Зеленый Дом — страница 38 из 77

— Вот глупая, — сказала Лалита. — Сразу видно, что ты не знаешь мужчин, а в особенности тех, что носят форму.

— Я должен уехать, — сказал сержант, обнимая Бонифацию. — Мы вернемся не раньше чем через три недели, а может, и через месяц.

— Со мной, сержант? — сказал Адриан Ньевес, поднимаясь по лесенке. Он был в одних трусах и похлопывал себя по мускулистой, загорелой груди. — Только не говорите мне, что опять убежали воспитанницы.

А когда он вернется, они поженятся, дорогая, — у него дрогнул голос, и "он принялся смеяться, как идиот, а Лалита, сияя от радости и крича, выбежала на террасу, с распростертыми объятиями бросилась к Бонифации, и они расцеловались. Лоцман Ньевес пожал руку сержанту, который то и дело пускал петуха, — он немного расчувствовался, дон Адриан, он, конечно, хочет, чтобы они были посажеными, вот видите, сеньора, он-таки попал в ее ловушку, а Лалита с самого начала знала, что он порядочный человек, можно, она его обнимет? Они закатят пир горой, вот увидите, какую они свадьбу сыграют. Потерявшая голову Бонифация обнимала то сержанта, то Лалиту, целовала руку лоцману, подбрасывала в воздух малышей. Они, конечно, с удовольствием будут посажеными, сержант, и пусть он приходит вечером поужинать с ними. Зеленые глаза мерцали, — а Лалита: они построят себе дом здесь, рядышком, — то заволакиваясь грустью, — они помогут им, — то искрясь радостью, а сержант — она должна хорошенько следить за собой, он не хочет, чтобы она виделась с кем бы то ни было, пока он будет в отъезде, и Лалита -само собой, она и на порог не выйдет, они ее привяжут.

— И куда же мы поедем теперь? — сказал лоцман. — Опять с монашенками?

— Это еще было бы хорошо, — сказал сержант. — Из нас вытрясут душу, дон Адриан. Представьте себе, пришел приказ. Мы отправляемся на Сантьяго искать этих оборотней.

— На Сантьяго? — сказала Лалита и застыла с раскрытым ртом, а лоцман Ньевес, опершись о перила, принялся рассматривать реку, деревья, пелену тумана. Дети продолжали вертеться вокруг Бонифации.

— Вместе с солдатами из Форта Борха, — сказал сержант. — Но что это вы приуныли? Опасности нет, у нас людей будет много. А может, и вообще эти проходимцы давно уже сгинули — сколько времени прошло.

— Ступайте к Пинтадо, он живет вон там, пониже, — сказал Адриан Ньевес, указывая в сторону невидимой в тумане реки. — Он хороший лоцман и знает эти места. Надо сейчас же известить его, а то можно не настать — он в это время частенько выходит рыбачить.

— Как же так, — сказал сержант. — Вы не хотите ехать с нами, дон Адриан? Ведь это займет не больше трех недель, вы заработаете хорошие денежки.

— Я болен, лихорадка у меня, — сказал лоцман. — Что ни съем, рвет, и голова кружится.

— Оставьте, дон Адриан, — сказал сержант, — какой вы больной. Почему вы не хотите ехать?

— У него лихорадка, он сейчас же ляжет в постель, — сказала Лалита.

— Ступайте побыстрее к Пинтадо, пока он не ушел рыбачить.


