– Цель не поражена, метров на 300 дальше легли, – прозвучал приговор ПАНа в эфире, – Даю новое целеуказание.
Вот же незадача! (неценз.) Выругался матом, не сдержался. Промахнулись. Бывает. Но это не в тире или на каком-нибудь Авиадартсе. Здесь цена ошибки другая. Парням на земле этой атакой не помогли.
Еще один заход. И опять ракеты накрыли участок за спинами атакующих укропов. С кабрирования работаем по площади. Бой идет вплотную к нашим, можем ненароком зацепить своих «дружественным огнем». Вот и мажем второй заход. Перестраховываемся с дистанцией.
Стрельба НАРами с кабрирования, это конечно не работа штурмовика в привычном понимании. Такую тактику, как основную, массово стали применять только в этом конфликте. А все из-за большого количества всяких ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс) на руках у хохлов. Насовали им союзнички из НАТО по несколько штук на километр фронта. От советской Иглы до Стингеров. Вот и приходится забыть о всех тетрадках со способами преодоления ПВО разных мастей и работать издалека и на предельно низких. Не заходя в зону поражения и показываясь над деревьями лишь на доли секунды. Такая тактика не дает оператору ПВО поймать самолет в прицел.
Эффективность такой работы по площадям не самая высокая. Даже с учетом опыта полученного нами в ежедневной рутине этой войны. Чтобы там не говорили и не писали диванно-штабные эксперты. Зато если накроет – то накроет. Мало не покажется! Но слишком много в этом уравнении должно сойтись для результата – скорость, высота, угол атаки, расстояние, время, опыт, удача (куда без нее).
Су-25 это Штурмовик. Ударный самолет. Все его лучшие качества раскрываются, когда он обрушивает свою мощь пушек, ракет и бомб с пикирования прямо в упор по врагу. В Сирии так и работали по блохастым из ИГИЛ. Отклонения минимальны – результат максимальный. А уж если зашел на колонну противника на марше… Есть где разгуляться.
Еще пара таких неудачных заходов и считай, зря прилетали. Пехота осталась без поддержки. Раскатают мужиков – потом не простим себе. Делаем еще один большой круг для очередной атаки. От резких противозенитных виражей и перегрузки – пот по лицу. Соленая капля, так некстати, скатилась с брови и защипала правый глаз. Комбез из номекса промок, как после стирки.
– Ваня, работаем с пикирования! – командует ведущий. В первый заход остатками НАРов по пехоте, следующий ФАБами. Там танки прут, их наши карандаши не возьмут!
С пикирования это риск. Причем, существенный. Для этого придется подняться на три-четыре километра. Будем как на ладони для всех, кто на земле жаждет запулить в нашу сторону чем-нибудь не очень приятным. И Володька это знает. Знает и то, что я его поддержу в этом решении при разборе полетов дома на земле. Одна надежда на внезапность и определенную наглость с нашей стороны.
Авианаводчик, немного ошалевший от принятого решения и риска, выдает очередные данные на цель. С учетом корректировки на пикирование.
Резкий набор высоты, выход на район атаки. Заваливаю машину на левый борт и ухожу в пике в тридцать пять градусов. Двенадцати тонная железная птица на секунду замирает в крайней высокой точке и устремляется болидом к земле.
– Предельный угол атаки! Предельная перегрузка! Предельный угол атаки! Предельная перегрузка! – заботливо включается «Рита».
Кладу остатки пакетов прямо в гущу укропов. И тащу штурвал на себя. В глазах темнеет от перегрузок. Главное не вырубиться! Снизу стали работать по нам из пулеметов. Судя по всему, целят с танковых. А может просто стрелковкой дотягивают. Грамотные твари. Бьют на выходе из атаки, вдогонку в заднюю полусферу. Она самая незащищенная у «сушек». В такой момент ощущаешь себя мышью в консервной банке, по которой стучат молотком. Сергеичу забот с дырками по возвращению добавится.
На втором заходе повторяем маневр. Зажал БК. Сброс двухсот пятидесяток. Каждый спустил с консолей крыльев по две штуки. Всадили с пикирования их как гвозди в доску. Кучно легли. Форсаж!
Из атаки вышли метрах на шестистах, чтобы не зацепили свои же осколки от разрывов. Машина, разом избавившись от лишнего веса, казалось, стала лучше слушаться. Опять перекладки штурвала и отстрел ловушек. Вдогонку пулемет уже не стрелял…
Для закрепления эффекта, и не дав врагу очухаться, сделали еще два прохода из пушек. Заодно полюбовались результатом своей работы. Внизу, судя по всему, нашими стараниями открылся небольшой филиал ада.
– Две семерки! Полста четвертый! Возвращаемся на базу – командует Володька.
– Летуны, спасибо Вам! – выдохнуло в рацию снизу.
– Работаем, Братья!
Встали на обратный курс. Сколько там до ленточки?
Ракета пришла в левый двигатель…
Сразу отказало управление. Рули стали на пикирование до упора.
– Ваняяяяяяяя, прыгай! Прыгай! Падаешь! – прокричал в рацию Вовка.
