565.
Повстанческое бело-зеленое движение в Черноморье продолжалось и далее, даже после 1922 г., видимо дробясь по национальным линиям; например, известны отряд Дадиани, абхазский отряд в Сочинском округе566. Однако название «зеленые» применительно к этим формированиям уже, скорее, дань традиции, сложившейся в 1919 г.
Показательно, что и эсеровское возглавление зеленоармейского движения с весны 1919 г., и большевистское, явное и скрытое, с января 1920 г., очень быстро расходилось с настроением и желанием основной массы коренных черноморцев-зеленых.
В любом случае эсеровское руководство КОЧ, с надеждами на сотрудничество в государственном строительстве с Грузией и Кубанской радой и попыткой выстроить «третью силу» в рамках отдельной губернии или даже округа, выступает в роли политического фантазера. Следует иметь в виду, что Сочинский округ имел связь с политически дружественной Грузией, располагал по соседству «буферной зоной», позволявшей отсидеться при необходимости, налицо был предельно выигрышный ландшафт, делавший партизан неуловимыми. Кроме того, известная свобода маневра открывалась и участием англичан, а также связями с кубанскими самостийниками. Наконец, администрация ВСЮР сделала, казалось, все возможное, чтобы восстановить население против себя. И даже в таких условиях попытка «третьего» пути удивительно быстро сошла на нет. Местные голоса были в критический момент забиты массой вовремя «покрасневших» чужаков, а руководство оказалось в большевистских руках. Как раз те, кто приложил усилия по преобразованию зеленых в «красно-зеленых», оставили об этом воспоминания567.
Отступление белых породило довольно многочисленных зеленых в их тылу. Борьба с зелеными не раз упоминается в мемуарах. В начале декабря на пути отступления Белгород — Чугуев марковец запишет: «Красные особенно не наседали, но леса полны «зелеными». Частые перестрелки». В одной из деревень они убили офицера и двух артиллерийских разведчиков568. Катастрофический характер отступления весной 1920 г. сопровождался стремительным нарастанием зеленых уже в кубанском тылу ВСЮР.
Черноморские красно-зеленые не смогли заблокировать неприступный Гойтхский перевал, пропустив кубанские корпуса на Туапсе569. Тем не менее для отчаявшихся, хотя организованных и многочисленных, белых во время новороссийской катастрофы зеленые становились опасным врагом. Сводно-Партизанская дивизия из Новороссийска двинулась на Геленджик, но напоролась в узком месте у Кабардинки на зеленую засаду: «одна сотня с пулеметом держала 20-тысячную армию». Пришлось разбредаться, с перспективой попадания в плен к тем же зеленым в горах.
Отступавшие по кубанским станицам донские корпуса в марте 1920 г. двигались со стесненным сердцем, в условиях невнятных распоряжений и очередного конфликта своего командования с главным командованием. Они шли в среде зеленых, которые уговаривали переходить к ним. Некоторые части уходили на «зеленое» положение. 4-я и 5-я конные бригады 2-го Донского корпуса поступили так, но потом все-таки двинулись за отступавшей армией, оставив около 500 человек в рядах зеленых570. Объявили себя зелеными и 1-й и 2-й Запорожские полки полковника Сухенко, они заняли Неберджаевскую, заставив добровольческие и донские части с боем прорываться на шоссе, ведущее к морю. Около 24 марта зелеными объявили себя главные силы 1 — й конной дивизии571. В плен к зеленым 24 марта едва не попал штаб Донской армии на станции Абинская572. Это была своего рода страховка, разведка. Известную роль сыграли боевые действия зеленых в недопущении эвакуации белых с Таманского полуострова. Они связали боем донские и регулярные кавалерийские части, которые могли бы помочь Добровольческому корпусу прикрыть Тамань573. Однако это не приходится считать примером боевого взаимодействия красных армий и зеленых отрядов. Белые мемуаристы говорят о неисполнительности Кутепова.
После сдачи Кубанской армии зеленые активно помогали вылавливать скрывшихся в горах казаков574. Мартовско-апрельские зеленые были в основном недавними белыми.
На красной стороне не резало слух словосочетание «служил у зеленых». Например, вот как выглядели этапы службы у некоего офицера, надо полагать, недавнего деникинца, а возможно, появившегося в зеленых из-за Главного Кавказского хребта: Атаянц Арменак Мартиросович, уроженец Шемахинского уезда Бакинской губернии, 23 года, окончил 5-ю Киевскую школу прапорщиков, служил в 172-м Лидском полку на Румынском фронте. У зеленых служил в штабе боевого участка Туапсе — Прасковеевка, арестован в Туапсе (Рязанский концлагерь, дело № 36)575.
Весьма яркую картину красной и зеленой Кубани весны — осени 1920 г. разворачивает в своих записках, написанных по горячим следам, И.Г. Савченко, донской офицер, а в 1920 г. подневольный красный военспец и затем повстанец576.