И когда стемнело, она улизнула, как он ей велел, спустилась вниз по оврагу, а Фусия — что ты так долго, живее в лодку. Они отплыли от Учамалы, не включая мотора, почти в темноте, и он то и дело -тебя не увидели, Лалита? Смотри, если увидели, я рискую головой, сам не знаю, зачем я это делаю, а она, сидя на носу, — осторожно, водоворот, а слева пороги. Наконец они пристали к пологому берегу, спрятали лодку, повалились на песок. И Фусия — я ревнив, Лалита, не говори мне про этого пса Реатеги, я бы и не связывался с ним, но мне нужна была лодка? и еда, нас ждут тяжелые дни, но, вот увидишь, я пробью себе дорогу, а она — пробьешь, я тебе помогу, Фусия. А он говорил о границе — все будут думать, что я бежал в Бразилию, устанут искать меня, Лалита, и никому в голову не придет, что я подался в э' сторону, а если мы проберемся в Эквадор, дело шляпе. И вдруг — раздевайся, Лалита, а она — меня искусают муравьи, Фусия, но он — все равно раздевайся. Потом всю ночь лил дождь, и ветер сорвал навес из веток, под которым они укрывались, и не было ни минуты покоя от москитов и летучих мышей. На рассвете они поплыли дальше, и пока не начались быстрины, все шло хорошо: показывалось суденышко, и они прятались, селение, казарма, самолет, и они опять прятались. Прошла неделя без дождей; они плыли от восхода до заката и, чтобы сэкономить консервы, ловили анчоусов, багров. Вечером они отыскивали островок, косу, отмель и засыпали у костра. Мимо селений они проплывали по ночам, не включая мотора, и Фусия — наддай, Лалита, а она — руки устали, очень сильное течение, а он — наддай, черт возьми, уже немного осталось. Возле Барранки они столкнулись с рыбаком и поели вместе с ним. Они ему — мы в бегах, а он — чем я могу вам помочь? И Фусия — мы хотим купить газолина, у нас кончается, а он — дай мне денег, я схожу в селение и принесу. Ушло две недели, пока они проходили через теснины, потом поплыли по протокам, озерцам и старицам, заблудились, два раза перевернулась лодка, кончился газолин, и однажды утром — не плачь, Лалита, уже подъезжаем, смотри, это уамбисы. Они узнали его, подумали, что он опять приехал покупать у них каучук. Им отвели хижину, дали еды и две циновки, и так они прожили много дней. И Фусия — видишь, что значит связаться со мной? Лучше бы оставалась в Икитосе с матерью, а она — что, если они убьют тебя, Фусия? А он — тогда ты станешь женой уамбиса, будешь ходить с голыми сиськами и раскрашивать себя рупиньей, индиго и ачоте, и жевать маниоку для масато, вот что тебя ждет. Она плакала, уамбисы смеялись, а он — дурочка, я же пошутил, может быть, ты первая белая женщина, которую они видят, как-то раз, это было уже давно, я приехал сюда с одним приятелем из Мойобамбы, и они показали нам голову христианина, который забрался в эти места в поисках золота, тебе страшно? И она — да, Фусия. Уамбисы приносили им тушки махаса[46] и чоски[47], багров, маниоку, время от времени оленину или гамитану, или сома, а один раз принесли зеленых гусениц, от которых их вырвало. Он с утра до вечера толковал с ними, и она — расскажи мне, о чем ты их расспрашиваешь, что они говорят, а он — так, ничего особенного. Когда мы с Акилино приехали сюда в первый раз, мы купили их выпивкой и полгода прожили с ними. Мы привозили им ножи, материю, ружья, анисовку, а они давали нам каучук, шкуры, и сейчас тоже я не могу на них пожаловаться, они были моими клиентами, а теперь они мои друзья, без них я пропал бы, а она — это верно, но давай уедем, Фусия, ведь до границы рукой подать, правда? А он — эти люди куда лучше торговцев каучуком, начиная с этого пса Реатеги, смотри, как он со мной обошелся, благодаря мне он заработал столько денег, а не захотел мне помочь, второй раз меня спасают уамбисы. А она — когда же мы уедем в Эквадор, ведь вот-вот начнутся дожди, и тогда уж мы не выберемся отсюда. А он перестал говорить о границе и проводил ночи без сна -сидел на циновке, ходил взад и вперед, разговаривал сам с собой, и она — что с тобой, Фусия, посоветуйся со мной, ведь я твоя жена, а он — помолчи, я думаю. И однажды утром он встал, взял мачете и сбежал вниз по откосу, а она сверху — не делай этого, ради Христа, умоляю тебя, Боже мой, Боже мой, а он все крушил лодку, пока не высадил дно, а когда она затонула, с довольным видом поднялся по откосу. Ехать в Эквадор без одежды, без денег и без документов? Это безумие, Лалита, здешняя полиция связана с тамошней, мы только на короткое время останемся в Перу, здесь я могу разбогатеть, лишь бы не подвели уамбисы и удалось разыскать Акилино, вот человек, который нам нужен, идем, я тебе все объясню, а она — Боже мой, что ты сделал, Фусия. А он — сюда никто не доберется, а к тому времени, когда мы выедем, обо мне уже забудут, и, кроме того, у нас будут деньги, чтобы любому заткнуть глотку. И она — Фусия, Фусия, а он -мне надо найти Акилино, а она — зачем ты ее затопил, я не хочу умереть в лесу, а он — глупая, надо же замести следы. И однажды они с двумя гребцами-уамбисами отправились на каноэ по направлению к Сантьяго. Их сопровождали тучи москитов и хриплое пение трубачей[48], а по ночам, несмотря на то что они разжигали костер и закутывались в одеяла, над ними носились летучие мыши и кусали их в пальцы ног, в нос, в шею. А Фусия — ни в коем случае не приближаться к реке, здесь можно нарваться на солдат. Они плыли по узким протокам, под темными сводами густой листвы, по гнилым топям, по озерцам, ощетинившимся ветвями ренако[49], а то и пробирались по тропкам, которые прокладывали уамбисы своими мачете, перенося на плечах каноэ. Ели что попало — коренья, кислые побеги, отвары из трав, а однажды убили тапира и на неделю запаслись мясом. А Лалита — я не доберусь, Фусия, меня уже ноги не держат, и все лицо исцарапала, а он — теперь уже недалеко. Наконец показался Сантьяго, и там они поели читари[50], которого поймали между камнями и закоптили, и броненосца, убитого уамбисами. И Фусия — видишь, Лалита, добираемся, это хороший край, есть еда и все идет на лад, а она — у меня лицо прямо горит, клянусь тебе, я больше не могу. Они сделали на день привал, а потом двинулись дальше, вверх по Сантьяго, останавливаясь поспать и поесть в уамбисских селеньях, где жили две-три семьи. А спустя неделю они покинули реку и несколько часов плыли по узкой протоке, куда не проникало солнце, ветви нависали так низко, что они задевали их головой. Наконец они выплыли на простор, и Фусия — вот и остров, Лалита, лучшего места не сыщешь, кругом лес и болота, и прежде чем высадиться, велел уамбисам на всякий случай покружить по озеру, и Лалита — мы будем здесь жить? А он — хорошо укрыт островок, на всех берегах высокий лес, а вот удобное местечко для причала. Они высадились, и уамбисы заверещали, вращая глазами и показывая кулаки, и Лалита — что это с ними, Фусия, чего они злятся, а он — перетрусили, дураки, хотят возвращаться, испугались лупун. Над обрывом и вдоль всего острова стеною высились огромные лупу-ны с разлапыми, корявыми стволам