Но мама — молодчина. Она продолжает любоваться облаками. Может быть, она собиралась потом нарисовать эти облака, этот двор с качелями и каруселями? Этих детей? Илюшу-помидорчика в красном комбинезоне, краснощёкую Гульку в синей коляске? Или, например, Соньку с зелёным помпоном, болтающимся вокруг головы? Яркая получилась бы картинка.
А пока мама поглядывает на небо, иногда вставляет фразу про шпинат, про щавель или про салат. Она участвует в общем разговоре и не хочет вникать в мелкие споры, возникающие между её старшим сыном Валентином и его знакомой девочкой Соней. Когда Сонька специальным ябедным голосом взывала к Ольге Алексеевне, она её как будто не слышала.
А пока Сонька ждала, что ответит на её жалобу Валина мама, Валентин успел всё-таки сказать:
— Мне скоро шесть! Меня тоже запишут в школу. У меня тоже есть азбука! И ещё есть ранец!
Он спешил всё это выложить. И всё равно чувствовал, что не победил. Сонька смотрела насмешливо, а он оправдывался перед ней, как будто в школу принимает Сонька, а не директор.
— Ха! — Она высоко вздёрнула свой короткий нос. Ровненькая чёлочка нависает над коричневыми глазами. Тощие ноги раскручиваются и закручиваются. — Ты и читать-то не умеешь! И считать не умеешь! А я умею без остановки досчитать до шестнадцати!
— Да ты что? Я могу хоть до миллиона!
— Прямо! До миллиона! А я все буквы знаю! До одной!
— И я все знаю! По-печатному все, а по-письменному не все!
— Врёшь! До миллиона даже мой папа не умеет! Он сказал — некогда до миллиона!
— А мой умеет! У них на Северном флоте все умеют считать до сколько угодно! А твой папа сухопутная… — Валентин хотел сказать «крыса», но тут мама перестала разглядывать облако и позвала:
— Валентин! Не шуми, пожалуйста, приди в себя.
Это означало — перестань хвалиться, перестань ссориться, ну и тому подобные приказы в форме культурной просьбы.
И тут Сонька говорит:
— А если ты такой умный, пойди вот сюда, к столбу. И прочитай вот это объявление. Ага, не можешь? Ну и молчи.
Сонька полетела к фонарному столбу, Валентин бежал за ней и сам не знал, чего он слушается эту Соньку.
На столбе было приклеено объявление. Оно было написано довольно крупно, но по-письменному. Весенний ветер трепал бумажную бахрому, и на каждой бахромке был номер телефона.
— Читай! Ну, читай, если ты такой грамотный!
— «Потерялась собака, — медленно стал читать Валентин, — помесь лайки и болонки. — Он читал с трудом этот взрослый почерк, а Соня слушала. И опять получалось, что она лучше его — слушает, улыбается, голову набок склонила, насмешливо ждёт, что там, в этом объявлении, которое ей, Соньке, ни к чему, а он, этот дурень Валентин, старается, читает. — Помесь, значит, лайки с болонкой. Ноги короткие, уши торчком, на шее ошейник. Шерсть на спине зелёная. — Валентин остановился, поморгал и прочитал снова: — Шерсть зелёная». Честное слово, Сонька, тут так написано! Вот смотри, шерсть зелёная.
Ох, как захохотала Сонька! Она запрыгала вокруг столба! Она захлопала в ладоши! Она стала от безумного веселья хвататься за живот, согнулась от смеха, её повело в сторону, потом — в другую сторону. Она вопила на весь микрорайон:
— Вот это грамотный! Сразу видно! Зелёная собака! Зелёная! Собака! Эх ты! Во даёт!
Валентин от обиды не находил слов. Да что же это такое? Там ясно написано — шерсть зелёная. Ну откуда он знает, почему потерялась именно зелёная собака. И разве он, Валентин, может отвечать за чужую собаку? Да ещё зелёную? И что с ней делается, с этой невозможной, противной девчонкой Сонькой.
— Ну прочитай сама! Вот же, читай!
— И не буду! И так знаю! Не бывает зелёных собак! Не бывает на всём свете!
А ты выдумываешь! И читать не умеешь! Мамочка родная! Держите меня! Падаю! Зелёная собака!
Тут одна догадка мелькнула в голове Валентина. Очень нужная в споре с этой Сонькой догадочка. Может, Сонька-то и читать не умеет? Но не такой человек Сонька, чтобы позволить высказывать Валентину разные там догадки и предположения. Мало ли что ты думаешь. Думай про себя, это Соньку не волнует.
Вот она скачет на одной ноге и считает:
— Один, два, три, четыре, — она захлёбывается от торопливости, но не даёт себя сбить, — одиннадцать, двенадцать. Зелёная собака с малиновым хвостом! Пятнадцать! Шестнадцать!
Так она дразнила его, эта бессовестная ехидина, и смеялась, и дразнилась, и язык высовывала, и песню идиотскую орала:
— Валентин номер один! Валентин номер один!
И вдруг она перестала орать и перестала прыгать. И сказала:
— Ой!
И глаза из нахальных стали вдруг растерянными.
Что же случилось?
