспешил на работу.
Но Ахмед пошел не домой, а направился в другую сторону.
…На строительной площадке было шумно. Никто не верил в причастность Ахмеда к пропаже стройматериалов, все ругали Алияра и Барата.
Сафар отшвырнул мастерок, скинул передник, сбежал вниз по лестнице и догнал прораба, садившегося в свою машину.
— Эй, Барат! Ты знаешь, чьего роду-племени Ахмед? То-то, что нет. Сын шофера Алиша помрет с голоду, а чужого не возьмет. По какому праву ты его в участок посадил?
Барат изменился в лице и промямлил, глядя куда-то в сторону:
— Ну уж и посадил! Его уже выпустили. Пошутили мы.
И тут Муршуд шагнул вперед и вытащил из кармана платок.
— Хороша шутка! — Он развернул платок, достал обрывки бумаг и сунул их под нос Барату: — Узнаешь? Вот тот самый акт, который ты заставил нас подписать. О пропаже материалов и возмещении их стоимости из зарплаты Алияра. В тот же вечер ты разорвал этот акт и выкинул в корзину. А я, видишь, собрал и храню. Ну, что скажешь?
Барат молча ожег ненавистным взглядом Муршуда и захлопнул дверцу «Жигулей», машина тронулась.
Под навесом стоял оцепеневший Алияр.
Сафар кинул на него косой взгляд, взял топор, лежавший поверх бревен, и медленно пошел на сторожа.
— Сафар!!! — вскрикнула Заргелем.
Мастер вроде бы и не слышал ее.
Алияр схватился за подпорку навеса и, оглядывая стоявших вокруг рабочих, молил о помощи. Заргелем бросилась к мастеру.
— Умоляю тебя, Сафар, — сказала она и всхлипнула, — не наделай беды!
— Отойди, Заргелем, у меня с этим бесстыжим свои счеты.
Сафар обеими руками схватился за топорище и расставил ноги, как если бы собирался дрова рубить.
— Мы с тобой войну прошли, Алияр, мы с тобой смерти в глаза смотрели. Кто из того ада живым вышел, тот не смеет быть сволочью! Как ты стал сволочью, Алияр? Почему?
Алияр, глядя на холодный блеск топора, судорожно сглотнул слюну.
— Да в чем же вина моя? — выдохнул он.
Сафар занес топор над его головой:
— Скажи, где разворованные материалы!
— Сжалься, Сафар… я…
— Скажи, где материалы или, клянусь честью, раскрою тебя надвое, как тот пень!
Алияр посмотрел в налитые кровью глаза Сафара, на его губы, в углах которых билась пена, поискал глазами Заргелем, перевел взгляд на дорогу, по которой уехал Барат…
Сафар крикнул в нетерпении:
— Говори же, негодяй!
Топор дрогнул в руках мастера, и Алияр, прикрыв голову руками, присел на корточки.
— Все во дворе у Керима… У бухгалтера Керима… — быстро пролепетал он.
Сафар бросил топор на землю и обернулся к Муршуду:
— Пошли в милицию!
Вот уже два дня, как Алияра и Барата то и дело вызывают в милицию и допрашивают. А потом и бухгалтер Керим зачастил туда. Возвращаясь мимо строительного участка, он остановился и зло крикнул Сафару:
— Предатель ты! Душегуб! Но я-то из воды сухим выйду, а вот ты так и останешься ни с чем.
Керим завелся надолго, но мастер и головы не повернул. Стоял к нему спиной и спокойно делал свое дело.
Спустя два дня перед районным отделением милиции остановилась зеленая «Волга».
Из «Волги» вышел высокий белокожий мужчина в соломенной шляпе. Он пробыл в отделении около часу, и больше его никто в районе не видел. Говорили, что это муж старшей сестры Барата, что он приехал уладить дела шурина и перевести его на работу в Баку.
Говорили, что в Баку, в кооперативном доме, Барат купил себе трехкомнатную квартиру и спешит со свадьбой, чтобы увезти с собой Наргиз.
На стройке только и обсуждали это.
В обеденный перерыв Муршуд поделился с Ахмедом:
— Бахыш не велит мне идти на шоферские курсы. Что за мода, говорит, чуть кто из пеленок, так сразу в шоферы. Оставайся, мол, на стройке, изучи профессию каменщика.
— А ты не хочешь каменщиком?
— Таким, как уста Сафар, хочу. Кто же не захочет таким мастером стать? А только — смогу ли?
Помолчав немного, Муршуд зашептал, словно бы доверяя тайну:
— Сегодня в исполкоме дело Барата решается. Бахыш сказал.
Услышав это, Ахмед вдруг вскочил и, натянув рубаху, бросился к зданию райисполкома…
Добежал, остановился, заглянул в высокие занавешенные окна. Огляделся вокруг, узнал среди машин «Жигули» Барата и подошел к ним.
Из здания райисполкома поспешно вышел Барат и возле своей машины столкнулся с Ахмедом. Барат поглядел на пыльные туфли Ахмеда и спросил:
— Ты почему здесь?
Ахмед кивнул на занавешенные окна:
— Что тебе там сказали?
Барат вздохнул:
— Уволили меня.
— И все?!
— И все.
— В Баку переедешь?
— А ты откуда знаешь?
— Ты квартиру купил в кооперативе?
Барата позабавило волнение в голосе парня.
— И Наргиз с собой заберешь?
Белое лицо Барата порозовело, зубы сверкнули в насмешливой улыбке и тут же скрылись за плотно сжатыми губами.
Но и мгновенного их блеска было довольно, чтоб Ахмеду кровь бросилась в голову. Подпрыгнув по-петушиному, юноша схватил Барата за ворот новенькой батистовой сорочки и, дернув изо всех сил, разодрал ее до самого пояса. Задыхаясь от ярости, Ахмед заколотил кулаками по груди Барата. Открыв наконец глаза, он увидел вдруг, что Барат стоит, потерянно улыбаясь, подняв руки вверх. И эта улыбка остудила Ахмеда. Оставив Барата, он бросился прочь.