— Давайте поменяемся квартирами. У меня однушка в хрущевке.
— Давайте. Только без доплаты, у меня денег нет. Видите, какой я непривлекательный. Говорю за столом неприличные вещи, не могу девушку даже конфетами угостить.
— На вашем столе все равно еды нет, так что говорите, что хотите. А конфеты вы бы купили, если бы по дороге попался магазин.
— Я бы тогда не конфеты купил…
— Смотрите, какая молния. Мне однажды приснился очень странный сон — как начинается гроза. Я увидела воздушный мост, похожий на радугу, и по нему с двух сторон поднимались человек и почему-то белый медведь. У них были такие старинные фонари, у которых стекло только с одной стороны. Они поворачивали фонари, и когда лучи от них скрещивались, возникала молния. Я даже помню, как медведю этим лучом опалило хвост. Откуда это взялось в моей голове?
— Я иногда вообще такую ерунду во сне вижу, что удивительно.
— Может, это потому, что там наше сознание освобождается от логики. Может, логика — это вообще нечто утилитарное и нужна только нашему физическому телу? Или есть разные логики, и нам в реальности понятна одна, а во сне — другая? Вообще неясно, наша душа — это только часть нашей физиологии или нечто отдельное? Мне иногда кажется, что гармонии внешнего и внутреннего мира отличаются друг от друга.
— Вам, что, одной гармонии мало?
— Мало, знаете ли. Скажем, гармония природы и гармония человеческой цивилизации. Есть в человеческой цивилизации гармония? По крайней мере, мы как-то ее себе представляем. Гармонию то есть, а не цивилизацию. Разве они не вступают в противоречие? Две этих гармонии, я хотела сказать. Хотя все, что мы знаем о гармонии, мы знаем от природы, поскольку сами ее часть. Часть природы, а не часть гармонии. Ну да.
— Ничего не понял, но скажу. Если мы не вписываемся в гармонию природы, может, эта гармония вписывается в нас? То есть, я в каком смысле? Вот дождик идет — стихия, черт побери! Разверзлись хляби небесные! И мы тут, внутри цивилизации, внимаем громовым раскатам, — именно внимаем, а не как-то там. И внимаем не только им. Это у нас тут крыша пристройки прямо под окном, поэтому шум от дождя неимоверный, спать очень мешает.
— Это ведь не часто, такие грозы.
— Не часто, иначе меня бы уволили с работы, я бы все время там спал. Здесь ведь не только пристройка, здесь еще соседи-самогонщики и еще аморальная кошка с первого этажа… Вы все еще хотите поменяться квартирами?
— Думаете, в хрущевках нет ни соседей, ни кошек?
— Я об этом не подумал. Мне отсюда хрущевки представляются чем-то далеким и прекрасным. Я бы их рисовал.
— И возможно прославились бы. Никто еще не додумался воспринимать хрущевки как объект искусства. То есть я таких художников не знаю.
— Хотите, продам вам эту идею. Доходы пополам.
— Боюсь, мне это не поможет. А точнее: и это не поможет.
— Почему?
— Потому что в этих нарисованных хрущевках должно содержаться какое-то откровение, открытие, неожиданность, странность. Я должна сама к этому прийти, а как тут придешь, если я их видеть не могу, эти спальные районы…
— Да-а, задача.
— Именно задача. В искусстве есть мастера и Мастера. Как говорится, никого не хочу обидеть, есть ведь очень хорошие, замечательные художники, без них бы это самое искусство давно загнулось и превратилось в сплошной черный квадрат. Но все-таки ремесленник следует существующим законам, а художник их нарушает. Хотя, может быть, я слишком усложняю или слишком упрощаю. Может быть, художник нарушает не законы, а наши сегодняшние представления о них.
— Обязательно нужно нарушать?
— Обязательно. Художник нарушает существующие законы и создает таким образом новые. Искусство не терпит повторений.
— И вы не повторяете?
— К сожалению, повторяю. А то была бы уже каким-нибудь лауреатом. Хотя тоже вопрос. Не всегда лауреаты самые талантливые. Самые талантливые чаще заканчивают жизнь или в нищете, или в психушке.
— Так бросьте это, займитесь другим.
— Это ведь не должность, которую можно сменить. С этим живут, даже сознавая свою неполноценность.
— Что же это за удовольствие — жить и сознавать свою неполноценность?
— А вдруг количество когда-нибудь возьмет и перейдет в качество? Вы видели мои работы? Вот что вы о них думаете?
— Хотите, чтобы я вам серьезно ответил? Или честно?
— Ладно, не мучайтесь. Я же вижу, что вам это неинтересно.
— Мне интересно… То есть мне интересны ваши работы не потому что работы, а потому что ваши. Вообще-то я в живописи не понимаю ни черта.
— Это не живопись, это графика.
— Так я же и говорю.
