Но время шло, недавно вспомнил, как познакомил нас электрочайник. Его я нес, нашел хороший ракурс, и ей понравилось свое же отраженье. Мы замерли, наверно, на века. Ну, в крайнем случае, секунд на сорок восемь. Три литра ключевой воды оттягивали руку. Пришлось позвать пригубить что-нибудь. Вдвоем. Как оказалось, кофе с овощами. Та дегустация надолго затянулась, и чайник на глазах перегорел.
Пусть позже я отрихтовал столь дорогую сердцу железяку в переходящий приз гребного клуба Нижнего Поволжья, но ежегодно не могу сдержать слезу. В мужском строю. Когда его вручают.
Непонятно, с какой планеты безупречная маскировка. Я два с небольшим раза подглядывал за ней в ванной. Бормочет чего-то в электрофен, кивает, подносит к уху. Пустяки, никаких доказательств космической связи. Продолжаю подозревать.
Ее язвительность прекрасно ложится на мое занудство, что только помогает диалогу.
Когда она исчезнет на полгода поболтать с подругой, я наварю с полбарреля борща, копчу сардины, буженину, осетрину. И квашу впрок в большущей бочке лакированного дуба нежнейших пару-тройку казуаров. На эту ерунду терять счастливые часы так глупо после долгожданной встречи.
Многое впереди. Побегать по берегу.
Наслушаться цикад, цимбал и цитр. Съесть пополам с огня, со смехом, плотоядно. Сходить вдвоем к врачу. Заняться филигранным доведеньем духовных полусфер. Сменить обои. Мне — выражение лица. Она согласна: от чего ж…
Нас сблизила любовь к осенним листьям на траве, автобус тесный — номер тридцать три, потерянная варежка. И недоверие к лекарству «Бякасенс».
В интимные минуты невыносимо страдаю от того, что никак не пойму, как это так — где-то совсем рядом время десятилетиями молотит и крошит все к черту, я уже очков разбил четыре штуки, а она здесь, совсем помимо! И хоть бы что! И только к лучшему. Все хорошее — нервно. Успокаивает меня. Верю с первого слова. Все, так все. Застыли стрелки, истощилась батарейка.
Вот видите, обвдохновленный, стучу по клавишам. Обижаться на молчание перестал. Только радуюсь как дурак, когда маленькая птичка, совсем оранжевая канарейка запиликает неожиданно на карнизе и часто-часто застучит в окно, смешно перепрыгивая слева направо. Потом улетает назад.
Я все время забываю заранее протереть стекло, чтобы получше разглядеть, что это было. И долго еще пытаюсь расшифровать следы на гладкой оцинковке.
Ах, если б знали, кто она! Ах, если бы я знал!
Декларация № раз-два-три-взяли
Лет двести как стало неинтересно работать топором. Мода, естественно, пришла из Франции.
Высокий профессионализм взял свое. И несет к месту применения в футлярах и боксах.
Их сияющее смыслом наполнение стыдно назвать орудьями. Их строгий порядок на первый взгляд как алфавит, а на второй не слово даже, а просто песня. Возможно, ода или гимн.
Простая электрокиянка уже не следует за мыслью, она на пару. Более того, она стучит свое уже впереди, она сама рождает мысль, да, собственно, она и есть мысль, если проникнуться инструкцией ея. Такая, и в боксе!
Вульгарно-слесарная суть «гайка-винт» пережила детство алюминиевых планок с дырочками и обрела зрелый возраст мужской игрушки в подарочном наборе хромированных резьбокруток.
Неандертальцы с разводными ключами ушли на чердаки и в подвалы. Самых стойких сводят с ума посредством болта с внутренним шестигранником.
Чтобы повесить картину на стену, сверлят победитом дырку тринадцать с половиной миллиметров, вставляют туда флай-жампер с отсекателями и накидывают петлю из перхлорвинила. Отчего любой Гольбейн смотрится не ремесленно в той еще рамке.
Покупка в универсаме пачки поваренной соли, после переноски в лотке, сканирования штрих-кода и автоблокировки кассы, превращает в цивилизованный акт заготовку на зиму кислой капусты.
Особенно хорошо вошли в быт, легли в руки и пошли по ним аппараты для сбора видимых впечатлений жизни. Створка в мир фотоискусства открывается одной кнопкой. Надежное как штихель гравера оснащение работает с впечатлениями независимо от их тематики и места возникновения. Полная автоматизация процесса делает переход к качеству теоретически спорным, но — практически незаметным.
Пока непонятно, что мешает производству простых цифровых карандашей и специальной бумаги для аналогичных творческих успехов в поэзии и прозе.
Некоторый застой в создании скрипок Амати вынуждает употреблять более современные приспособления для музыки. Скудность нотного сырья обогащается тембром, хэлпом, перечнем шедевров, а также таким не последним музыкальным моментом, как привязка к телу.
