– А эко-люди они кто? Гринпис от науки?
– Да нет. Они вроде древних друидов, что ли. Те люди, кто всегда умел «слушать» растения, кто относился к ним не просто как к элементу пейзажа. Не вредил, почем зря, мог обмениваться с ними эмоциями. Почти все они перешли во вражеский лагерь, ушли в Лес, и тот их принял.
– Друиды еще кровавые жертвы приносили, – почему-то вспомнил я.
– Поверь, с этими такое тоже бывает, – собеседница серьезно взглянула на меня.
– А через них никак не договориться?
– Пробовали. Видишь, все упирается в отсутствие централизованной власти. Каждый отдельный островок цивилизации может говорить за себя. И все. Мы даже не знаем, согласятся ли соблюдать новый принятый режим те, кто пока спит в криокамерах. И я даже больше скажу – не согласятся. Ты же понимаешь этот менталитет – «царь природы» и все такое.
– Я в этом менталитете вырос. Но когда прижмет – вполне способен поменять взгляды.
– Надолго ли? – Туяра вздохнула. – Ладно. Я приехала, чтобы забрать тебя на базу. Ты наелся?
– Ага! – как же хотелось к людям, боже мой!
Уходя, я дотронулся до руки Тисса, передавая искреннюю эмоцию благодарности. Он ответил что-то похожее на ободряющее «еще увидимся». Якутка общалась с ним без прикосновений. Видимо, сказывался опыт.
Внизу нас ждал маленький снегоходик. Судя по всему, электрический.
– И что, не разряжается на холоде? – спросил я, похлопав рукой по стальному корпусу.
– Нет. А должен? – удивилась спутница.
– Да нет. Наверно, я просто подотстал от жизни. Слушай, а мы же в России, да?
– Ну, технически да. Это Урал.
– Правда? Всегда мечтал тут побывать…
– Ну, наслаждайся! – хмыкнула Туяра, усаживаясь за руль.
Сидеть позади нее, крепко держась за талию, оказалось донельзя приятно. Ну и ладно, может у нее внешность не Киры Найтли, зато волосы! И вообще. Интересно, как у них тут в целом относятся к романам?
Я постарался отбросить неуместные мысли, но недели вынужденного отшельничества и потрепанные нервы настырно брали свое. Пришлось сосредоточиться на том, чтобы руки не ехали ни вниз, ни вверх.
Добрались минут за сорок. Снегоход на удивление быстро несся по белой равнине. Мотор работал тихо и ровно. Волосы новой знакомой, выбивающиеся из под капюшона, щекотали мне нос.
База оказалась большим трехэтажным светлым строением, которое то тут, то там покрывали яркие многоцветные граффити разного уровня художественности. Некоторые показались мне совсем свежими. В ответ на мой удивленный взгляд, Туяра пояснила:
– Так бело же везде, тоскливо. Вот и рисуют иногда.
– А твои рисунки тут есть?
– Нет, как-то не доходили руки. Я пою иногда. А рисовать не тянет совсем, – мы остановились и заглушили двигатель.
– Был бы рад как-нибудь послушать твое пение!
Девушка сверкнула на меня глазами, да так лукаво, что аж мурашки пробежали.
– Как-нибудь спою, – пообещала она и потянула меня за руку к двери.
Я ожидал увидеть огромное светлое помещение, людей в белых строгих халатах и перчатках, пробирки и трубки. А оказались мы в обычной прихожей. Ну, может быть, очень длинной. По обеим стенам висели комбезы разных расцветок и размеров. Многие – не очень чистые и изрядно заношенные. На некоторых я заметил имена, написанные где маркером, а где – аккуратно вышитые.
Туяра разулась и стала стягивать комбинезон. Под ним оказался рыжий спортивный костюм с котиком на животе. Это было так мило и по-домашнему, что я от души заулыбался. В большом ящике с пометкой А-17 она откопала такие же яркие тапочки.
– Слушай, мне бы сначала помыться, – смутился я, – Не хочется снимать комбез при культурных людях.
– Ладно, – понимающе усмехнулась якутка, – только переобуйся хотя бы, а то сегодняшняя смена по уборке мне весь мозг вынесет.
Она раздобыла из ящика «нов» большие белесые резиновые тапки и, чуть пожав плечами, пояснила:
– А мягкие личные тапочки еще надо заслужить! – и звонко засмеялась.
Я кое-как отстегнул тяжелые ботинки, постарался спрятать затертости в носках между пальцами. Это было сложно. Носки были ярко-красными и притягивали взгляд по умолчанию. Мы еще с Селимом нашли их в одной из квартир и разделили по-братски. Ему – все синие и желтые, мне – все красные и зеленые. Нормальные – серые и черные – мы тогда, не сговариваясь, оставили нетронутыми. Очень уж в жизни не хватало ярких красок.
В здании было много коридоров и мало народу. Навстречу иногда попадались люди в совершенно домашнем виде. Кто-то с пухлым, казенного вида журналом. Другой – с большой кружкой.
С интересом подходили, здоровались. Радовались, что русский, но сильно не навязывались. Женщины поглядывали особенно внимательно.
Ни мужское бритье, ни женский макияж тут явно были не в ходу. Да и чего ожидать от научной станции, расположенной в вечных снегах? А жаль. В американском кино как-то это все привлекательнее. Я снова погрустнел. Невнятная бытовая атмосфера невообразимо разочаровывала. Зато было тепло. Я подбадривал себя мыслью о возможности распрощаться с осточертевшей одеждой и помыться.
