А уже в апреле я попал на свою первую боевую операцию. Как-то подсчитал, что если убрать количество дней, проведенных в Союзе в отпусках и госпиталях после ранения и контузии, получается 13 месяцев чистого времени моего нахождения в Афганистане. За два года проведено 25 операций. Фактически два раза в месяц на броню — и вперед!
В сентябре 1984 года во время одной из операций в районе кишлаков Калямба и Мармазит неожиданно нарвались на бандитов, вооруженных минометами. Одна из мин попала аккурат в стык между колесом и бортом БТР. Посекло осколками меня и наводчика. Хотелось утолить жажду, и мне дали воды из фляжки сопровождавшего афганца. В результате, вдобавок к ранению, я заразился брюшным тифом.
Время для чая. В центре начальник Тахта-Базарского пограничного отряда полковник Николай Резниченко, в будущем — генерал-полковник, начальник штаба ФПС России
После выписки из госпиталя, еще прихрамывая, отправился на очередную операцию. У кишлака Калайзай контузило взрывом гранаты Валерия Короленко, моего однокашника по учебе в Алма-Атинском училище. Он чудом остался в живых — граната разорвалась над головой, в результате чего офицер потерял слух. На «Чайке» связистов, а это БТР без бортового вооружения, поспешил к нему на выручку. При подъезде на место боя сами чуть не попали в глубокий арык, в запале хотели преодолеть его с ходу, да вовремя остановились. Мы успели вытащить Короленко из-под прицельного огня душманов. В марте 1985 года в результате подрыва БТР на итальянской противотанковой мине контузило уже меня. С тех пор возникли проблемы с позвоночником.
БТР-70 стал основной рабочей лошадкой пограничников в Афганистане
Через два года службы в Афганистане мне должны были прислать замену, хотя согласно действовавшему приказу после перенесенного брюшного тифа мог бы закончить «афганскую эпопею» много раньше. Но такие тонкости тогда мало кто знал. Зато за ту операцию и полученное в бою ранение меня наградили орденом Красной Звезды. Действовала негласная команда — представлять к наградам раненых офицеров. По большому счету, многих из них награждать в условиях боевой обстановки было за что. Ведь попали мы туда в годы самого разгара войны, в самый пик. Это только в 1986 году дали указание не проводить активных действий, ограничиваясь собственной охраной.
К сожалению, не все наградные представления реализовывались тогдашним командованием Термезского отряда. А вот наказывали чаще, причем за нарушения подчиненных, никак не влияющие на боеготовность. Так, за год службы на той стороне, в условиях постоянного ведения боевых действий, начальником отряда на меня было наложено три дисциплинарных взыскания, о существовании которых я узнал лишь по выходу из госпиталя. Например, за захват у бандитов грузовика с оружием меня представили к ордену «За службу Родине». Хочу заметить, что во время проведения этой операции наилучшим образом проявили себя сержанты-срочники, которые на время привлечения части штатных офицеров на Мармольскую операцию, выполняли обязанности старших боевых групп. Однако это представление завернули из-за того, что мои солдаты, якобы, пили одеколон.
Так было и с подготовленным мной представлением на награждение орденом Красной Звезды майора Борунова, однокашника по училищу. Возглавляемая им разведгруппа устроила засаду и ликвидировала нескольких шедших из Пакистана бандитских главарей, захватив оружие и важные документы. Скрываясь от погони, разведчики три километра проползли по скалистому грунту и без потерь вернулись на базу. Борунову отказали в боевой награде из-за нарушения его подчиненными воинской дисциплины. Справедливости ради, замечу, что в конечном итоге ситуацию с искривлениями дисциплинарной практики поправила московская комиссия, после работы которой начальник отряда был уволен.
В марте 1986 года меня перевели начальником штаба Каах-кинского пограничного отряда. Приступил к исполнению обязанностей без всякого ввода в должность. Штатный командир фактически шесть месяцев находился то в госпитале, то в отпуске, то на учебе. Из офицеров в штабе всего 5 человек и те слабо подготовленные. Остальные в командировке «за речкой». Контроль за служебной документацией и организацией охраны границы линейными заставами ослаблен, учеты работы по линии пограничных представителей запущены. С одной стороны, все понятно — основные усилия и Москвы, и округа были сосредоточены на Афганистане. Не скрою, что и мне самому после двух лет войны остальные аспекты пограничной службы казались несущественными. Но сознание свое переломил. Стал работать. Вот тут мне пригодились знания и опыт, полученные в Закавказье. Навел порядок со штабными документами, лично участвовал в проведении рекогносцировок на участках пограничных застав, организовал жесткий учет и контроль оперативно-служебной деятельности. Через некоторое время моим заместителем назначили П. Перепаду, и благодаря нашим стараниям ситуация значительно улучшилась.
