Итак, несколько недель спустя он привык «быть» Линдхольмом, который, как выяснилось, задавал слишком много вопросов и громко смеялся. Это оказалось на удивление просто и, пожалуй, забавляло Сакса. Да и вопросы от других, преимущественно от Клэр, от английской эмигрантки Джессики, а также от кенийца по имени Беркин, почти никогда не касались земной жизни Линдхольма. Сакс понял, что может быть кратким: Десмонд разумно предоставил Линдхольму прошлое в собственном доме Сакса, в Боулдере, штат Колорадо, – а затем адресовал уже свой собственный вопрос к тому, кто его задал, в манере, которую часто использовал Мишель. Ну а люди… они были рады пообщаться с новичком. Да и Сакс никогда не был молчуном вроде Саймона. Он всегда активно участвовал в интересующей его беседе, и если редко вставлял слово, то лишь потому, что интерес его пробуждался, когда ставки достигали определенного уровня.
Подобное развлечение, как правило, было зря потраченным временем, зато теперь Сакс коротал вечера в компании и не чувствовал себя одиноким. Вдобавок коллеги затрагивали интересные профессиональные темы. Он тоже вносил свой вклад, рассказывая о прогулках по Берроузу, закидывая знакомых ворохом вопросов об увиденном, об их прошлом, о «Биотике», о ситуации на Марсе и так далее. Для Линдхольма это имело такое же большое значение, как и для Сакса.
Однажды Клэр и Беркин подтвердили его догадку насчет города. Берроуз был своеобразной столицей Марса, и главные офисы крупнейших транснациональных корпораций располагались именно здесь. В общем, транснационалы являлись эффективными правителями планеты. Благодаря им стала возможна победа или хотя бы выживание «Группы одиннадцати» и некоторых сильных индустриальных стран в войне 2061 года, а теперь они сплетали все в единую мощную структуру. Впрочем, было не совсем ясно, кто на самом деле стоит у руля: правительства стран или мегакорпорации. Однако на Марсе это было очевидно: как ни крути, а УДМ ООН лопнуло в 2061 году, как один из купольных городов! Временное Правительство ООН, занявшее его место, являлось административной группой, в которой состояли управляющие транснационалов, и его решения претворялись в жизнь силами их служб безопасности.
– ООН не имеет к этому никакого отношения, – заявил Беркин. – На Земле ООН – такая же мертвая структура, как и УДМ ООН. Их название – банальное прикрытие.
– Их и называют Временным Правительством!
– Сразу видно, кто есть кто, – буркнул Беркин.
Между прочим, полицейская форма транснациональных служб безопасности частенько мелькала на улицах Берроуза. Эти громилы носили ржаво-рыжие прогулочники с нарукавными повязками разных цветов. Ничего особо зловещего… кроме очевидного факта их присутствия.
– Но зачем? – спросил Сакс. – Кого им бояться?
– Их беспокоят богдановисты, прибывающие с холмов, – ответила Клэр и рассмеялась. – Как глупо!
Сакс вскинул брови, промолчав. Он был заинтригован, но тема оказалась слишком рискованна. Лучше просто слушать, когда разговор завязывается сам собой. Однако, прогуливаясь по Берроузу, он всматривался в толпу пристальней. Теперь он замечал суровых полицейских повсюду. «Консолидэйтед», «Амекс», «Ороко»… И почему они еще не объединились в одно подразделение? Возможно, транснационалы до сих пор оставались и соперниками, и союзниками, что объясняло наличие отдельных подразделений служб безопасности, а может, и резкое увеличение систем распознавания личности. Но именно по этой причине повсюду и появились лазейки, позволяющие Десмонду внедрять своих агентов в систему и помогающие им просочиться дальше. Швейцарцы, как свидетельствовал личный опыт Сакса, покрывали людей, приходящих «из ниоткуда». Разумеется, другие страны и транснационалы занимались тем же самым.
В общем, в текущей политической ситуации информационные технологии создавали не единство, а раздробленность. Аркадий предсказывал подобное развитие, но Саксу это казалось чрезмерно иррациональным, чтобы воплотиться в жизнь. А сейчас он вынужден был признать, что так все и произошло. Компьютерные сети не в состоянии были отслеживать каждый чих граждан, поскольку вечно конкурировали друг с другом. А полиция, которая рыскала по городу в поисках людей, подобных Саксу, была не способна на всяческие подвиги.
Он же был Стефаном Линдхольмом. Ему принадлежала комната Линдхольма на плато Хант, работа Линдхольма и каждодневные обязанности, привычки Линдхольма и его прошлое. Квартира-студия мало походила на идеальное жилище в представлении Сакса. Одежда хранилась в шкафу, ни в холодильнике, ни на кровати не валялись экспериментальные образцы, а на стене были развешаны репродукции картин Эшера, Хундертвассера и парочка неподписанных набросков британца Спенсера, безусловно – нечаянная неосторожность. Однако Сакс чувствовал себя в безопасности под прикрытием своей новой личины. А если бы его обнаружили, последствия были бы лишены истинного трагизма. Вероятно, он смог бы вернуть себе часть былого влияния. Он всегда был аполитичен, интересуясь только терраформированием, и исчез во время безумия 2061 года лишь потому, что другой выбор мог стать для него фатальным. Конечно, транснационалы увидят все именно в таком свете и попытаются переманить Сакса на свою сторону.
