Употребление за кухонным делом слова «энтропия» собирает к огню легкий полевой симпозиум. Результаты его удовлетворяют всех, несмотря на отсутствие десерта и выпивки.
Чувства только то, что касается организма физически. Через глаза, уши, язык и кожу. Реальность в таком количестве, что смотришь обязательно с разных сторон, принюхиваешься, меняешь лежачую позу, часто пробуешь на вкус, придумываешь, на что бы этакое присесть. Пропавшая ложка приводит в состояние мистического ужаса. Мерещатся пришельцы, ищешь ненужную и легко заменимую утварь с единственной целью: получить объяснение. После чего опять спокойно разглядываешь облака. Понятно, что легко замечаешь пролетающую высоко одинокую птицу. А белый перламутр на западе превращается в розовый.
Это и бегство, это и возвращение. Вокруг то, что делает большим и маленьким, смешным и строгим. И древним зверем, и с Окуджавой в извилинах. На маленьком кораблике есть все, чтобы не жалеть об оставленном. Скрипучей своей оснасткой он стягивает еще не возникшее облако и неостановимое течение в узел, в точку, в эпицентр жизни. И чей-то парус на горизонте не экзотика, не украшение пейзажа. Только доказательство достижимой и для тебя цели. И уже не получается отвлекаться.
Потом фотографии, как забавные почтовые марки с прочитанных только раз толстенных, мелким почерком, писем.
Как выбрать картину для дома
Попробуйте сначала нарисовать картину сами. Вы сможете сэкономить деньги, время и нервы. Работайте масляными красками, они долговечнее, а процесс интереснее. Второй плюс — оставшиеся краски пригодятся для косметического ремонта антресолей.
Заранее определите место, где будет висеть произведение. В слишком светлой комнате стены выцветают и, если потом вы захотите подарить свою картину друзьям, от нее останется неприятное пятно.
Другой путь — обратиться к известным именам. Добрый совет: не стоит искать звучные и длинные. И на очень хороших полотнах вы обнаружите: Иванов, Петров, Серов и даже Ге. Ведь вам, как показывает практика, неоднократно придется отвечать на вопрос: это чье?
И последнее. Не спешите принимать решение. Вы задумались о прогулке по художественным салонам или посещении выставки-продажи? Ни то ни другое занятие удовольствия вам не доставит. Займитесь чем-нибудь еще. Навестите заболевшего коллегу, а если это невозможно, пойдите на концерт или сядьте в теплую ванну с интересной книжкой. Что вы будете делать с этой картиной? «Повешу на стену», — скажете вы. И поступите очень неразумно. На стену можно повесить что угодно: часы, шляпу, связку лука или астрологический календарь. Все это полезные вещи и они не менее красивы.
А художники пусть сами выбирают, что нарисовать и где повесить — им за это деньги платят.
Как самому сделать напольные швейцарские часы
Кроме службы в гвардии и дырок в сыре, у швейцарцев есть хорошая традиция: сделать в жизни хоть одни напольные часы. Швейцарские часы, сами по себе — вещь дорогая, а напольные — тем более. То, что вы сделаете их сами, только увеличит их ценность, ведь потрудиться предстоит немало. В настоящих швейцарских часах любого размера не бывает мелочей. Поэтому при сборке желательно отмечать галочкой использованные детали.
Начинайте, не торопясь. Может быть, на работу уйдут годы, не расстраивайтесь, швейцарские часы — вещь вне моды, как венский стул и шведский стол. Традиционно часы строят в форме башни — Биг-Бена, Эмпайр Стейт Билдинг, водонапорки станции Сасыколи. Как правило, выбор материала корпуса не затруднит начинающего мастера, обычно это красное, черное или железное дерево.
Обязательно позаботьтесь о точном механизме. В принципе, он аналогичен ручным моделям, только надежнее. Ведь сломавшиеся напольные часы очень неудобно носить в починку. Хотя габариты часов, как понятно даже не специалисту, зависят от имеющегося в наличии материала.
Определенные трудности вызывает покупка металла для маятника. Не забывайте, именно маятник создает первое впечатление о качестве вашей работы своим беззвучным завораживающим мотылянием. Заодно не лишнее вспомнить о качественном стекле. По вашим размерам его легко вырежут в ближайшем хозяйственном магазине. Там же можете купить подходящую цепочку и гири. Три-четыре разного веса позволят сразу настроить скорость хода. Не надо подходящую цепочку и гири. Три-четыре разного веса позволят сразу настроить скорость хода. Не надо экономить на гирях, у вас так много работы. И бегать всякий раз в магазин за гирями — отвлекаться от главного.
Отведите пару вечеров на подбор мелодии боя и дозвона. Не ограничивайтесь швейцарской музыкой, в соседних странах она не хуже.
Часы украшают незатейливыми шпилями, аркадами и пилястрами с каннелюрами. Корпус может быть квадратного, прямоугольного, шести или восьмигранного сечения. Часы с цилиндрическим корпусом сделать с первого раза очень трудно, дверца нижнего отделения, скорее всего, будет перекашиваться на петлях. Готовые часы надо покрыть лаком, смазкой и римскими цифрами.
Убедитесь, что между основанием часов и полом нет зазора. Представьте, вдруг под часы закатится гривенник, и позу, в которой вас могут застать. Не спасет ни слава часовщика-самоучки, ни оправдание, что неудачно обронили сигару. В заключении проверьте устойчивость сооружения, в противном случае заигравшаяся кошка может обрушить часовое произведение. Вам это надо?
