В прокуратуре меня ждал начальник рыбинспекции Цаххан Алиев, Гезель успела налить ему чая.
– Игорь Николаевич! – Он отставил пиалу, прошел по приемной. Он всегда говорил на ходу либо стоя. – Один человек мне подсказал: на сажевом комбинате есть холодильная камера. О ней мало кто знает. Понимаете?
– Что же это за камера такая? – полюбопытствовал я.
– Емкость ее не на сто килограммов и не на триста! Гораздо больше!
– И что?
– А то, что ее соорудили на всякий случай. Пробраться к ней, если не знаешь, очень трудно. Она в здании заводоуправления. За стеной архива. В подвале. Может, понадобится вам… – Он остановился перед столом Гезель против своей пиалы.
– Не знаю, понадобится ли. Во всяком случае, спасибо.
– Может, помощь нужна?
– Пока нет…
Я не очень вежливо отделался от него, прошел к себе, открыл сейф-мастодонт.
Неожиданно мое внимание привлекла одна из бумаг – мятая, на серой волокнистой промокашке: она слегка высовывалась из стопы «для служебного пользования», которую я всегда аккуратно выравнивал и подбивал, прежде чем уложить в сейф.
«Кто-то заглянул в мой ящик… – Открытие это не ошеломило меня. – Кассеты! Записи с показаниями Вахидова!»
Кто-то из имевших доступ в помещение выполнял задание браконьереко-административной мафии…
«Но кто? – Мне ничего не было известно о ключах, которые могли остаться у прежнего владельца этого нетранспортабельного стального чудища. – Я должен класть бумаги в сейф Гезель…»
Со смертью снабженца игра начиналась серьезная.
«Баларгимова нельзя оставлять на этом берегу. Иначе его убьют. Нельзя и открыто отправить с небольшим конвоем. Я не могу рисковать людьми».
Я вынес постановление об аресте и этапировании Баларгимова, заверил гербовой печатью, спрятал второй и третий экземпляры в бумажник – теперь они должны были постоянно находиться со мной.
Позвонил Бураков:
– У вас нет Гусейна?
– Нет.
– Где он может быть? Не знаете?
– Не знаю, – лгал я. – Может, в аптеке на Шаумяна. Ее не открыли?
– На ремонте!
– Что там у вас?
– Заявитель. Я хотел, чтобы Гусейн на него посмотрел. Ладно, я позвоню позже.
– Орезов тут?
– Тоже куда-то уехал.
Я окликнул Гезель:
– Вызови, пожалуйста, капитана судна «Спутник» – Антонова. У нас записан его телефон…
– Антонов? – спросила Гезель. – А имя-отчество?
– Он был понятым по делу Ветлугина. Посмотри. Попроси срочно заехать.
С Русаковым и руководством парома я предполагал связаться самостоятельно.
– Разрешите, Игорь Николаевич?
Показался Хаджинур Орезов в кожаной куртке, с которой он никогда не расставался, с высовывавшимся снизу ремнем, уходившим под мышки, к кобуре.
– Что там случилось, в дежурке? – спросил я.
– Ничего особенного, – он остановился у балюстрады. – Заявитель пришел. Говорит, ночью на пароме у него триста рублей украли. Из каюты. Врет как сивый мерин. Только не могу понять – зачем? Триста рублей от нас он все равно не получит… – Хаджинур был явно озадачен. – Если бы заявил, что украли документы, – тут ясно!
– Разберетесь… – Меня интересовало другое. – Что с ружьем Ветлугина?
– Интересная история, Игорь Николаевич. – Орезов оживился. – Ружье 141917, которое подняли со дна залива, значилось за гражданином Изутиным. Изутин продал его некоему Яскину, тот – Досову…
– А Досов…
– Нет! Ни за что не догадаетесь! Досов заявил, что ружье, которое ему продал Яскин, у него дома!
– Не понял.
– Сейчас поймете. Поэтому я взял Досова с работы, поехал к нему домой и осмотрел ружье. Тоже шестнадцатого калибра ТОЗ. Но номер другой!
– Не понимаю.
– Я тоже не понял. И повез Досова вместе с его ружьем к Яскину…
– Хаджинур! – взмолился я.
– И что же выяснилось? – Орезов, довольный, прошелся по кабинету. – Оказалось, примерно года три назад Яскина, пьяненького, задержала с ружьем водная милиция. Ружье отобрали и долго тянули: «Зайди завтра, зайди в конце недели…» А когда вернули, он заметил, что ружье в милиции подменили. Его-то он и продал Досову…
– А ружье, которое отобрали?
Хаджинур развел руками:
– Выходит, осталось у кого-то из сотрудников. И исчезло! А потом снова возникло… Теперь уже с морского дна! А перед тем успело выстрелить! Прямо в лоб Ветлугину…
– Любопытно.
Нас прервал звонок Буракова:
– Гусейна еще нет?
– Нет.
– А Хаджинур?
– Сейчас вошел.
– Не задерживайте его, Игорь Николаевич! Он очень нужен…
Разбирательство со лжезаявителем, по-видимому, потребовало больше сил, чем первоначально казалось.
– Сейчас идет… Вот что, Хаджинур, – сказал я, положив трубку. – Завтра с утра меня может не быть. Агаева тоже нет… Необходимо организовать конвой в Красноводск. Довиденко перечислил Касумова за нами… Я решил Мазута отпустить.
– Зачем конвой?! Я сам за ним съезжу!
