«Как же хорошо я деревню назвал — Радужное, хороша теперь жизнь тут пойдет радостная, привольная».
Четвертый сон Акима
Лохматый барин хохотал, будто его щекотали.
— Ну, ты даешь, назвал же деревню! Поменял шило на мыло. Вот еще надо флаг им с радугой и гимн вот этот, — барин запел, прерывая пение хохотом, — рилакс, донт ду ыт, рилакс, вэн ю вонт ком, — и опять почему-то дико заржал конем, не в силах остановиться,
Отсмеявшись, барин пощелкал по своей дощечке с буквами и молвил:
— Пацан сказал — пацан сделал. Ставка на тебя сыграла, отбили и приварили бабло, перевожу тебе еще триста опыта и тыщу денег, они тебе пригодятся, когда оружие начнешь против помещика своего ненормального крафтить.
Барин откинулся на своем стуле и немного покрутился на нем, как флюгер над избой.
— Смотрю я вот на всю вашу жизнь крепостную…. Это жесть брат. Я бы точно так жить не стал. Я бы, в отличие от вас, поднял бы восстание и сверг нахер всю эту крепостную нечисть. Я бы не позволил себя плетьми наказывать. Фридом! Еще чего! Вы рабы. А я бы не дал себя рабом сделать. У меня свобода в крови, я вольная птица! Я бы как Стенька Разин или Емельян, как его там, мы про него в школе читали еще? А, ну этот, Пугачев! Я чувак решительный. Лучше умереть стоя с гордо поднятой головой, чем вот, как вы все, стоять на коленях. Нет, Аким, так жить, как вы живете, нельзя.
Лохматый барин развалился на кресле, почесал большое пузо и взяв со стола большую стеклянную кружку, шумно отхлебнул желтого напитка со слоем белой пены. Потом громко охнул от удовольствия.
— Ладно, о хорошем поговорили, теперь о плохом. Ты что тут разлегся? Перины захотелось помять и подушек пуховых потискать? Штаны меховые? Ты б еще блестяшек гламурных наказал вокруг задницы нашить. А знаешь ли ты, что друзья твои, кухарка с кузнецом, в подвале погибают. Батюшка Опиум-Коноплянский хотел их сожрать, но они вовремя укрылись в подвале под кузней. Поп с непривычки обломал зубы об дверь. Теперь новые двое-трое суток нарастать будут. Вот тогда он прогрызет ее и все, хана твоим друзьям. Друган барина твоего, Пьянокутилов, как полная Луна вошла, обернулся в волколака. По соседним деревням пошёл, уже несколько крестьян загрыз. От его воя ночного люди с ума сходят. Наместник императора российского генерал-губернатор Бычилов по жалобам крестьян, послал обер-прокурора разобраться. Так оборотень Пьянокутилов ночью их подстерег на лесной дороге и всех загрыз. Доктор вообще с ума сошел. Девок сенных несчастных на крюки в подвале барского дома повесил, не сегодня, так завтра начнет свое кровавое дело. Я, конечно, мог бы восстание поднять и революцию замутить, но не могу вмешиваться по этическим соображениям. Тут такое, брат, дело…. Трудно быть Богом.
Барин еще отхлебнул из стеклянной кружки пенного напитка.
— Некогда спать, Аким, подрывайся и бегом к столпнику, а то их не только сожрут, но и через кишечник пропустить успеют, пока ты тут меховые штаны примерять будешь!
Неожиданно за спиной лохматого барина появился еще один барин, по виду сильно рассерженный:
— Ты чего здесь устроил, червяк офисный?!
— Да…. Я… не успел пообедать….. вот решил поработать в обед…. А то дедлайн…. Сами понимаете….. Это пивко безалкогольное….
Лохматый барин пригнулся к столу и дрожащими руками блямкнул по своей дощечке — и конюх проснулся.
Сна не осталось ни в одном глазу.
