— Да, я. Есть дело, знаете, серьезное и совершенно неожиданное. Только что узнал. Кто? Ваня, русский моряк, и одна девочка, зовут Маргаритой…
В это время над моим ухом раздался хриплый кашель старого марочника.
— Наконец-то я вас поймал, молодой человек. Получите свои марки, — и он протянул мне прозрачный конвертик с марками.
И хотя марки были самые хорошие — и Уругвай, и Боливия, и остров Мартиника, но я почти даже не взглянул на них. Я испугался, что старый марочник подслушает Прошин разговор по телефону. Но Проша говорил так, что постороннему понять ничего нельзя было.
— Точно. В шесть часов сорок пять минут. Все будет сделано. До свидания, — и положил трубку.
— Кто это? — спросил Проша о старом марочнике, когда мы вышли на улицу.
— Это и есть тот старый марочник, — прошептал я.
— А-а! Ну, ладно. Разберемся. Назначено нам свидание, Забегалов, ровно в шесть сорок пять. А теперь четыре тридцать. Пойдем-ка сейчас в баню. Как раз успеем.
Мне не хотелось оставаться одному, и я готов был пойти с Прошей даже в баню, лишь бы не упускать его. Но у меня не было с собой белья. Я сказал об этом.
— Пустяки, — успокоил Проша. — У меня тоже нет — прачка не выстирала. У меня с собой лишь мочалка, мыло да полотенце. На двоих хватит. Идем?
— Идем, — согласился я.
Когда мы входили в баню, Проша сказал:
— Врач к твоей маме придет. В шесть часов. Нам надо еще успеть к тебе домой забежать. Может быть, чем-нибудь помочь надо будет — лекарство достать или что другое.
Как я был благодарен в эту минуту Проше за его заботы!
Проша купил в кассе билеты. Кассирша предупредила:
— Поторопитесь, товарищи, нынче света нет, рано закрываем. В темноте не намоетесь.
— Успеем! — ответил Проша.
В предбаннике бородатый банщик принял у нас одежду и запер ее в деревянный шкаф. Народу в бане в этот час было очень мало. В парной свет едва пробивался сквозь запотевшие окошечки. Какой-то любитель париться поливал горячей водой из ведра раскаленные камни, от чего по всей бане клубился едкий, горячий пар. На верхней полке кто-то усиленно хлестал себя веником. Я добыл шайку и принялся мыть голову.
— Эй, ты где, Ваня? — раздался Прошин голос с полки.
— Да тут, внизу, почти под тобой.
— Ну, ладно, мойся, я скоро к тебе слезу, потру тебе спину.
Не успел он это сказать, как сверху вдруг что-то сорвалось и с грохотом ринулось вниз. Я едва успел отскочить. Крутой кипяток ошпарил мне ноги. Я заорал.
— Что, что такое? — засуетились в пару голые фигуры.
Из предбанника вбежал банщик.
— Да вот, чан с крутым кипятком сорвался с полки. Чуть парнишку насмерть не сварило. Отскочил во-время.
— И кто его только туда затащил наверх. Надо же такое дело… — недоумевал банщик.
Сердце моё колотилось, как птица в клетке. Ошпаренные ноги нестерпимо болели. Я услышал испуганный голос Проши:
— Ваня-моряк, ты живой?
— Живой.
— Слава богу!
— Я пойду оденусь, Проша.
— Подожди меня.
— Нет. Я больше не могу мыться. Мне ноги ошпарило.
— Ну, тогда беги домой. Там врач придет, ты ей покажись. А я следом за тобой. И сразу пойдем. Туда, сам знаешь, опаздывать нельзя.
Я вышел в предбанник.
— Отбирай, что твое, паренек, — сказал банщик, открывая шкафчик.
Носки с трудом налезли на мои ошпаренные ноги. С ботинками было еще труднее. Но я все же терпел. Одевшись, я вышел. На улице было еще довольно светло, но в окнах уже загорались огни. Вдруг я почувствовал, что трусы сползают мне на ноги.
«Резинка оборвалась, что ли?» подумал я и, увидев, что вокруг нет прохожих, принялся осторожно подтягивать трусы. Но резинка была цела, просто трусы почему-то стали необыкновенно широки. Я подтянул их и тут только увидел, что это совсем не мои трусы. Значит, в темноте я перепутал и взял вместо своих Прошины. Вот так штука!
Я хотел уже было вернуться, как вдруг нащупал пришитый к внутренней стороне карман. Я сунул в него руку и вытащил носовой платок. Я чуть было не упал от изумления: на платке была вышита цифра «4» и маленькая зеленая стрелка!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,в которой Иван Забегалов оказывается в центре захватывающих событий
Было от чего стать втупик: значит, «зеленая стрела» номер четыре, непрошенный гость, опасный, как змея-гадюка, — это человек, которого я подозревал меньше всех на свете, это веселый малый Проша, которому я рассказал все о «зеленых стрелах»? Значит, и чан с крутым кипятком сорвался с полки не случайно, а он столкнул, его для того, чтобы сварить меня живьем. Значит, и разговор по телефону — это только, подлый обман. Надо самому туда идти, и как можно скорее итти, теперь же! Я знал трехэтажный большой дом на Главной улице с часовым у дверей. Но уже скоро шесть, а в шесть придет врач. Надо предупредить маму, чтобы она никаких лекарств от этого врача не принимала. Скорей, скорей!