Орезов ушел. Вскоре я тоже спустился к дежурному.
Дежурный – капитан Баранов – выдавал оружие заступавшей на пост смене.
За столом Хаджинур и Бураков продолжали разговаривать с заявителем, плутоватого вида мужчиной с короткой стрижкой. Когда я появился, он внимательно-фиксирующе глянул в мою сторону.
– Где ваши вещи? – спросил его в это время Хаджинур. – Вы что, приехали в командировку без вещей?
– А какое это имеет отношение? Я пришел заявить, что у меня украли деньги… – Он снова взглянул на меня, пытаясь привлечь к разговору. – А вы мне – «где документы, где остановился, где вещи?». Вы мне найдите деньги, которые у меня украли на пароме.
Он явно намекал на нежелание милицейских регистрировать его заявление.
– Будете искать? Или нет? Иначе я ухожу.
Бураков смущенно протрубил в поднесенный к носу платок.
– Мы хотим убедиться в том, что деньги действительно были. А вы не позволяете!
Хаджинур снова вмешался:
– У вас еще есть деньги с собой?
Мужчина поколебался:
– Предположим, есть.
– Покажите…
– А зачем? – Он играл какую-то игру, которую я не был в состоянии понять.
Несколько секунд они препирались. Наконец заявитель достал кожаный новый бумажник, осторожно, чтобы работники милиции не могли видеть содержимое, пошарил пальцем между прокладками…
В ту же секунду Хаджинур ловко выхватил из его рук портмоне, раскрыл. Три купюры – достоинством в сто рублей каждая – упали на стол.
– Триста рублей. – Хаджинур не стал осматривать бумажник, вернул владельцу. – А вы говорите, они пропали!
– Это другие триста! – Заявитель сжал портмоне.
– Значит, вы те триста отделили?
– Да!
– Для чего?
– Просто так!
Он врал, но я не мог догадаться, зачем ему это нужно.
Милицейская система отчетности давно приспособилась под своих малокомпетентных руководителей, периодически встававших у республиканских и союзных министерских штурвалов. «Зарегистрировал преступление – раскрой его, не можешь раскрыть – лучше не регистрируй…» – оборачивалось на практике.
Подошел капитан Баранов:
– Слушаю, Игорь Николаевич.
Мне показалось, он как-то странно, иначе, чем обычно, посмотрел на меня. Что-то неуловимое, разделяющее, возникло между нами с той ночи, когда в милицию приезжали Шалаев и Довиденко, а он, дежурный, принес бутылку «Кер-оглы».
– Закажите для нас каюту на вечерний паром, – сказал я.
Он покачал головой:
– Ничем не могу помочь. Начальник запретил нам заниматься билетами…
– Капитан приехал… – сообщила Гезель.
– Пусть заходит!
В дверях показался необыкновенно круглый маленький человек с красным лицом и шкиперской – вокруг лица – бородкой. Он словно вкатился в кабинет, в руке он нес портфель.
– Антонов Василий Сергеевич, – представился он.
«С этим краснорожим взяточником? – вспомнил я Баларги-мова. – Да они его просто потопят!»
Я показал Антонову на стул, и он живо водрузил на него свой объемистый широкий таз – казалось, что капитан восседает на массивной воздушной подушке.
– …Мы помогали водной милиции искать ружье, – он считал,
что знает, зачем его. пригласили. – Оно выпало из лодки во
время несчастного случая на охоте…
– И как это все происходило? – спросил я.
– Обыкновенно, – он подернул короткими округлыми плечами. – Приехали из прокуратуры, из милиции. С ними – охотник, который остался в живых… – Антонов имел в виду Баларгимова. – Поплыли к камням… – Капитана мучила одышка, он сделал паузу. – Недалеко от метеостанции. Я спустил лодку, туда сели этот охотник, я и другой понятой. Стали грести к берегу. Вода прозрачная – все видно…
– Судовой журнал у вас с собой? – спросил я.
– Вот, пожалуйста, – он открыл портфель, вынул и положил на стол толстую книгу – самую важную на любом судне. – Смотрите…
«6.00, – прочитал я, – подъем флага… 11.32 – вышли в море. Первая остановка. Координаты… Спущена лодка для поиска ружья. Ружье обнаружено в 11.48. Удаленность от берега 25 м, глубина обнаружения ружья 90 см … – Я машинально заглянул вниз. Записи за день заканчивались традиционным: – 20.00 – спуск флага…»
Антонов закрыл портфель, готовясь уйти. Но я остановил его:
– Не смогли бы вы сегодня выйти на вашем судне?
– Далеко? – Он нацелил на меня маленькие глазки-щелочки, зажатые щеками.
– На тот берег.
– А груз?
– Арестованный и конвой… Три человека. Время отплытия я уточню.
Он поправил бородку, сказал осторожно:
– В принципе это возможно. Вообще-то предполагался такой рейс…
– Я позвоню, когда мы будем готовы.
– Хорошо.
Он, пятясь, покатился к двери, так что в конце концов открыл ее спиной. Антонов мне не понравился.
Улучив минутку, я набрал телефон судебно-медицинской экспертизы – Анна не отвечала. Я вышел в приемную.
– Поехал на паром, – предупредил я Гезель.
Первым, кого я увидел на пристани, был старший помощник капитана «Советской Нахичевани» Акиф, с которым так давно – уже забыл, когда это было, – я плыл к месту своего нового назначения.