Как стать поэтом
Если вы приняли это непростое для себя и всей планеты решение, не торопите судьбу, ей трудно вот так взвалить на себя и нести черти-куда неожиданную вдруг ношу.
Прогуляйтесь сначала как-нибудь. Лучше в центре. Архитектурных излишеств, буйства природы и всего живого. Моцион обострит поэтическое чувство и приблизит мысли.
Пытливо и углубленно наблюдайте окрест. Там и вокруг могут быть темы, а, повезет — жанры. Отдельные приметы жизни подскажут направление первого шага по стезе.
Слышите, как тикают часы на колокольне, чувствуете, что веет древностью из подвала — поищите себя в эпосе.
Захотелось, устно и скупыми жестами, поучаствовать в очереди, внести интригу и придать накал, значит, колыхнулось в вас драматическое начало, и зовут за собой Еврипид и Шекспир.
А если засмотрелись сочувственно, а внутри екнуло, засверлило, взбудоражилось и понесло в выси и сини — неважно от грусти, от радости ли, вы — лирик.
Вот тут будет логичным прихватить с собой осенний лист, пучок первой апрельской травы, пригоршню снега — что по сезону.
Потом, когда уже никак, рассеянный взгляд сам собой оттолкнется от милого пустячка, замерещатся образы, нахлынут воспоминания, всплывут впечатления, обострятся чувства, и потянутся мысли. А рука к перу. Держите, будьте добры, наготове бумагу.
Поэтический порыв может прийти внезапно, и обидно, если застигнет врасплох, обманутый Пегас помашет крылом, и, увы!
Готовьтесь заранее. Литературный взлет можно спланировать, если посмотреть на это под нужным углом.
Задумайтесь, что может стать толчком к тому, быть поводом или предлогом.
Их не так уж много.
Хорошо слагаются стихи к весне, к открытию памятника, к завершению отчетного периода, к старушке, к NN, к одинокому дубу, к березе, к рябине, к первому снегу, к последней сотне, к чаю и, конечно, что греха таить, к юбилею руководителя.
В мир систолы и дактиля можно попасть под стук колес, под шум дождя, под Байрона, под Михаила Юрьевича, под настроение, под псевдонимом. Изредка, под горячую руку.
Неплохая поэзия получается от грусти и от печали, от зари до зари, от корки до корки, от своего лица, от имени соплеменников. От нападок и прозрения, вообще, от тонкости натуры.
Впрочем, из-под палки, по-над городом, как и на любую тему, поэтический продукт могут принять в рекламном агентстве. Для праздника.
Выберите, что лучше подходит Вашей творческой индивидуальности, примерьте и обретите.
Хотите — станьте. Но как говорилось, прогуливайтесь, прогуливайтесь чуть-чуть. Только, пожалуйста, не улыбайтесь без причины, не заговаривайте с незнакомыми людьми. Пока еще рано.
Любезные хроники
Происходило дело в эркере. Граненый объем — как стакан до краев — был наполнен апрельским солнцем. Тут я задумался. И быстро-быстро. Писать стал маслом. Неслышно подошла она. Подождала, между мазками положила руки на голые ключицы живописца и засмотрелась чудными глазами на отдыхающих спортсменов в канотье. Сказала ласково: «Портачишь, Эдуард».
В два счета продал я холсты и краски. И устремились мы поесть блинов с норвежской малосольною селедкой.
А вскоре в маленьком кафе нас от всего отрезала зима. Был страшный снегопад, пурга, тюлени расплодились по округе, свирепствовал постмодернизм. Наедине, все время, мы молчали. Я изучал любимое лицо, она невозмутимо наблюдала, как я болтаю чайной ложкой в чайной чашке.
Когда ж сноровистые дворники из ЖЭКа № 6. Противно заскребли по кирпичу. Своими жуткими лопатами, из местного титана. Она смущенно голову оторвала от моего затекшего плеча. Послышалось родное: «Даже ты…» «Ну, хорошо, наверно, может быть».
Однажды мы чуть не поссорились. Разошлись во вкусах недалеко от Эдинбурга, когда подбирали на чехол нашей кабинетной якорной машинки подходящую местную клетку. Я картежник, она — шахматистка, мне хватило ума довериться ее опыту.
Чуть раньше, кажется, короткое соседство в детсаду, кроватки рядом, тихий час. Спать не хотелось почему-то, и мы как дети увлеклись кроссвордом. Она свистящим шепотом читала вопросы со страницы на коленях. Столица государства Лихтенштейн? Я тушью сразу выводил, кривыми буквами — Вадуц. Запомнил с армии — учили. И тут же в щеку поцелуй, тогда без бороды. Какой я молодец!
Вот с тех пор я разнообразно и плодовито пишу. Семнадцать портретов в зеленом, четыре в светло-зеленом. С полдюжины стихотворений, невнятные фразы, отдельные выкрики, несдержанные стоны. Жаль, что не прошла цензуру скромная офигенная оратория, посвященная этой женщине. Но, именно, благодаря ей, заиграл красками график выеденного яйца, и она же подсказала сюжет диаграммы самообмана. Сейчас рисую траектории блаженства, схемы соприкосновения обнаженных нервов.