Еще одна грань взаимодействия большого, все более современного, мира и мира мужицкого: «Аэроплан над лесом. Как сыпанет листками, а грамотного — ни одного. Кто нас кличет, друг ли, враг ли, а из лесу выбираться надо. К нам аэропланы не летают, им в лесу не станция. Пролетит, бывает, над лесом, бросит бомбу или листовок каких — и дальше. А раз головку сыру сбросили, верно нечаянно». Такие воспоминания остались в записях С.З. Федорченко.
Сегодня обретает новую популярность такая известная и неоднозначная фигура Гражданской войны, как С.Н. Булак-Балахович. Он уже упоминался на страницах этой книги. На современной политической карте он оказывается с разными акцентировками интересен российским, белорусским, польским исследователям. Показательно, что польский военно-исторический журнал в декабре 2016 г. сделал его персоной номера и поместил на обложку633. Природа популярности Балаховича среди населения и военной удачливости является перспективным исследовательским сюжетом. Он легко увеличивал контингенты, привлекал на свою сторону части противника634. Формирования Балаховича известны потаканием антиеврейским настроениям белорусского крестьянства, хотя в октябре 1920 г. он разрешил формировать Отдельную еврейскую дружину635, еврейская молодежь служила у Балаховича. Как раз его партизанская ухватка и вызывала обаяние после крушения белых фронтов. Зинаида Гиппиус оставила известное мнение о нем.
«Небольшой, совершенно молодой, черненький, щупленький и очень нервный. Говорил все время. Вскакивал, опять садился.
— Я ведь не белый генерал. Я зеленый генерал. Скажут — авантюрист? Но борьба с большевиками — по существу, авантюра. У меня свои способы.
И его способы, чем далее он говорил, тем более казались мне разумными, единственно действенными, ибо тоже большевицкими. Балахович — интуит, дитя и своевольник. Балахович во всяком случае генерал «с изюминкой».
Гиппиус передавала впечатления в дни последнего похода Народно-добровольческой армии, 14 ноября 1920 г.: «Вчера Евгения Ивановна приносила два письма от Савинкова — откуда-то из-за Пинска. Очень бодрое. В обоих
— «Я уверен, что мы дойдем до Москвы». «Крестьяне знают, что идем за Россию не «царскую и барскую». «В окрестных деревнях 3 тысячи записались добровольцами». «Как отсюда ничтожны все Маклаковы». И ясно, пишет еще, что «Рангель» — по выговору крестьян — непременно провалится»636.
Очень показательно увлечение и неудача Савинкова, который пытался скопировать, поставить на некую политическую основу неизменный военный успех «зеленого генерала». В конце 1920–1921 г. Б. Савинков настойчиво разрабатывал и пропагандировал идею крестьянской антибольшевистской революции с опорой на местный, «губернский» патриотизм, широкую, по его данным, систему тайных революционных крестьянских обществ и отрядов зеленых силами небольшого добровольческого корпуса из солдат, «оторванных в настоящее время от их родного дома.»637. За деятельностью Савинкова следили и оценивали ее англичане и французы. Английская разведка писала о задачах, которые он ставил перед собой: «.установить связь между различными партизанскими группами, «зелеными», крестьянскими организациями, секретными революционными кружками, красными частями недовольных большевиками.» «Активные связи» якобы имелись в Петроградской, Новгородской, Псковской, Витебской, Смоленской, Могилевской, Минской, Волынской и Киевской губерниях638. В письме военному министру Французской Республики Барту Савинков в марте 1921 г. писал о надежде на одновременные восстания в Петрограде, Псковской, Смоленской, Витебской, Минской, Новгородской, Гомельской губерниях, на Украине и «может быть» в «казацких республиках»639.
Однако в конце мая 1921 г. вся сеть НСЗР и С по западным и северо-западным губерниям, включая волостные ячейки, была раскрыта ВЧК640. Тем не менее в рамках деятельности НСЗР и С в сентябре 1921 г. планировался приказ № 1 по Западной области, помеченный Полоцком. Он предписывал на местах организовывать народно-революционные комитеты и объявлял Красную армию демобилизованной. Вместо нее предписывалось создавать народную оборону или милицию641.
Генерал П.С. Махров, недавний военный представитель П.Н. Врангеля в Польше, отнесся к этой идее прохладно. «В своих действиях для поднятия крестьянских восстаний Савинков придавал большое значение пропаганде и информации. Для последней он образовал при своем комитете особое информационное бюро. Оно имело целью установление связи с отдельными повстанческими отрядами, партизанскими группами — «зелеными» и тайными крестьянскими сообществами. По данным этого информационного бюро, к 20 января 1921 года тайные крестьянские революционные общества имелись в 9 западных и во многих внутренних губерниях бывшей Российской империи. Партизанские же отряды и «зеленые» действовали, начиная от Мурмана, в Карелии, Петроградской, Псковской, Новгородской, Минской, Могилевской, Киевской, Харьковской, Полтавской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической губерниях, на Дону, Кубани и на Северном Кавказе». Генерал полагал, что идея борьбы с советской властью силами русского крестьянства совершенно фантастична. Савинков планировал, что повстанцы будут состоять «исключительно из добровольцев крестьян и красноармейцев, которые будут сражаться только за свой дом и свое поле, и никто не будет их принуждать идти далее на Москву. На пути к Москве будут подниматься другие волны повстанцев и т. д. Всюду освободившиеся будут организовывать свое управление, и для помощи им в поддержании порядка Савинков предполагал явиться во главе небольшого, но дисциплинированного отборного отряда силой только в пять тысяч человек. В этой фантастической программе и плане действий, казалось, Савинков все предусмотрел, кроме того, что большевистская власть не положит вдруг оружия, а будет действовать силами значительно превосходящими пятитысячный «отборный» отряд Савинкова. Причем «отборность» этого отряда выражалась в том, что благодаря «керенщине» Савинкова все лучшие офицеры и высшие начальники вынуждены были уйти»642.