Я ворвался во двор своего домишки, вскочил на крыльцо, распахнул дверь в кухню, вбежал в комнату, откинув занавеску с птицами, — и вдруг замер в изумлении. Мать по-прежнему лежала в постели, а за столом, рядом с Петюхой и Митюхой, сидел старый марочник и разбирал марки.
— Наконец-то, — сказал он, вставая мне навстречу. Он снял очки, и мне показалось, что он помолодел лет на тридцать. — Мне некогда спрашивать вас, любите ли вы собирать марки, — продолжал он. — Я знаю — обожаете. И я знаю, что в данный момент у вас нет для обмена швейцарской марки достоинством в пятьдесят сантимов, выпуска 1888 года, но вы можете мне показать много других марок на выбор. Только мне уже некогда смотреть ваш альбом, потому что время не терпит, не позже чем через десять минут сюда придет одна женщина…
— Врач с химкомбината?
— Совершенно точно. И Петр Сергеич хочет с нею поближе познакомиться.
— Разве капитан в Решме?
— Пока еще ничего не могу вам сказать.
— А я вам хочу все сказать! Раз вы от Петра Сергеича, пойдемте, на кухню.
Петюха и Митюха разинули рты, но я приказал им заниматься марками и не мешать нам, а маме сказал, что сейчас придет врач, чтобы она подготовилась.
Сев на кухонный стол, я коротко рассказал старому марочнику обо всем: о том, как познакомился в поезде с «Прошей», о Маргарите и ее отчиме и о том, как «зеленая стрела номер четыре» хотел обварить меня кипятком в бане. Я отдал старому марочнику платок, который нашел в Прошиных трусах.
— Он, наверное, сейчас придет сюда, — сказал я, поглядывая на дверь.
— Ну что ж? Тем лучше, — сказал старый марочник совсем молодым голосом и распрямился. — Ведь он-то как раз нам и нужен.
— А я думал, что вы тоже из их компании, — выпалил я в лицо старому марочнику.
Он рассмеялся, потом взглянул на часы.
— Ну, к делу. Братишкам скажи — пусть один самовар ставит, что ли, а другой бежит за молоком. Скажи им, что чай станем пить. А маму предупреди, чтобы не волновалась. Все будет в порядке.
Не успел я отослать братишек и остаться с мамой вдвоем, как скрипнула входная дверь и женский певучий голос спросил:
— Скажите, пожалуйста, я сюда попала? Забегаловы здесь живут?
Из сотен другие я сразу узнал бы этот певучий голос.
— Да, здесь, — ответила мать. — Входите.
Занавеска откинулась, и в комнату вошла высокая молодая женщина.
— Меня товарищ Прохоров просил зайти к вам, — продолжала женщина. — Здравствуйте. Вы давно болеете?
— Второй месяц, — сказала мама.
— А вы моряк? — спросила меня женщина. — Я слышала про вас. Приехали навестить маму?
Я что-то пробормотал в ответ.
— Ну, поглядим, что с вами, милая, — сказала женщина матери, приближаясь к кровати.
В эту минуту в сенях что-то грохнуло, и послышалась возня. Женщица, не дойдя до кровати, остановилась и прислушалась.
— Что это? — спросила она насторожившись.
— А это кот, наверное, подрался с собакой, — тихим голосом ответила мать. — Они вечно воюют.
Милая, славная мама! Кто ее надоумил? Она тоже играла с нами одну игру.
— Нет, это не кот, — проговорила, еще раз прислушавшись, женщина. Она повернулась к двери, чтобы узнать, в чем дело.
— Не стоит беспокоиться, — вдруг раздался в дверях решительный голос. — И немедленно руки на стол! Не вздумайте что-нибудь вытаскивать из карманов. Руки на стол, я вам приказываю! Слышите?
Очень медленно женщина положила на стол свои руки с очень красными ногтями. Лицо ее исказилось гримасой, от чего стало совсем некрасивым.
— Игра закончена, — резко сказал старый марочник. Он поднес к самому лицу женщины платок с вышитой зеленой стрелкой. — Ваш?
Женщина отвернулась.
— Кстати, с вами давно хочет познакомиться один человек.
— Петр Сергеич! — закричал я.
Да! На пороге стоял Петр Сергеич, немного запыхавшийся, но, как всегда, веселый.
— Введите-ка на минутку того типа, — сказал он.
Пока старый марочник обшаривал карманы женщины и выкладывал на стол фонарик, револьвер, какие-то порошки в бумажках, незнакомый мне старший лейтенант ввел Прошу. Теперь я понял, что это была за возня в сенях. Ворот его френчика был разорван, — видно, он отчаянно сопротивлялся. Руки связаны за спиной, лицо было жалкое и растерянное.
— Вы пришли за своими трусами? — насмешливо спросил Петр Сергеич. — Не беспокойтесь, они в надежных руках. О вашей знакомой мы тоже позаботимся. Вы можете быть совершенна спокойны и за вашего третьего партнера, — он посмотрел на часы, — с поездом в шесть сорок пять он не уедет, хоть он и загримировался и надел свою телогрейку.
Затем капитан брезгливо взглянул на Прошу и коротко приказал:
— Уведите!
Старший лейтенант вывел Прошу, а старый марочник сказал женщине, помертвевшей от страха:
— Прошу.
Медленно, очень медленно, словно ноги у нее были налиты свинцом, она вышла из комнаты.
— Ну, паря, — сказал Петр Сергеич, — теперь познакомь меня с Марьей Петровной. Надо попросить у нее извинения за беспокойство и…