– Слушай, а новую одежду тут тоже нужно заслужить? Или можно как бы… э… в кредит? – спросил я, бредя по коридору вслед за провожатой.
– Да принесу я, не волнуйся, – она хихикнула. Обернулась и снова хитро стрельнула глазками, – Потом… отработаешь.
Я предпочел воспринять это, как намек, и немного воспрянул духом.
Блок для новеньких располагался в дальнем конце верхнего этажа. Комната, которую мне выделили, была размером метров восемь. Ну десять. Узкий длинный диванчик, шкаф, маленький стол. Что-то похожее на радио на стене. И большое окно. Я выглянул.
Оказывается, база стояла на возвышении. Прямо с этой стороны склон резко уходил вниз. А видневшаяся дальше равнина была заполнена автомобилями всех марок и размеров. Давно не использующимися, мертвыми, тихо ржавеющими. Они стояли плотно друг к другу. На самых ближних можно было еще разглядеть небольшие островки подтаявшего снега. На горизонте темнела полоса леса. Вражеская территория. Не так уж далеко.
Вот и неведомая Авточерта, которую упоминал Тисс.
– Красивый вид, да? – спросила Туяра.
– Я бы сказал, скорее впечатляющий. Зачем все эти машины?
– Из них столько всего натекает и выделяется, что эту полосу растениям никак не удается преодолеть. По крайней мере, пока. Такие заслоны начали создавать еще до того, как заработали большие распылители.
Только сейчас я понял, что здесь солнце уже совсем утратило зеленоватый оттенок. Пока я шел, переход оставался столь плавным, что глаз его не улавливал. Значит, вот граница действия Трубы. Рассеивателя, как тут говорят.
– А где ванная все-таки? – я наконец отвлекся от безрадостной картины.
– А, пойдем! Все в конце коридора. Душевая одна. И два туалета.
Как назло, душ оказался занят. Моя спутница настойчиво побарабанила кулачком в дверь. В ответ раздался недовольный мужской голос, неразборчивый из-за шума воды. Пришлось ждать еще минут двадцать.
Подруга успела сбегать за большим полотенцем и плотной пижамой, сильно напоминавшей поддевку под комбезы со станции, где я появился.
– Мыло там, в большом дозаторе. Им можно и волосы мыть, – сообщила она, махнув рукой на дверь. Снова настойчиво побарабанила по ней кулаком.
– А может, еще и бритву дадут? – с надеждой поинтересовался я, но получил твердый отказ. На мое удивление девушка ответила максимально расплывчато, и я запоздало понял, что новоприбывшим вряд ли выдают что-то колюще-режущее, пока не присмотрятся. Разумно. Тем более, у меня репутация точно не ахти, учитывая, что с городом какая-то связь существует.
Наконец дверь распахнулась и в коридор в клубах пара выбрался высоченный бровастый мужик в одном полотенце на бедрах. Он, в отличие от других, был чисто выбрит.
– Ну и кому тут приср… приспичило? – быстро исправился он, увидев Туяру. Перевел взгляд на меня: – О-о! Новенький!!! Как звать-величать? – не дожидаясь ответа, он принялся усиленно трясти мне руку, широко улыбаясь.
– Антон, – недовольно пробормотал я. Во-первых, этот дружелюбный персонаж по-прежнему преграждал путь в вожделенную душевую, а во-вторых, на фоне ухоженного кудрявого богатыря я наверняка представал не в лучшем свете.
– А я Богдан! – заявил мужик с характерным украинским «г». – Ну иди, иди, мойся! Наговоримся еще! – и пошлепал босыми ногами вдаль по коридору.
Я наконец заперся в небольшой комнатушке, раздумывая, случайно ли на базе подбирается столь пестрая этническая компания, или это чей-то изощренный замысел.
Но под горячим душем меня покинули абсолютно все мысли. Есть ли еще что-то, сравнимое с ним? Нет, однозначно нет! Я намыливался раз шесть, отчаянно скреб ногтями заскорузлую кожу. Этого показалось мало, и я приспособил в качестве мочалки старую майку, предварительно хорошенько ее простирав.
Только когда вода, стекающая с меня, стала полностью прозрачной, волосы отмылись до скрипа, а под обломанными ногтями остались лишь следы мыльной пены, я заставил себя выключить воду. Одеваясь, поскользнулся на резиновом тапке, чуть не упал. Посмеялся тихонько, понимая, как было бы глупо убиться вот здесь и сейчас. Об стену, как в дурацком мемчике.
С одной стороны, наверно, надо бы представиться местному руководству. Но я и так никуда от них не денусь. Поэтому со спокойной совестью направился в свою комнату, нашел в шкафу чистое постельное белье и улегся спать.
Просыпался несколько раз. Вспоминал, что теперь я с людьми, что не надо жечь костер и отогревать под комбезом консервы, упоенно засыпал дальше.
Глава 22
Никто меня не будил. Я поднялся только когда уже не осталось никаких сил спать. Выглянул в коридор. Интересно, как тут с кормежкой. С одной стороны, неудобно нахлебничать. С другой – я же не отказываюсь браться за любую посильную работу, просто пока не предлагали. Надеюсь, подметать снег в поле все-таки не заставят.