Отряд не воюющий, но на границе с Ираном возникали серьезные проблемы, связанные с постоянными перепасами иранцами скота на нашу территорию. Граница проходила по горному хребту, более пологому на левом фланге. В тылу — пустыня и Каракумский канал. Питьевая вода на заставах привозная.
Разобрался в обстановке а вскоре спланировал и провел целую войсковую операцию с использованием вертолета по решительному пресечению незаконной деятельности с задержанием иранских пастухов и выдворением отар овец. В ходе ряда погран-представительских встреч мы добились того, что наши действия нашли поддержку и со стороны иранских властей. В результате перепасы на участке отряда прекратились.
В марте 1987 года при передаче округа генералу Коробейникову по инициативе бывшего командующего генерала Шляхтина, который, когда я оставался за командира, приезжал на участок отряда, возник вопрос о моем назначении начальником Тахта-Базарского пограничного отряда. При этом присутствовал и начальник пограничных войск генерал армии Матросов. Полагаю, что решение далось ему нелегко, так как отряд длительное время лихорадило, командиры там не задерживались, да еще незадолго до этого сгорело здание штаба.
При этом стоит подчеркнуть, что Тахта-Базарский отряд, который я принял в 1987 году, по стечению разного рода обстоятельств считался самым неблагополучным в пограничных войсках и стоял на особом контроле у руководства КГБ СССР. Он охранял большой по протяженности сухопутный участок на стыке границ СССР, Афганистана и Ирана, был многочисленным и сложным по оперативной обстановке. Серьезный отпечаток накладывало ведение боевых действий в Афганистане. Замечу, что уже через три года после моего назначения на должность начальника ПОГО, Тахта-Базарский отряд получил орден Красного Знамени.
По прибытии в отряд я обратил внимание на то, что личный состав какой-то озлобленный. Большинство офицеров и прапорщиков после двухлетнего пребывания в Афганистане, без семьи, в блиндажах, уезжают без наград. Особенно в Кайсарской и Чекарской мотоманевренных группах, где часто происходили подрывы на минах. До сих пор у меня в памяти печальная статистика за 1988 год, когда из 35 подрывов 30 произошло в зоне ответственности Тахта-Базарского отряда. И что удивительно: люди сами рвутся на задания, подвергают себя опасности и лишениям, но моральной компенсации за это не получают. Выслушав однажды одного боевого офицера, переводившегося к новому месту службы, я пообещал ему орден Красной Звезды и свое слово сдержал. Так он мне по получении награды прислал телеграмму с выражением признательности за заботу и понимание. Подчиненные сразу же воспряли духом.
С высоты прожитых лет я теперь понимаю, что действовал правильно. Не всем дано стать генералами, чем выше, тем уже круг, но каждый человек о чем-то мечтает. Так надо дать ему возможность к самореализации. И второе, я, будучи командиром, никогда не прятался от ответственности и принятия решения. Собирая начальников мотомангрупп, я неоднократно им внушал: при возникновении проблем, докладывать мне объективную ситуацию, как она есть, а также свои предложения по разрешению с позиции того, как это видится на месте. При этом шутил, дескать, как обмануть вышестоящее звено, я знаю сам.
Кроме того, поменял сложившуюся практику предоставления отпусков офицерам преимущественно в осеннее-зимний период и давал возможность отдыхать летом, поскольку в жару в Афганистане обычно все затихало. Мне удалось искоренить и неуставные взаимоотношения в солдатской среде. Очень даже просто. Собрал проявляющих себя таким образом «дембелей» к отправке домой в последнюю очередь, переодел их в старое обмундирование образца 40-х годов, построил на плацу, сфотографировал в таком виде и объяснил, за что и почему. Они потом на меня еще в «Красную звезду» написали жалобу. Но ничего, зато в последующем остальным было неповадно и неуставных отношений у меня в отряде не было, чем я горжусь до сих пор.
Раз в квартал я обязательно объезжал большую часть застав и подразделений афганского гарнизона, беседовал с личным составом. После командирского объезда, как правило, солдаты получали знаки отличия, благодарности, ехали в отпуска на родину. Поэтому они старались подтянуться к моему приезду. Отправил как-то в отпуск двух поваров за чистоту и образцовый порядок на пищеблоке, потом и с остальными кухнями в подразделениях не было проблем. Не сразу, конечно, а постепенно моральный климат в пограничном отряде стал улучшаться.
Еще один классический пример перевоспитания. Однажды напился прапорщик, начальник центральной котельной, и попался на глаза замполиту. Тот соответственно посадил его на гауптвахту и предложил лишить 13-й зарплаты. А у прапорщика золотые руки, хорошая семья, две девочки ходят в школу, жена не работает. Я, подумав, вызвал его с женой в кабинет, где в присутствии замполита и начфина заставил расписаться в ведомости, и со словами: «А теперь я вас лишаю 13-й зарплаты!» отдал конверт с деньгами жене. Вот и вся методика, основанная на знании и учете психологии людей.