Фостиков не только очищал станицы от красных, но и брал на себя устройство их внутренней жизни: он восстанавливал «старую власть» своей властью, а не волей населения.
С фронтом Врангеля он не искал смычки. Поскольку Врангель был «продолжением» Деникина, Фостиков относился к нему недружелюбно, памятуя игнорирование Добрармией кубанской автономии.
Фостиков в своей борьбе с большевиками ориентировался на самого себя.
Не то было в корпусе Крыжановского.
Крыжановский освобождал станицы от большевиков, но не насаждал там никакой власти. Он предоставлял станицам свободу самоустроения.
Фостиков армию свою строил на «старый образец»: офицеры и казаки были в погонах. Офицерам дана у него дисциплинарная власть.
Крыжановский сам не носил погон и удерживал от этого своих офицеров. Не запрещал, но отговаривал, замечая, что «это» еще успеется, а пока не всем повстанцам это импонирует. Дисциплинарной власти офицеры Крыжановского не имели. Он был сторонник добровольного подчинения. Кто не хотел подчиняться, мог уходить из корпуса, но наказаний за неподчинение Крыжановский не признавал.
Корпус тяготел к России, которую армия Врангеля представляла сейчас. К Врангелю через Кавказские перевалы Крыжановский послал гонцов и ждал «приказа главнокомандующего».
Крыжановский в своей борьбе с большевиками ориентировался на Крым. Не враждуя, но и не дружа, развивались 1-й Отдельный Кубанский повстанческий корпус и Армия Возрождения России, каждый сам по себе».
Нам представляется, что Савченко излишне акцентирует внимание на слове «зеленый» применительно к формированиям Фостикова. Он активно разворачивал, на регулярной основе, свои части, дав им название «Армия возрождения России» и сломив сопротивление в этом вопросе кубанцев-самостийников. Фостиков бескомпромиссно возрождал казачью власть, не считаясь с тем, что в условиях частой смены власти и партизанской войны это тяжело отражалось на населении. «После свержения ревкомов и расстрела «главарей», нередко казаков же освобожденных станиц, Фостиковым сейчас же восстанавливалась «старая власть», т. е. выплывал на сцену доревкомный атаман. Этот атаман, надо думать, не очень благословлял свою атаманскую судьбу, зная, что не сегодня завтра Фостиков уйдет из станицы и вслед за ним придут красные, которые сделают с зеленым атаманом то же, что сделал Фостиков с красным председателем ревкома. И чем Фостиков строже расправлялся с главарями станичной коммуны, тем больших бед ожидала станица и ее несчастный атаман, поставленный, в конечном итоге, не столько для управления станицей, сколько для того, чтобы быть ответчиком за Фостиковский суд над станичным ревкомом». Крыжановский был более мудр, строя сопротивление в новых условиях, но воинственная позиция Фостикова стянула под его командование большую часть казачьих сил. В результате собственно «зеленая» Кубань не состоялась, состоялась белоповстанческая.
В Южном Крыму был еще один очаг зеленого движения. Горы помогали скрываться от мобилизаций. Местные зеленые-дезертиры не были агрессивны, население им сочувствовало, помогали и деникинские стражники. Политическая часть штаба главнокомандующего ВСЮР 4(17) апреля 1920 г. в своей сводке по итогам работы в крымских деревнях Особого агитационного отряда констатировала и без того известную вещь — чрезвычайную усталость от гражданской войны и экономической разрухи. Даже интерес к земле отошел на второй план. «Крестьяне измучены реквизициями и поборами всяческих отрядов разных комиссий и даже отдельных групп неизвестных людей в военной форме.
Эти поборы, реквизиции и утеснения крестьян сильно настроили их против Добровольческой армии, и исправить нет возможности никакими посулами и обещаниями, вера в кои давно утеряна». Требовалось уделить внимание обострявшемуся продовольственному вопросу, ибо «голод наделает больше бед, чем полчища красных»578. Понятно, что с такими настроениями крымские зеленые уверенно себя чувствовали в горных районах, но вряд ли были настроены выходить на открытую борьбу с белой властью.
Ситуацию изменила организующая рука большевистской партии. С января 1920 г., с появлением в горах бежавших большевиков и усилением белых репрессий, зеленые превращаются в «красно-зеленых» и переходят к повстанческой борьбе. Генерал Врангель писал о считаных десятках зеленых весной, которых, однако, усиленно пополняли большевики моторными катерами из Новороссийска и Анапы. Причем он полагал поначалу, что зеленых возглавлял капитан Орлов, автор печально известной авантюры.
