Какую помощь оказывают ушибленным током? Проверяют, есть ли пульс. А должен ли тут быть пульс, или нет?
Будь что будет! Я стянул левую перчатку и протянул руку к инопланетянину. Кончики пальцев соприкоснулись с зеленоватым сиянием. Ощущения были примерно такие, как если бы я трогал наэлектризованную ткань. Без уколов тока, но с неясным подвижным магнетизмом.
Я опустил руку чуть глубже в мерцание, волосы на ней встали дыбом от статики. Мне показалось, что свечение стало ослабевать. В этот момент я почувствовал прикосновение к более плотному слою. Прохладному и проминающемуся, как подушка. Под ним мне померещилась ритмичная редкая пульсация. Отдернул руку. Не навредить бы!
Инопланетянин открыл глаза. Только сейчас я понял, что до этого его веки (или что там их заменяло) были сомкнуты. Теперь под ярким маревом вполне просматривалось лицо. Действительно, детское. На снегу лежала девочка лет десяти-двенадцати по людским меркам. Не красивая, не страшненькая, обычная.
Она медленно приподняла одну руку и ухватила меня за кисть. Прикосновение получилось слабым, длины ее пальцев не хватало, чтобы сомкнуться на моем запястье, и рука инопланетянки снова бессильно соскользнула в снег.
Я инстинктивно взял ее в свои ладони. Снова почувствовал статику, а сияние вокруг девочки начало постепенно бледнеть, приходя к обычному состоянию.
Я уже не ощущал страха. Только бессильное желание помочь. Вот тебе и контакт, вот и месяцы спокойного изучения.
– Ты говоришь? – спросил я. Ребенок продолжал смотреть на меня. Мне показалось, что я заметил тень улыбки. Впрочем, выдавать желаемое за действительное – мой конек.
И тут из-за дома появилась еще одна фигура, на этот раз большая. Она буквально за пару секунд пересекла двор и опустилась в снег возле нас. Я только успел вздрогнуть и испытать смесь паники с облегчением.
Впрочем, чужого интересовал только лежащий ребенок. Точнее, чужую. Ее свет был совсем бледным, и я разглядел тонкое, красивое, совсем человеческое лицо. Волну волос, неуловимо перетекающих в зеленоватое сияние за спиной.
Непроизвольно я перевел взгляд ниже. Чисто с научной точки зрения. Похоже, какая-то одежда на местных все же была, потому что ничего неприличного под зеленым маревом я не разглядел.
Только сейчас осознал, что до сих пор держу девочку за руку. Перевел взгляд на новую гостью и понял, что она беззвучно общается с дочерью (да, именно так, это тоже пришло откуда-то извне), глядя той в глаза. Наконец она посмотрела на меня и кивнула. Совсем-совсем по-нашему.
Я передал ладошку девочки ей. Гостья еще секунду поглядела мне в лицо, потом плавно поднялась, подхватывая ребенка на руки, и стремительно двинулась к выходу со двора. Возле меня в снегу остались только две небольшие проталины неопределенной формы.
Я протяжно выдохнул и вернулся в дом.
Прости, Антон, но визит к тебе снова откладывается. Что ты сделаешь, увидев во дворе инопланетян, я не знаю. И ты сам, наверное, не знаешь. А драться с тобой за жизнь ребенка чуждой и непонятной расы я совсем не хочу.
Почему-то я был уверен, что мои незваные посетительницы вернутся. Эта убежденность укоренилась в голове вместе со знанием, что они – мать и дочь.
Я выглядывал в окно, распахивал дверь, постоянно ждал их со смешанным чувством. Может быть, нам все-таки удастся найти способ общения? Я так хочу узнать, как нынче устроен мир! И почему у пришельцев лица людей. И отчего они даже не попытались наказать нас с Антоном за нападение на собрата.
В ожидании прошло два дня. И вот, на третий, в очередной раз выглянув во входную дверь, я увидел их обеих. Они спокойно стояли в снегу и ждали меня. Выскочил на улицу, ежась от холода, прямо в домашней одежде. На ноги я натянул найденные в доме и тщательно отмытые резиновые сапоги. Они безбожно жали и почти совсем не грели, но это было куда лучше, чем бегать по снегу босиком.
Я приблизился. Старшая протянула мне руку. Сегодня гостьи светились несильно, и я четко увидел изящные тонкие пальцы. Не колеблясь, я взял ее ладонь в свою. Знакомое электричество. Такое странное ощущение! И чувство какого-то тепла. Не физического, а скорее эмоционального. Значит, так они общаются? А что-то поконкретнее?
Я улыбнулся, и женщина повторила мое выражение лица. Поднесла руку к своим губам, дотронулась до них, будто в удивлении. Потом улыбнулась шире. Через несколько секунд немой сцены я почувствовал себя глупо. Никакого прогресса не предвиделось. Я не знаю, как задать ей вопросы. Она – не факт, что может ответить. И не факт, что захочет.
В этот момент девочка отошла от нас и стала кружиться по снежному насту. Ее спутница двинулась в ту же сторону, легонько потянув меня за собой. Но я отпустил ее руку. Во-первых, погляжу со стороны, во-вторых, мне за ними не угнаться. Я проваливаюсь в снег почти до самого верха сапог. Несколько неосторожных шагов, и ледяная крошка посыплется прямо на голые ступни, а валяться с простудой я не хочу, хотя и имею для этого все условия.