А вот что. Рядом с Сонькой оказался маленький Сашка. Долго не раздумывая, он подбежал и стукнул Соньку своей красненькой пластмассовой лопаткой. Он ударил её по спине, эту зарвавшуюся Соньку. И она от неожиданности остановилась. И даже немного растерялась. Но ненадолго. Схватила со скамейки свою меченую лопату с буквами «Соня» и замахнулась на маленького Сашку. Но тут уж Валентин встал между ними, схватил Сонькину руку и опустил лопатку вниз. При этом он глянул на Соньку так, что она замолкла.
— Не посажу её в свой автобус, — объявил Сашка. — Поехали, Валентин! — Сашка зафырчал, объявил громко: — Следующая остановка — школа!
Они помчались вокруг детской площадки на своём автобусе. А Сонька, опомнившись, закричала вслед:
— Зелёных собак не бывает! У кого хочешь спроси!
— Не кричи, Соня, горло простудишь, — сказала её бабушка и увела Соньку домой.
Вечером, когда Валентин доклеивал картонный дом с зелёной крышей, Сашка вдруг спросил:
— Валентин, а бывают зелёные собаки?
— Не знаю, Сашка. Я не встречал. Но там так написано.
— Может, и найдётся она, зелёная эта собака.
— Наверное. Ты, Сашка, давай спи. Лопатой ты её всё-таки зря: девчонок бить нельзя.
— А я маленький, — твёрдо ответил Сашка, совершенно уверенный в своей правоте.
Началась новая жизнь, и зелёная собака совсем забыта
Первого сентября Валентин вместе со всеми стоит во дворе школы.
За низеньким белым забором остались мама и Сашка. Валентин оглядывается на них. Родителей целая толпа, некоторые подпрыгивают, чтобы лучше видеть своих детей, некоторые расталкивают других, а некоторые даже плачут, как будто проводили человека не в первый класс, а на самую настоящую войну. Мама и Сашка не прыгают и не собираются плакать. Они смотрят на своего Валентина и кивают ему. А Сашка сидит у мамы на руках и улыбается во весь рот. Мама взяла Сашку на руки, чтобы он мог лучше видеть своего брата Валентина. В такой день.
Валентин махнул им букетом и пошёл искать свой класс.
В это время говорили речи с трибуны, играл оркестр старшеклассников, а другие старшеклассники зашли за угол школы и потихоньку танцевали под магнитофон, но потом высокий мужчина погрозил им кулаком и не велел танцевать. Валентин узнал, что это был преподаватель физкультуры Игорь Олегович, он всегда грозил кулаком тем, кто не слушался, но был добрый. Сильные всегда добрые.
— Смотри-ка, у него гладиолусы, — сказал рядом очень знакомый голос. — А у меня георгины.
Это была Сонька. Она стояла рядом в ослепительно белом переднике, в коротко остриженных волосах чудом держался огромный бант. И по её тону выходило, что георгины Соньки гораздо лучше гладиолусов Валентина.
Но сегодня она Валентина не задразнит, нет, он готов к бою.
— Сонька! Ты чего сюда пришла? — Он спросил с самым невинным видом, чтобы сбить с Соньки спесь.
— Я-то в школу пришла, учиться. Меня записали самой первой — Артамошина Соня.
Хорошо, у кого фамилия на «А». Валентин отвернулся от Соньки, у него фамилия самая последняя в списке — Яблоков.
В это время директор школы с большим букетом стала поздравлять всех с праздником — Днём знаний. И все закричали: «Спасибо!», а одна большая девочка, класса из пятого, даже крикнула: «Ура! Вперёд!» Валентин засмеялся, а большая девочка ему подмигнула.
Тут появилась красивая женщина, похожая на киноактрису.
— Здравствуйте, хорошие дети. Я ваша учительница, меня зовут Лариса Александровна.
Валентин сразу залюбовался учительницей. Она была красивее всех в огромном школьном дворе. Распущенные по спине светлые кудри, ясные глаза, нежные щёки. Пёстрый шарф, как большая бабочка, сидел на её узеньких плечах. Валентину хотелось её защищать, Ларису Александровну, только он не знал — от кого.
Все ребята из первого класса обступили её и стали отдавать цветы. Они немного толкались, немного кричали, но в общем всё шло хорошо.
— Спасибо, спасибо, хорошие мои дети, — говорила учительница.
Валентин протянул ей свои оранжевые гладиолусы.
— Ах, какие прелестные гладиолусы! Они горят, как огоньки.
— А у меня георгины! — запищала Сонька.
— Какие милые георгины. Ну прямо как жёлтые солнышки.
Учительницу уже было совсем не видно из-за цветов, а ребята протягивали ещё и ещё букеты. И она никого не обидела, и все букеты взяла, и все цветы похвалила. А потом засмеялась и говорит:
— Как же я дойду теперь до нашего класса? Я и дороги не вижу, а вижу только цветы. Кто мне поможет?
— Я! — быстрее всех сказал Валентин и протянул руки, и она дала ему много цветов. Он прижал их к животу.
И тут все вокруг закричали:
— Я помогу!
— И я тоже.
И учительница всем раздала букеты. Одному мальчику, самому высокому, не хватило, и он собрался плакать — скривил рот и вдохнул побольше воздуха, чтобы плач получился погромче. Но Валентин успел тихо сказать ему:
— Рёва-корова.
А Лариса Александровна покачала головой и говорит:
— Поделись с ним скорее, ты что?
И Валентин отдал высокому Кириллу почти половину — не жалко же.
Опять все были с цветами, и весело шумели, и топтались вокруг своей учительницы. И всем очень нравилось, что у них есть теперь своя собственная учительница — Лариса Александровна.