С другой стороны те же тупые туземцы Танзании понятия не имеют, что делать раковиной, разделывают рыбу, обдирают кору, высекают огонь, давят сок из соусного дерева, крепят ножи на поясе и волосы на затылке.
Удивительно, что сорок лет назад посредством колдовства над четырьмя транзисторами можно было научить мыльницу петь голосом Елены Камбуровой.
Традиции голого мастерства и наивного любительства сохранились как шарж в открывании пивной бутылки зубами.
Но кое-какие инструментальные процессы все еще творчески интимны и авторски индивидуальны. Требуют навыков и хороших маникюрных ножниц или бритвы.
Если у вас нет под рукой компьютера, попробуйте в уме сложить из шести спичек четыре одинаковых треугольника. Повторите попытку
пальцами на столе. Потом проверьте, насколько легче пинцетом на специальной подставке. И есть ли разница в результате?
Крылов смеялся над мартышкой, которая пыталась освоить очки. Иван Андреич подразумевал, что обезьяна умеет читать или как минимум ловить блох.
Декларация № 56
Обычно после судорожных поисков чего-нибудь более существенного обнаруживается это сокровище. Копать глубоко, продираться сквозь паутину, отряхивать пыль — не приходится. Запас вполне прикосновенный. Не ахти что, но всегда рядом, как правило, кстати. У меня есть я.
Само собой на освоение шельфов, возрождение каспийского лосося или пропаганду невредных выхлопов, впрочем, как и на борьбу с мартовскими сосульками этого недостаточно. Но на духовной пище, развлечениях ума и широком взгляде на многое очень даже можно не экономить. Позволительны излишества в личной жизни.
Обратите внимание, при таком-то богатстве сплю спокойно. И это при очень скромных затратах на меры по сохранности нажитого. Дистанционный контроль не нужен, периодическое автонаблюдение — изредка, в темноте — на ощупь. Посягательства минимальные, потери или неизбежны, или восполнимы. Все ж в моих руках.
Состояние необделенности, конечно, хотелось бы подкрепить числовой оценкой наличия. Стабильный показатель — 102,5 кг, никак не отражает сложную структуру драгоценного. Можно предположить, что наибольшим номиналом обладают таланты, дарлинги и дурики. Часть жемчужин, есть надежда, еще зреет в глубинах. Не поддаются калькуляции раритеты, приоритеты и прибамбасы. Ликвиды — в продуктивных идеях. Так мне кажется. Последние приобретения: серебро в словах, в молчании золото.
Слегка раздражают своей дешевой скрупулезностью как внеплановые, так особенно ежегодно-календарные инвентаризации. Отдельные единицы хранения вызывают недоумение.
Наименованием и забытым назначением. После проверки целостности упаковки складируются на прежнем месте в легкой задумчивости. Надо честно признаться: в дефектной ведомости прибавляются новые строки.
Чувство собственности обостренное.
Имущественные отношения сложные. Глубоко не поверхностные. Явно не прозрачные. Бухгалтерия в одном экземпляре на листе Мебиуса.
Что особенно дорого, истинные ценности ведь за здорово живешь не разбазарить. Так что кое-что на черный день есть.
Наталья Татаринцева
Мысли и чувства
Круг завершается, время выходит,
Вот серпантином минуты повисли.
Замерли в грустном ночном хороводе
Старые чувства и старые мысли —
Те, что теряют стремительно важность
С каждым движением вычурных стрелок.
Их скоро выкинут вместе с бумажным
Ворохом всех новогодних поделок.
Полночь. Двенадцать. Бокалы запели.
Вспышки салюта нарядно-багровы,
И потекли телефонные трели.
Год уже умер? Да здравствует новый!
Утро крадется, бросается светом
И на растрепанных улицах пусто.
Брошены в мусор, лежат незаметно
Старые мысли и старые чувства.
Может быть, кто-то возьмет осторожно
призрак, где спрятаны судьбы и лица,
И сохранить его бережно сможет,
Спрятав в старинных пожухлых страницах.
Смертные
Мы смотрим, как звезды
В ночи завершают свой круг.
Мы смертны не просто.
Мы смертны внезапно и вдруг.
Мы знаем размер
Бесконечно далеких планет.
Иллюзии вер
Проверяем на опыте лет.
Мы знаем число
Сумасшедших, влюбленных, больных.
Добро или зло,
Параллели своих и чужих,
Мы знаем их всех.
Мы цари, мы — закон, эталон.
Мы святость и грех
Поделили с начала времен.
Расписаны жизни
На много мгновений вперед.
И все бы как надо,
И все бы по плану, но вот…
Внезапно. Внезапно
Услышим шаги за спиной.
И Смерть тихо скажет
«Ну что, наигрался, родной?»
«Полночь рассыпала бисером мелким сны…»
Кто-то хитрый и большой
Наблюдает за тобой
Полночь рассыпала бисером мелким сны,
Флаг городской — словно крылья летучей мыши.
Чуть задевая заточенный край луны,