Дергать ручки пришлось с дикой отрицательной перегрузки. Ремни мгновенно притянули к креслу. Отбросило фонарь и меня как пробку вышибло из самолета. Крайнее, что заметил, выходя из кабины – уходящий в бок борт родной «сушки» с двумя красными семерками на борту. Объятый пламенем двигатель. Земля над головой в двухстах метрах. И мой новенький Parker, покидающий нагрудный карман в неизвестном направлении. Через четыре секунды земля со всей силы ударила по ногам. Лицом уткнулся в траву. Перед глазами горошек. Зеленый, в стручках. Гороховое поле!
Жив! Только что-то правая рука не поднимается. Но не болит. Шок. Не поднимается и все.
Чуть дальше, в паре сотен метров, у посадки на окраине поля, взметнулся к небу огненно-черный шар. Казалось, что сама Душа самолета отправилась в самолетную Вальхаллу. Прощай Друг, погиб как воин! Спасибо тебе за все!
Рядом гаснет купол парашюта. Над головой прошел ведущий.
Вовчик наворачивал круги в небе. Но раз пока не имитирует атаку куда-либо и не прикрывает – значит рядом еще никого не видит. Долго он так кружить на пятачке не сможет. А вот и по нему отработали с земли. Отвернул противоракетным в последний момент. Но ракета все же успела активироваться позади хвоста. Наверняка зацепило осколками, но самолет удержать ему удалось. Больше оставаться тут нельзя – глупо. И мне не поможешь и сам пострадать можешь. Надо уходить. Другого шанса может не быть – собьют не второй, так третьей, или дуплетом запустят, чтоб наверняка. Вовка это и сам знал. Махнул мне крыльями и ушел в сторону.
Главное, что видел мой купол. Убедился, что живой. Координаты уже передал ПСО (поисково-спасательный отряд).
Теперь, основная цель – выжить.
Отстегнул подвесную. Времени в обрез. Счет идет на секунды. Мое падение видели все. Кому надо и кому не надо. Рядом, метрах в трехстах, какой-то толи прудик, толи болотце. До лесополки ближе, но там будут искать в первую очередь. Быстро туда! Хорошо ботва горошка упруго пружинит и след прыгающей восьмидесятикилограммовой туши практически не виден. Добежал до водоема. Какая-то полузаросшая колхозная яма для сбора воды. Перебрался на другую сторону. Трава, растущая в воде, цепляла за ноги. Пару раз из-за этого упал. Подниматься было тяжело – правая рука отказала полностью. Глубина от «по колено» до середины груди. На том краю рос кустарник, в котором можно было спрятаться. Кустик ивовый, наполовину в воде. Жиденький, но выбирать не приходилось. Зато можно было лечь и оставить ноги под водой, а голову и тело держать в корнях и ветках. Плюхнулся мокрым мешком под куст и затаился. Не так красиво, как в фильмах про Рэмбо и Шварца, но спасибо хоть дышать не через трубку. Коммандос, тоже мне!
Минут через десять появились гости. Прикатили хохлы на трех машинах, человек пятнадцать. Начали прочесывать местность. Орали всякую чушь, прочесали посадку, подходили к моей «луже», но на другую сторону не лезли. Левой рукой смог вытащить пистолет и взвести его. Сдаваться в плен, не было и мысли. Бежать некуда, чистое поле и какая-то деревенька невдалеке. Хохлы бродили в нескольких метрах. Думал, все!
Нашли аварийный «Комар» и парашют. Часть поехала отвозить их на свои позиции, выманивать наши вертолеты ПСС (поисково-спасательная служба). Оставшиеся погнали в соседнюю деревеньку. Выносить окна и двери мирняку, думая, что я укрылся там.
Пить хотелось ужасно. Флягу опустошил почти сразу. Обычно так бывает при переломе, так что скорей всего правая рука сломана. Пришлось набрать воду из своего болотца.
Рация предательски молчала. И на заданной частоте и на аварийной. Никто разговаривать с сбитым летчиком не желал. Вертолет ПСО так и не появился. Наконец, стемнело. По GPSке посмотрел, что до границы около восьмидесяти километров. Двинулся в сторону дома.
Шел долго. Всю ночь и утро. Прислушиваясь к каждому шороху и всматриваясь. Адреналин и обезболивающее делали свое дело, поэтому за тринадцать часов прошел почти тридцать километров. Повезло, что ночь выдалась относительно теплой. Но одежда за ночь так и не высохла и под утро зубы начали отстукивать «Танец с саблями» Хачатуряна.
Пришлось идти на разведку в ближайшую деревню. У крайнего дома увидел какого-то вызывающего доверие деда.
– Отец, можешь помочь? – попросил помощи.
Дед, не задавая лишних вопросов, постучал в окно. Занавеска отодвинулась и в окне мелькнуло женское лицо. Через минуту дверь в дом открыла хозяйка. Увидела меня – грязного, мокрого, замерзшего вооружённого военлёта в российской форме и НАЗ ИРе (носимый аварийный запас). Охнула по бабьи, и взяв меня в охапку, затащила в хату…
Украинцы. Отец и дочь. Николай Владимирович и Оксана Михайленко. Накормили, высушили одежду, дали анальгетики. Дед принес из сарая палку. Наложили шину на руку. Вопросов лишних не задавали.
– Может позвоните своим? Возьмите мой сотовый! Номер помните? – предложила Оксана.
– Не, спасибо большое! Телефоны все слушают. Тут же прифронтовая полоса. – и себя и Вас под монастырь подведу.