448. Член Национального центра, сумевший, после провала организации, перейти на нелегальное положение и добраться до белого Юга, генерал Н.Н. Стогов, дал свою характеристику волоколомским зеленым. По прибытии в белый лагерь, он 27 ноября (10 декабря) 1919 г. подготовил доклад о положении в Советской России. Генерал указывал на резкое поправение всех слоев населения, отмечал, что переживающий большевизм как грабеж великоросс начинает разворачиваться к началам настоящей государственности. Подмосковные крестьяне, по его наблюдениям, считали революцию делом господским, к которому крестьяне непричастны. При этом все ждут царя, «теперешнее время считают за смутное и все, что теперь делается, как бы не за настоящее». Проживая на московских окраинах, генерал вошел в сношения с дезертирами. «Подготовляя восстание в Москве, завели связь с дезертирами Волоколамского уезда, коих к началу сентября насчитывалось до 6000 чел. При первом разговоре были очень скупы на слова, пока не выяснили, что говоривший с ними монархист; тогда хлопнули его по коленке, сказав: «вот это так, это по-нашему, давай толковать»449. К сожалению, ни в докладе, ни в дальнейшей жизни генерала никаких подробностей взаимодействия с организованными дезертирами не появляется. Приведенный отрывок не позволяет даже установить, говорил ли с дезертирами сам Стогов или третье лицо. Однако сама характеристика взаимодействия в документе, который носил служебный характер, весьма ценна. В то же время арестованный ВЧК белый подпольщик В.В. Ступин в своих показаниях отрицал устойчивые связи с зелеными: «О связях с подмосковными окрестностями могу показать, что попытки связаться с зелеными не имели успеха, так как: 1) зеленые, как явление временное, исчезли; 2) не с кем было связываться. О каких-либо теперь устанавливаемых связях твердо не знаю. Миллер говорил, что он намечает что-то в этом отношении». В показаниях другого арестованного упоминаются поездки в Рязанскую губернию и Сергиев Посад для связи с зелеными, без видимых результатов. Еще один подследственный дает такую информацию: «.с зелеными в Волоколамске устанавливал связь Ступин, а Зверев говорил, что если бы ему это дело передали, то он лучше бы сделал». Ступин поручал послать человека на станцию Рыбное Рязанской губернии для связи с зелеными, но кандидат на поездку заявил, что он не дипломат, а военный и такого поручения исполнить не может. Весьма характерная и потому, вероятно, вполне правдивая информация. При этом конкретные адреса, по которым подпольщики собирались разыскивать зеленых, показывают наличие если не связей, то, по крайней мере, более или менее определенной информации. В воззвании Добровольческой армии Московского района, подготовленном подпольщиками, содержится явное указание на связь с крестьянами: «Подмосковные крестьяне! Вы частью уже примкнули к рядам Добровольческой армии». И далее предлагается программа действий на случай вооружейного выступления, которая подразумевает как минимум хорошее представление о настроениях и возможностях окрестных крестьян: «Ваше поголовное недовольство коммунистами известно. Идите в Москву! Поступайте в ряды Добровольческой армии! Организуйте в районе деревень заставы для задержки всех автомобилей, скрывающихся с коммунистами из Москвы! Арестуйте своих коммунистов! Сообщайте об отрядах, двигающихся к Москве! Заставьте живущих у вас красноармейцев примкнуть к рядам Добровольческой армии!»450
Интересно, что события 1920-х гг. могут отчасти объяснить такое сгущение зеленых сил именно в Волоколамском уезде. В середине 1920-х в Подмосковье, как и повсюду, активно осуществлялась политика опоры на бедняцкие слои деревни, что привело к росту внутридеревенской напряженности. Невзирая на прямые административные запреты, нарастала тяга к выделению из общины и переходу к участковому хозяйству. Многие общины отказались от переделов и перешли на индивидуальные севообороты. Волоколамский уезд оказался пионером этого процесса. Уезд уже к середине 1920-х гг. практически изжил трехполье. С 1924-го начался распад на отруба многопольных общин. Селения стали десятками разверстываться на отруба, что вызвало недовольство властей. Несмотря на растущее противодействие последних, к 1928 г. более 21 % селений уезда разверсталось. За годы же столыпинской аграрной реформы разверсталось лишь 14 селений451. Волоколамский уезд, очевидно, был наиболее хозяйственно подвижен и восприимчив к тяжелому государственному давлению. «Угроза повторения «антоновщины» в самом центре России усиливалась», вынуждая большевистское руководство резко менять курс, — делает вывод современный автор452.
Один из заключенных Бутырской тюрьмы оставил такую зарисовку от лета 1919 г.: «Как-то в нашу камеру привели на жительство нескольких крестьян-каэров (жаргонное название обвиняемых в контрреволюции. — Авт.). За что они сидят, не говорили, ни с кем не общались, только вполголоса вели разговоры, что революцию, мол, сделали люди «грамотные», теперь от большевиков получили они по усам и даже каэрами не стали, а директорами да управляющими заделались. И по их крестьянскому мнению, и эти социалы тоже к большевикам на службу пойдут. В тюрьме не засидятся, покаются. Крестьяне не долго сидели, через несколько дней их забрали»453. Можно полагать, что эти «каэры» принадлежали к подмосковным зеленым, опять-таки отметим их глубоко антисоциалистическое мироощущение.