В то же время основа более организованной силы, которая вскоре преобразуется в Повстанческую армию, — это никак не местные дезертиры. Это группа П. Макарова, бывшего адъютанта командующего Добровольческой армией В.З. Май-Маевского и прообраза главного героя телесериала «Адъютант его превосходительства», бежавшие заключенные Симферопольской тюрьмы, боевики подпольных партийных комитетов, бывшие пленные красноармейцы. 5(18) августа 1920 г. в Крым была переброшена организаторская команда А.В. Мокроусова. Она стала активизировать повстанческую борьбу. К концу августа у Мокроусова было около трехсот человек в трех номинальных полках, при одном из которых находился областной ревком о главе с Бабаханом (Бабаханяном). Однако контрразведка разгромила партийное подполье, в руки опытного генерала Климовича попало управление государственной стражей, так что больших успехов красно-зеленые не достигли. Документально устанавливалась работа красной фронтовой разведки совместно с Мокроусовым. Накануне эвакуации даже конвой главнокомандующего был отправлен под Ялту, чтобы окончательно загнать в горы зеленых Мокроусова. Генерал Врангель высоко оценивает деятельность бывшего директора Департамента полиции МВД Климовича по очищению тыла армии от большевистских агентов и зеленых579. У Мокроусова произошел конфликт с Бабаханяном, окрасивший внутренние взаимоотношения в Повстанческой армии. В группе состоял и И.Д. Папанин, вскоре — активный участник крымских расстрелов, а впоследствии — знаменитый полярный исследователь. Но, собственно, все это уже относится не столько к зеленому движению, сколько к организации коммунистами повстанческой борьбы в тылу неприятеля. Повстанческая армия красно-зеленого цвета даже в ноябре 1920 г. не превышала 2 тысяч человек580, а скорее всего, была куда меньше (в сентябре — около 500 человек). Такие зеленые, с местным элементом, оказались хорошим подспорьем для ЧК и особых отделов. 8 декабря 1920 г. начальник особого отделения 9-й стрелковой дивизии сообщал во фронтовой особый отдел о получении в свое распоряжение отряда из 160 зеленых с четырьмя пулеметами, который должен был облегчить поиск бежавшей «буржуазии и офицеров», так как отряд «довольно сильно сплоченный и хорошо дисциплинированный. знающий в горах и лесах тропинки и места, где могут спрятаться.»581.
Очевидно, обычные дезертиры-зеленые не поспешили в ряды Повстанческой армии Крыма, предпочитая жить своей жизнью. Профессор Брандт проживал в 1920 г. на крымском побережье, на своем хуторе Семидворье в нескольких верстах от Алушты. Он пишет, что зеленые под Алуштой появились в начале лета. Они нападали на помещиков и садовладельцев, сначала в горных районах, а в июле стало слышно о нападениях на приморские владения. «Эти зеленые представляли из себя сброд татар и русских, главным образом дезертиров, которые держались в горах, были хорошо вооружены и иногда сами называли себя передовыми отрядами советских войск. Местное татарское население нередко укрывало их в деревнях». 12 августа состоялось нападение на Семидворье. Выглядело оно так. Вечером хозяева и гости — семья профессора из Симферополя — пили чай. Внезапно трех немолодых мужчин и двух дам окружили восемь человек русских и татар с ружьями и револьверами. Всех отвели в подсобное помещение, заперли и принялись грабить вещи в доме. Кухарка еще ранее была «пленена» и заперта на кухне. Затем зеленые вернулись к пленникам, стали выводить по одному и отбирать носильное платье. При этом произошел выразительный курьез. Хозяин безропотно отдал сапоги, указал, где в доме находится вторая пара, но решительно воспротивился отобранию сапог у гостя-профессора — ему идти шесть верст до Алушты, а он не привык ходить по камням, — и у садовника, «которому сапоги очень нужны». К удивлению Брандта, «они вернули сапоги обоим. Почему-то они стали нас убеждать, что им в горах и в лесу крайне нужны все наши вещи, так как им приходится жить под открытым небом, часто голодать и по ночам страдать от холода». Зеленые удалились, отпустив кухарку и приказав ей через четверть часа после своего ухода освободить вновь запертых хозяев. Грабеж есть грабеж, но в этой сценке не чувствуется ни криминального, ни идейного содержания. Перед нами типичные зеленые-дезертиры, промышляющие сравнительно безопасным грабежом. Еще один налет на Семидворье, также бескровный, при котором были «утащены» некоторые вещи, состоялся уже в последние дни перед падением белого Крыма582.
После эвакуации русской армии в Крыму продолжилось сопротивление большевикам, но оно не было «зеленым». В основном это были остатки белых формирований, местные татары. Писатель И.С. Шмелев сделал своим героем командира такого отряда в рассказе «Чертов балаган» 1926 г. В чекистских сводках по Крыму за 1921–1922 гг. часто упоминается бандитизм уголовный и бандитизм политический, но определение «зеленый» является редким. Возможно, о попытке возродить зеленое повстанчество с белым акцентом идет речь в следующей информации от января 1922 г.: «.заслуживают внимания сведения о формировании отряда зеленых генералом Бабочкиным»583. Если информация верна, речь может идти о неких усилиях генерала А.А. Бабочкина (1866–1944), находившегося на тот момент или в Турции, или непосредственно в Крыму. Видимо, какие-то плоды эти и подобные усилия принесли. Обзор ГПУ за май — июнь 1922 г. сообщал, что крымским «зеленым бандам» оказывало поддержку организовавшееся в Константинополе Всероссийское объединение имени Козьмы Минина. Якобы имели место высадка разведчиков, использование курьеров, перемещавшихся в крымские порты на иностранных судах