Аким выбрался из-под необъятной перины, сел на край кровати и потянулся.
Система оповестила, что организм в отдыхе не нуждается.
«Здоровье — 100%»
«Защита — 100%»
«Энергия — 69%»
«Для пополнения запаса энергии необходимо принять пищу».
Конюх не спеша вышел на крыльцо, от калитки сразу метнулся к нему молнией дровосек в широких малиновых штанах и зеленой, щедро вышитой цветами, косоворотке.
— Чего изволите, батюшка Акимушка?
— Пора мне в дорогу. Времечко поджимает. Друзья-приятели мои в беде большой. Давай-кось, харчей, каких мне сообрази, сейчас поесть, да запасу в дорогу с собой соберите, — Аким немного подумал, — для пополнения энергии.
— Не извольте беспокоиться, батюшка, сей миг сообразим!
Дровосек провел его в большую комнату, зажег свечки и усадил за стол, накрытый скатертью, а сам побежал на кухню, где загремел посудой.
«Ишь ты, свечки жгут, не лучину, стол со скатертью белой, не лавка, стол господский! Как же всё-таки богато живут дровосеки!» — подумал Аким.
Вскорости принесли еду.
Еда как всегда соответствовала уровню жизни дровосеков.
Тут были уже знакомые Акиму блюда, пироги и расстегаи. Ароматная уха из мелкой разнорыбицы. Мясо тушеное и томленое в печи с кашей. Жаркое из птицы, нашпигованной пряными травами и дольками чеснока. Всевозможные овощи, печеные со сливочной подливой. Но также на столе стояли тарелки со сладостями из меда, глазированных орехов, целая гора засахаренных фруктов к чаю. Крендельки с кремом из сладкого творога с маслом, россыпь цветных леденцов — лакомства заморского. Рядом готовый к погрузке в котомку лежал добрый кусок соленого сала домашнего, кусок вяленого мяса, пару копченых рыбин и с десяток репок золотистого лука. Большая краюха свежего ржаного хлеба, пирожки, сладости. И главный элемент натюрморта — бутыль с самогоном.
— Ну что ж, — сказал, Аким, вылезая из-за стола, вытирая губы и массируя после тяжких трудов челюсть, — пора на дела богоугодные, справедливые, товарищей своих выручать из беды лихой.
— Так куда же Вы, батюшка, посреди ночи? И места незнакомые, — краснощекий дровосек угодливо подал Акиму полотенце, чтобы, значит, промокнуть чело.
— Мне темень не помеха, ты мне штаны лучше принеси, что же мне, с голым задом бегать? Обещание от вас такое было мне….
— Ой, батюшка, простите великодушно, — зарделся опять своими румяными щеками дровосек, — сей же миг!
Через минуту Аким уже примерял штаны из медвежьей шкуры.
«Отличные портки справили дровосеки! Знают мерзавцы толк в гламурных вещах. В таком прикидке и заклубится не стремно!», — подумал Аким и тут же спохватился, застыл от удивления.
«Что за слова такие еще? Гламурные? Откуда они у меня? Уходить отсюда пора, а то еще чего может случиться»».
Он подошел к большому зеркалу, что стояло у стены. Штаны и впрямь были хороши. Густой медвежий мех, направленный ворсом вниз доходил почти до щиколоток. В таких штанах не замерзнешь зябкой ночью в лесу, и при быстром беге кусты и жесткая трава не посекут ноги. Спереди на месте гульфика оскаленная медвежья морда с поблескивающими стеклянными бусинками глазами. Очень удобно, если нужда застанет врасплох, то приспускать портки нет необходимости. Вытащил через пасть, сделал свое дело и шагай дальше себе смело. Сзади на штанах небольшой откидной клапан для пальца.
«Штаны +1000 очков опыта. У вас 4 бонусных бала. Прокачать навык конструктора, чтобы появилась возможность боевой модификации штанов?».