Всего за июнь — июль по Московской губернии добровольно явилось 5486 человек, задержано 11 516 (всего 17 002). Судимо при этом было 11 человек. За август добровольно явилось 2079 человек, задержано было 4303454.
Цикличность дезертирства не позволяла властям решить проблему надолго. На 1 ноября на территории Московской губернии зарегистрированы 24 685 дезертиров, из коих добровольно явились 8558, задержаны 15 727 человек. При спокойном настроении с 16 по 23 ноября задержаны 1773 дезертира. С 24 ноября по 1 декабря попалось 379 дезертиров, добровольно явились 106 человек455. Как видно, дезертиры и в зиму не спешили «добровольно» являться.
Нижегородская губерния
Нижний Новгород, крупный город, рано стал важной базой для функционирования Красной армии. Пересыльный пункт в Нижнем обслуживал, помимо своей губернии, многие уезды губерний Владимирской, Симбирской, Самарской, Казанской, Вятской и др. За 1919 г. через него прошло 203 618 военнослужащих: мобилизованных, «громадного числа» возвращавшихся из отпусков по болезни и выписанных из военно-лечебных заведений. Здесь формировалась 11-я Нижегородская стрелковая дивизия, считавшаяся первой дивизией, сформированной не в боевой обстановке, в тылу. Ее смотрел сам главком И.И. Вацетис. Эта дивизия была направлена на Южный фронт и там в ноябре 1918 г. на значительный процент сдалась в плен казакам, хотя некоторые части проявили себя стойкими.
Обширные лесные пространства губернии делали возможности для дезертирства и сопротивления сравнительно благоприятными. В Нижегородском уезде волостные комдезы работали слабо, их члены попадали под преследование за бездеятельность или укрывательство, столь же слаба была и милиция. Энергичная работа уездного комдеза заключалась в следующем: «При необнаружении дезертиров в тех местах, где они явно скрывались, от населения брались заложники, что имело благотворный характер. В числе мер, понуждающих дезертиров к явке, комиссией был издан приказ за № 3, обязывающий граждан под круговой порукой, составлением соответствующих протоколов изъять из своей среды всех до последнего дезертиров. В результате была массовая явка дезертиров»456.
Осенью 1918 г. происходили расправы ЧК с членами так называемого «владимирского офицерского подпольного батальона». Из 86 арестованных 45 оказались отпущены, 11 осуждены на небольшие сроки и 34 расстреляны (данные неточны, общий итог не сходится). Насколько «батальон» был организован и эффективен, не ясно, так как дела не рассекречены. Однако понятно, что основной костяк составляла молодежь, и не исключительно офицерская457. Это формирование не смогло наладить связей с деревней. Более связан с крестьянским повстанчеством, и в частности зелеными, так называемый Семеновский офицерский батальон (г. Семенов Нижегородской губернии). Эта организация, возможно, имела отношение и к сдаче Нижегородской дивизии на Южном фронте в ноябре 1918 г. 25 июня 1919 г. Нижегородская особая чрезвычайная комиссия трех по борьбе с дезертирством и бандитизмом обратилась с воззванием к рабочим и крестьянам Семеновского уезда. Три объявления с призывом к исполнению гражданского долга (мобилизации) остались безответны. В связи с этим объявлялось, что все дезертиры и укрыватели будут предаваться суду революционного трибунала. Прощение ожидало только тех, кто укажет сведения о белогвардейских бандах и чистосердечно сознается в соучастии с ними по темноте и несознательности. Срок давался пятидневный. За это время все волостные и сельские советы обязаны были предоставить сведения о дезертирах, скрывавшихся в лесах или проживавших в деревнях и имевших связь с белогвардейцами. Укрывателям грозил трибунал, а «население сел и деревень, скрывающие белогвардейцев и их соучастников, будет отправлено в рабочий батальон»458. Интересно, что именно в Семеновском (а также Ардатовском) уезде губернии сосредотачивались секты — евангелисты, толстовцы и др.459 Религиозные меньшинства неоднократно демонстрировали высокий уровень сплоченности и упорства при сопротивлении властям. Из-за наличия белогвардейского подполья комиссия по борьбе с дезертирством при уездном военкомате не справлялась с работой. Во второй половине 1919 г. в уезде развились дезертирство и бандитизм. Военкомат так объяснял эти явления: близостью уезда к городу с большим гарнизоном; «этнографическими и географическими свойствами местности»; темнотою и отсталостью населения; значительным процентом населения с мещанской идеологией. Проще говоря, местное население было настроено более остро и осмысленно антибольшевистски. Губисполком направил в уезд особую «тройку» с судебными полномочиями и отрядом в 70 красноармейцев. К концу года их усилиями дезертирство и бандитизм были побеждены. Оказалось изъято около 600 уклонившихся от мобилизации, то есть пятая часть подлежащих, и 200–300 бежавших из войсковых частей