— Даже не знаю, что теперь и думать. Вот предупреждали же меня: если женщина художник, никаким комплиментам верить нельзя. Например, хвалят тебя, как художника, а имеют в виду совсем другое. Уже обидно. Или так: хвалят тебя, как художника, ты думаешь, что имеют в виду другое, а тебя действительно хвалят, как художника. Сплошное разочарование.
— Да-а, непросто. Теперь уже и я не знаю, что думать. Я ведь как рассчитывал: сейчас выпью чайку, начну к вам приставать и вообще вести себя по-хамски…
— Вы умеете вести себя по-хамски?
— Не знаю. Но попробовать можно.
— А если ничего не получится?
— Тогда я на вас женюсь. Вам же нравится моя квартира.
— Квартира — нравится.
— И всё?
— И всё, что в квартире. Пепельница вот эта, например.
— Я вам ее подарю. Это, по крайней мере, я могу себе позволить. Хотя я даже не знаю, что в ней такого, что нарушало бы наши представления о гармонии. А вот и чайник закипел.
— Чайник-чайник-кипячайник… Сейчас скажу совсем банальную фразу: вам никогда не казалось, что вы уже жили на свете?
— А, ну сейчас это модно. Медитации, релаксации, реинкарнации… Я, если и жил на свете, то был, наверное, собакой или деревом. Я их люблю.
— А мне все кажется, что-то я там утратила однажды по своей вине и теперь все ищу, ищу… Увижу какую-то улочку, дворик, домик, и кажется, уже была здесь когда-то. И ощущение чего-то непоправимого… Ну, это, знаете ли, меня уже как-то заносит. Наливайте же чай, наконец, а то и дождь уже заканчивается.
— Заканчивается? Да нет, это на всю ночь.
— На всю ночь? Что ж, нам с вами всю ночь сидеть?
— Зачем же сидеть? Можно и полежать. Видите, я становлюсь развязным, я вас предупреждал. Так что вы говорили про реинкарнации?
— Вот вы это сейчас зачем спросили? Просто чтобы спросить?
— Нет, мне интересно. То есть, опять же, не реинкарнации сами по себе, а вот эти вот ваши дворики, домики… Вы же неспроста про них подумали именно здесь? Или я не прав? Вам это место что-то напоминает?
— Не знаю. Почти все старые дома мне что-то напоминают.
— А я? В совокупности с этим домом?
— Теперь вы действительно становитесь развязным.
— Честное-пречестное, я абсолютно серьезен и даже где-то трезв. И я не буду делать вам комплименты, как художнику. Я вам вообще комплиментов делать не буду. Давайте приоткроем форточку и будем слушать дождь, уже не так сильно гремит по крыше. И вдруг — ну мало ли что бывает? — вы меня-таки — ну, хоть немножко — вспомните…
1997 г.
Ольга Судомляк
«Не держу я камней за пазухой…»
Не держу я камней за пазухой
И хулящей молвы не боюсь.
Хоть совсем не богата запасами,
Не задумываясь поделюсь
Светлым золотом своей осени —
Высшей пробы и не найти —
Речки, леса и неба просинью
И развилкой немого пути —
Ведь дороги дождями размытые,
Не добраться к теплу костра…
Вот и речка уже пестра,
Первоснежным туманом покрытая…
Только что-то — то в душу, то в голову
Простучит, не спросясь, тут и там,
Пронесется над спящим городом
И влетит леденящим холодом,
Жарким холодом по ногам…
То мурлычет… котенком ластится…
Коготки выпускает вновь —
Тяжким камнем запала на сердце
Неугаданная
любовь?
«Эти строки нежные, напевные…»
Эти строки нежные, напевные
С отсветом чистейшей бирюзы…
Да, стихами нервными и верными,
До переизбытка откровенными
Ты не выжмешь у нее слезы.
И не капельки сентиментальности
Не прольется из холодных глаз.
Видимо, совсем не той ментальности,
Видимо, не тронет божий глас.
Что там выжать — сами морем выльются —
Вот теперь попробуй, удержи…
Чтобы выжить,
Чтоб самим не выжаться
Пусть читает… плачет… Ты — пиши.
«Земля ждала. Ждала зимы…»
Земля ждала. Ждала зимы,
Осилив слякотный покой, —
С морозом, с северной пургой.
Ее все не было.
С переполнявшего тепла
Боясь совсем сгореть дотла,
С оглубиневшей низины
Взывала к небу.
Я шла по слякотной земле
В полурассвете, в полумгле,
Споткнулась о небесный луч —
Запахло снегом.
И снег внезапно повалил
С сгустившихся внезапно туч,
Осел на грязном сапоге
Лукавой небылью.
И пусть смеется надо мной
Зима в застывших каплях слез.
В заплыве светлых облаков
Прочту прощенье.
С отверденелою землей
И с новой чистою водой
Под новорожденный мороз
Приму крещенье.
«Я хотела показать тебе рассвет…»
Я хотела показать тебе рассвет —
Но ты спал.
Я не стала тревожить твой сон…
Я хотела увести тебя к солнцу —
Ты был занят и не пришел…
В лунном свете чтоб увидел вечер —