Очевидно, параллельно с Савинковым разрабатывались сходные идеи и другими кругами. Соображения о небольшой организованной силе, которая способна решительно способствовать аккумуляции всех недовольных, реализовались в любопытный план под названием «Меморандум организационного штаба Псковщины» о выступлении белогвардейских отрядов в Псковской губернии. Документ отложился в фонде савинковского РПКи, судя по содержанию, разработан в 1922 г. Констатирующая часть признавала, что после объединения советским правительством всей бывшей России, за исключением окраинных государств, антикоммунистическая борьба вступает в новую фазу и принимает партизанский характер, выливаясь в народное движение в разных регионах. Из этого обзора делался вывод о необходимости образования Северо-Западного государства, которое должно сомкнуть единый фронт от Белого до Черного моря. Таким образованием признавалось государство Псковское как «колыбель для возрождения Руси».
На Псковщине наблюдалось массовое дезертирство, спекуляция, деморализация советской администрации. В связи с описанной обстановкой документ намечал в качестве наиболее удобного места для создания плацдарма Островский уезд: ближайшее расстояние от границы до города при удаленности от губернского Пскова; русское население на латышской стороне, слабость советской пограничной охраны. Подготовка выступления и вербовка отряда начались в июле 1921 г., проводилась разведка. Ближайшей задачей ставилось взятие Острова, Опочки, Пскова и установление связи с белорусской организацией. В дальнейшем предполагался созыв Псковского веча643.
Масштабные идеи, как известно, не реализовались, а вот партизанская борьба продержалась в западных губерниях едва ли не все 20-е гг.
Революция неизменно ставит на службу политики искусство. Художественно «обслуживалась» и «зеленая» тематика, свои голоса пробивались и из самого зеленого лагеря.
Знаменитое «антидезертирское» стихотворение Демьяна Бедного «Проводы» опубликовано в декабре 1918 г., герой имеет прототипа — псковского коммуниста-крестьянина, отправившегося на Восточный фронт вопреки мнению своих семейных. Помечено оно при этом Свияжском. Это важная точка в военной истории 1918 г.: свияжские расстрелы Троцкого, приведение в порядок и переформирование красных частей после потери Казани, переход в контрнаступление. Характерно, что близкий к Троцкому и Ленину новый придворный поэт именно здесь вдохновился на такое произведение или, по меньшей мере, счел нужным пометить свою работу Свияжском. Однако у плодовитого Бедного есть еще и поэма, посвященная дезертирам-зеленым. Она называется «О Митьке-бегунце и об его конце», написана в 1919 г. и помечена следующим авторством: «Раскаявшийся дезертир Спиридоновского лесного отряда Тимофей Ряз. (фамилия неразборчива)». Таким образом, произведение несет явную агитационную нагрузку. Действительно, перед читателем развернута картина жизни дезертира-зеленого с максимальным педалированием самых тяжелых или морально ущербных моментов. Дезертир Митька — кулацкий сын, отец ворчит на новую власть, ждет Колчака и не пускает сына в Красную армию. Начинается жизнь дезертира, с частыми отлучками в лес. Отец разочарован, приходят дурные вести: Колчак отогнан от Волги. Дезертирам приходится перебраться подальше, в чужой уезд. А там не прожить иначе как грабежом, что вызывает ненависть местных мужиков. Наконец, зеленый предводитель решает передаться Деникину, в ожидании его победы. Однако и тут мечтам сбыться не суждено: казаки издеваются над лесным воинством, вчерашних зеленых сразу посылают в бой, в котором они и гибнут. Митька снова бежит, теперь уже домой, с твердым желанием сдаться «комиссару» и выйти из «отцовской воли» — отправиться служить в Красную армию. Дома он застает блуд отца со своей женой и погибает от руки отца. Апофеоз — сиротливая могилка «Митьки-бегунца». Выразительной находкой автора оказывается сражение героя, разворошившего муравейник, с дружными «коммунистами»-муравьями. Упоминаемые в поэме Волга, к которой вот-вот подойдет Колчак, Ока, близ которой деревня героя, вторая половина лета, наконец, Деникин, коему передались зеленые, позволяют предположить, что произведение написано непосредственно по следам и мотивам массовой зеленовщины в центральных губерниях. Митька может быть условно опознан как рязанский дезертир, скрывавшийся в тамбовских или воронежских краях, откуда можно было податься к Деникину.