Снова неприятно царапнуло воспоминание об оставленном в холодной пустой девятиэтажке товарище. Как он там? Не заболел ли? Не натворил ли новых безумств?
Мать и дочь кружились в снегу, то гоняясь друг за другом, то берясь за руки. Похоже, им было весело. Мне почему-то нравилось это зрелище. Все равно что наблюдать за беззаботными птицами. Я даже немного жалел, что не могу последовать их примеру. Странные мысли, странные ощущения. Хотя разве может быть странным желание радоваться жизни?
Нет, однозначно, эти существа не агрессивны. И они не могут быть безжалостными захватчиками.
Может быть, удастся пообщаться с ними при помощи картинок? Нам с Антоном это давалось неплохо. Если получится установить полноценный контакт, станет наконец ясно, куда подевались все люди и что делать мне самому.
Я побежал к дому, вытряхнул рюкзак прямо на пол в поисках пишущих принадлежностей. У товарища я тетрадь не забирал, но точно находил что-то такое, когда стаскивал сюда запасы.
Конечно, большой блокнот и карандаши нашлись в одном из боковых карманов, когда я уже дважды перерыл все, что можно было перерыть, и потратил уйму времени. Минут десять, не меньше.
Я бросился обратно, но инопланетян уже не было.
В сердцах выдал в воздух несколько неприличных слов. Вернутся ли они? Вдруг мой внезапный уход стал для них большим оскорблением? Впрочем, вчера они поступили так же. Придется подождать.
Я вернулся домой, еще немного пошарил по рюкзаку, куда точно клал пачку цветных фломастеров. Писали они очень плохо, даже после того как отогрелись в помещении, но все-таки могли принести какую-то пользу. Конечно, если у пришельцев не черно-белое или не инфракрасное зрение.
На следующий день просто извелся, ожидая гостей. Поднималась метель. Мороз больше не щипал лицо, а только приятно холодил его, зато огромные снежинки все время норовили попасть в глаза. Это было не особо приятно, но я все равно ежечасно бегал во двор, надеясь проверить свою идею про рисование.
Хорошо, что еще вчера догадался накрыть заветное место соединения проводов плотным резиновым кожухом от какого-то инструмента, а то мог бы лишиться электричества из-за снегопада.
Вероятно, в такую погоду у моих новых знакомых нашлись дела поважнее хождения в гости.
Они не появились ни на этот день, ни на следующий.
Глава 10
Снега навалило столько, что мне было тяжело открывать входную дверь. Даже хорошо, что днем я постоянно носился туда-сюда, иначе пришлось бы вылезать из дома через окно.
На третий день выглянуло зеленое солнце, и я, прихватив здоровенный железный совок, найденный в доме, отправился сгребать сугробы с крыльца. Тетрадь у меня теперь была всегда с собой. Поэтому, увидев знакомые фигуры, я сразу же бросил свое орудие труда и стал пробираться к ним, доставая бумагу и карандаш.
Они с интересом наблюдали за мной.
Сегодня обе изобразили дружелюбные улыбки, и я, приободренный, стал рисовать, стараясь, чтобы им был хорошо виден процесс. На весу это давалось не слишком легко, получалось коряво.
Снова вернулся к идее с земным шаром. На нем нарисовал маленького себя, выделив пожирнее, и несколько инопланетян – легкими волнистыми линиями. Показал им на нарисованного себя, потом на настоящего и поднял вверх один палец.
– Один, – уточнил я вслух непонятно зачем. Потом указал на нарисованные фигурки пришельцев, затем на своих посетительниц и стал загибать пальцы на руке. Потом повел широким жестом рукой и сообщил:
– Много!
Я ждал моментального эффекта и был жестоко разочарован. Наверно, для инопланетянок это было такое любопытное кино. Странный зверек рисует каляки-маляки и что-то пищит. Нет чтобы побегать вместе по снегу!
– Ладно, – пробормотал я, – а вот так?
Из кармана необъятной жилетки, натянутой прямо поверх комбинезона специально ради хранения всяких мелочей, я достал фломастеры и выделил фигуры инопланетян бледно-зелеными штрихами. Девочка явно заинтересовалась и потянула руки к блокноту, но мать внезапно резко одернула ее.
Что такое? Я ведь никаких попыток навредить им никогда не делал!
Я протянул свои художества старшей гостье, чтобы та могла получше рассмотреть предмет и убедиться в его мирном назначении, но та отшатнулась.
Может быть она не хочет ничего брать из моих рук? Тоже непонятно, ведь мы уже прикасались друг к другу.
Я положил блокнот на снег, пристроил сверху пару фломастеров и карандаш, попятился на несколько шагов. Девочка снова сделала попытку двинуться к интересной вещи, но ее опять не пустили.
Да что же такое? Уже ведь почти!
Старшая повернулась в сторону ворот, явно в намерении уйти.
– Погодите! – жалобно возопил я. Фигура повернулась. Значит, они все-таки слышат мой голос.
Инопланетянка снова улыбнулась мне. Пока что это был единственный понятный жест, и прогресса не предвиделось.
Гостьи снова двинулись к выходу со двора. Мне показалось, что мелкая шла неохотно и даже упиралась, но на меня она не оглядывалась.