Однако он просто строил гипотезы. В реальности он мог и дальше вести жизнь Линдхольма.
Что он и делал, обнаружив, что работа ему и впрямь нравится. В старые времена, стоя во главе целого проекта по терраформированию, невозможно было не погрязнуть в болоте администрирования или не распыляться на самые разные вопросы, стараясь всюду успеть и взвешенно принимать решения. В действительности тот образ жизни вел к отсутствию глубины в любом из направлений и, в итоге, к отсутствию понимания. Теперь же Сакс был сосредоточен на создании гибридных растений, предназначенных для внедрения в примитивные экосистемы, которые распространялись в области ледников. Сперва он занимался лишайниками, основанными на виде из антарктической долины Райта и сконструированными так, чтобы расширить границы биорегионов. Базовый лишайник обитал в расселинах антарктических скал, и Сакс хотел повторить то же самое, заменив одну водорослевую часть другой, которая развивалась быстрее. Он намеревался получить лихо растущий симбионт, который бы обогнал своего медлительного предшественника. А еще он пытался внедрить в лишайник гены фреатофитов, относящихся к солестойким растениям, вроде тамариска или алленрольфии. В случае успеха гибриды смогут жить в условиях, в три раза превышающих соленость морской воды. Помимо этого, механизмы, регулирующие проницаемость клеточных мембран, должны будут передаваться на клеточном уровне. Если Сакс все верно рассчитает, он создаст устойчивый соляной лишайник на Марсе! Сакса подгоняло осознание прогресса, который был достигнут в данной области со времен их первых грубых попыток в Андерхилле создать организм, который выживет на поверхности. Хотя тогда условия были посложнее, а теперь и познания в генетике, и набор методов значительно расширились.
Но одна задачка потребовала массы усилий: приспособление растений к нехватке азота на Марсе. Основная часть концентрированных азотистых соединений была разработана сразу после открытия месторождений и высвобождена в атмосферу непосредственно в виде азота. В общем, процесс, начатый Саксом еще в сороковых, был, безусловно, необходим, так как атмосфере отчаянно требовался азот. Но он требовался и почве, и, поскольку почти весь азот выпустили в воздух, растительная жизнь страдала от его нехватки. С этой проблемой не приходилось сталкиваться земным растениям, во всяком случае – не в таких масштабах, поэтому не имелось адаптивных механизмов, которые можно было бы вмонтировать в гены ареофлоры.
Проблема азота постоянно поднималась в спорах во время вечерних посиделок в кафе «Лоуэн» на краю плато.
– Говорят, азот настолько дорог, что стал мерой обмена между членами подполья, – сообщил Саксу Беркин. Сакс лишь неловко кивнул в ответ.
Их компания отдавала дань уважения ценности азота, вдыхая N2O из баллонов, передаваемых по кругу. Считалось – без должных на то оснований, но с большой уверенностью, – что это поможет их усилиям по терраформированию. Сакс взял баллончик в руки и, прищурившись, посмотрел на него. Он уже заметил, что такие безделушки можно приобрести в туалетах: теперь там имелись целые фармакологические отделы, и настенные автоматы продавали закись азота, омегендорф, пандорф и другие вещества. Очевидно, вдыхание газов было распространено в этой среде. Сакс не слишком интересовался подобными развлечениями, но разве он мог отказаться? Ведь сама Джессика передала ему баллончик, а потом прислонилась к его плечу! Да уж, теперь поведение Сакса и Стефана явно расходилось!
Поэтому Сакс послушно надел маску, закрывающую рот и нос, и сразу же почувствовал под пластиком худое лицо Стефана. Он вдохнул холодную струю газа, задержал ее ненадолго и почувствовал легкость – таково было субъективное восприятие. Было любопытно наблюдать, как настроение отзывалось на химические манипуляции, несмотря на то что эмоциональный контроль и здравый смысл пребывали в очень шатком равновесии. Не самое приятное состояние, на первый взгляд, но в тот момент ему было на это наплевать. Сакс ухмыльнулся. Он посмотрел поверх перил на крыши Берроуза и вдруг заметил, что в кварталах к западу и северу крыши были синими, а стены – белыми, что придавало им сходство с Грецией. Надо же, а старая часть города походила на Испанию…
Джессика крепко вцепилась в его руку. Возможно, ее способность сохранять эмоциональный контроль пошатнулась под воздействием веселящего газа.
– Пора выйти из альпийской зоны! – выпалила Клэр. – Меня тошнит от лишайников, мхов и травы! Наши экваториальные арктические пустыни превращаются в луга, у нас есть криволесье, они круглый год получают солнечный свет, а атмосферное давление у подножия уступов не отличается от давления в Гималаях.
– На вершинах Гималаев, – подчеркнул Сакс и мысленно проверил себя. Это был поступок Сакса, почувствовал он – и добавил, как Линдхольм: – И в Гималаях есть высокогорные леса.