Савченко касается такого интересного и малообеспеченного источниками сюжета, как взаимоотношения красных и зеленых. Кубанская рада и главное командование ВСЮР находились в весьма не простых взаимоотношениях. Ключевым моментом стал известный разгон в ноябре 1919 г. рады решением Главного командования. В результате в месяцы отступления, в зиму 1919/20 г., на Кубани появились зеленые, которые внесли известный, хотя и не определяющий, вклад в крах белых войск. Как это выглядело в недели отступления белых армий, уже было показано. Возглавлял эти импровизированные повстанческие войска член рады сотник М.П. Пилюк.
Заняв Кубань, красные действовали по безотказной схеме. Сначала «зеленчукам» пообещали сохранение их внутренней организации в составе Красной армии. Савченко даже видит собственными глазами начальника «зеленой дивизии», к которому обращаются пленные офицеры с просьбой прояснить их участь. Однако очень быстро «зеленая» атрибутика стала поводом для обвинения в контрреволюции, пилюковцев начали вливать в ряды 21-й советской стрелковой дивизии. Самостоятельных союзников красные терпели совсем недолго. Судя по рассказу автора — недели две. Мемуарист встречается с Пилюком уже в кубанских плавнях. Пилюк сидит в окрестностях родной станицы Елизаветинской в 15 километрах от Екатеринодара со считаными соратниками, никаких войск уже и в помине нет, как и красных обещаний оставить все как есть на богатой Кубани. По словам Савченко, Пилюк производил впечатление вполне заурядного неразвитого офицера. Действительно, он офицер по выслуге. Такие люди, попав в водоворот «общественной» жизни, легко оказывались жертвами демагогии, примитивного славолюбия, на чем легко играли большевики.
Данные о Пилюке в исторической литературе серьезно разнятся. Согласно базе данных С.В. Волкова: «Пилюк Моисей… Произведен в офицеры из нижних чинов артиллерии Кубанского казачьего войска 1917. Сотник. Во ВСЮР; в 1919–1920 член Кубанской Рады, затем предводитель отрядов «зеленых», в 1921 арестован, лагеря». А.В. Баранов полагает, что он в конце 1919 г. возглавил массовое восстание казаков-черноморцев против Деникина. С приходом большевиков к власти поддержал их, в июле 1920 г. назначен председателем комиссии Кубано-Черноморского облревкома по борьбе с «бело-зелеными». В сентябре 1920 — январе 1921 г. — фактический руководитель казачьей секции областного ревкома. В январе 1921 г. избран кандидатом в члены облисполкома Советов. Убедившись в преднамеренности «расказачивания», в январе 1921 г. бежал с семьей в горы, где возглавил политотдел Кубанской повстанческой армии. Считался идеологом КПА. В октябре 1921 г. пойман и осужден. После тюремного заключения вернулся в станицу Елизаветинскую психически больным577. Возможно, «бумажная» жизнь легального Пилюка на красной службе и реальная жизнь сотника Пилюка в эти месяцы разошлись.
Савченко дает характеристику двух руководителей зеленой — бело-зеленой, антибольшевистской — Кубани, Пржевальского и Фостикова, и их разные подходы к организации повстанческой борьбы. Собственно, Фостиков никаким зеленым себя, очевидно, не мыслил.
«Пестрая гамма мотивов толкала казачество в зеленый стан. Одни убегали от красной мобилизации, другие боялись расплаты за ретивое участие в белом движении — атаманы, шкуринцы-волки, корниловцы-первопоходники, кое-кто зарвался в первые дни большевистской власти и был взят на заметку как неблагонадежный; эти боялись возможных кар. Немало было в повстанческом стане и идейно не приемлющих коммуны. Лес их всех объединял общностью задачи — борьбы с красной властью. В лесу всегда находилось несколько человек сильной воли, «вождей»; вокруг них и собирались маленькие зеленые рати, постепенно сливавшиеся друг с другом.
Четкого, мало-мальски хотя бы определенного политического лица зеленая громада не имела.
На позиции рядом лежит в цепи казак-монархист, полагающий, что «без царя нельзя». и казак-самостийник, убежденный, что «пора уже казачеству своей головой жить». Тут же можно встретить и казака-большевика, который за казачьи советы, но без коммунистов. И всех их объединяет сегодняшний день, неприятие «коммуны», которую упрямо насаждают большевики». Такова оценка кубанской зеленовщины лета 1920 г. Савченко, который сам влился в ее ряды.
«Крыжановский и Фостиков. Вокруг этих двух имен сконцентрировались две значительные повстанческие группы, работавшие в параллельных направлениях, каждая на свой страх и риск.
Это не враждебные друг другу группы, но и не дружественные.
Два зеленых центра.
Лихой генерал и «полосатая рубаха».
Полковник Крыжановский, полагаю, был далек от игры в кубанского Наполеона. Он подчинил бы, несомненно, свой корпус генералу Фостикову, если бы не было некоторых принципиальных «но».
Главное «но» состояло в том, что Фостиков вел себя как диктатор. Создав вокруг себя правительство, составленное из случайных людей, Фостиков стал на него опираться как на «кубанскую власть». Он объявил мобилизацию, за уклонение от которой грозил всяческими карами; он учредил зеленый военно-полевой суд. К местным казакам, так или иначе причастным к советской администрации (а таких было, разумеется, немало), применялись кары. Террор получил права гражданства на территории фостиковской Кубани.