«Ну, грех не…. Как там? Прокачать такие портки. Качай на полную!»
Перед глазами быстро прошла красная линия.
Блямк!
Перед ним появился полупрозрачный подрагивающий образ чудного барина. Волосы коротко подстрижены, маленькие глаза хитро прищурены, а в зубах огромная, как хорошая чурка, дымящаяся цигарка. Лицо линиями зелеными, коричневыми, черными раскрашено, вот как пятерней кто размазал. Он стоял перед ним полуоголенный, скрестив могучие руки на груди. Его тело все бугрилось от мышц, словно у ломового жеребца.
«Мать твою! Вот силушка!», — опешил Аким, — «ты кем же будешь богатырь?»
«Я фаш, есть помофшник, научить, как польсафаться, бластер штфаны».
Он ухватил крючком из пальцев большую цигарку и выпустил струю дыма.
«Немец что ли какой?», — подумал Аким.
«Афстриец, а сейчас американец. Ди-ги, ди-ги, ду…. Хэлоу! Как поживаете?»
«Нормально мы тут живем! В Бога православного веруем и царя батюшку почище отца родного почитаем, богатств матушки России никому не отдадим», — ответил Аким, — «а тебе полно языком молоть, знаем мы вас, чуть зазеваешься и потом нет землицы нашей, русской…. Ну раз пришел, давай учи раз американа такая».
Американец воткнул обратно свою большую цигарку.
«Чтобы актифировать систему прицелфания штаноф необходимо употребить русский водка или другой крепкий алкогол».
«Вот это я уважаю американа! Это по-нашему», — добродушно подумал Аким.
Он взял со стола стакан с самогоном и влил одним махом в рот. Тряхнул от удовольствия головой. И с удивлением увидел в зеркало как стеклянные глаза на медвежьей морде засветились красным светом.
«Активирована система нейрокалиматорного прицеливания»
В правом глазу у Акима появились три черточки в углах глаза.
«Выберите цель»
« А ну!», — подумал конюх, — «горшок глиняный на лавке у входа».
Красные черточки, вращаясь по окружности, мгновенно сошлись в небольшой красный треугольник. Тот расположился точно по центру горшка.
Система сообщила.
«Цель захвачена».
«И что дальше американа?», — спросил Аким.
«Тебфе мой друг, нужно создать систему стрельбы энергетическим лучами».
«Ты американа, по-русски скажи! По-человечьи, а не по-вашему….», — огрызнулся Аким.
«Чтобфы создать систему зарядов, нужно выпустить из себя самое сильное пережифание, злость, разочарофание, то, что фас гнетет фсю жизнь».
Аким почесал затылок.
«Нууу….. Было дело один раз. Я уже не малец был, парень молодой, девками интересовался, ох и охоч был до них. И вот раз на пруду девки голышом купались. И была среди них Дуняшка, дочь нашего мельника Парамона Феофаныча. Девка хороша слов нет. Кожа белая, как мука, титьки и телеса вот прямо тесто белое пшеничное.
Аким почувствовал, как елда напряглась и скользнула в раскрытую пасть медвежьей морды.
«Ладно потом разберемся….», — подумал он, — «ну вот, я значит засел за камышами смотрю и так Дуняшку захотел, что мочи больше нет. А она как на грех ко мне идет. Подхватила сарафан, значит потаиться хочет, переодеться, красу свою девичью уберечь от глаз чужих. А не поняла, что прямехонько ко мне в руки. Не удержался я, есть грех любодейский, накинулся на нее с замыслом снасильничать. А то глядишь, потом Парамон Феофаныч и в женки ее мне потом отдаст. А она дуреха, крики подняла…. Так меня со спущенными портками и схватил ее батька со своими сыновьями. Ох и отходили оне меня дюже сильно. Едва ноги унес и жизнь сохранил. Но ведь я же не нарочно! Я же просто с желанием своим справится, не мог! Вот что ей убыло бы что ли?»