2, чем на Земле. Результат этих различий поддавался подсчету. Сакс вбил уравнение для закона распределения Рэлея, который утверждал, что энергия света рассеивается в единице объема воздуха обратно пропорционально длине волны падающего света в четвертой степени. Затем Сакс принялся царапать на экране планшета, меняя переменные, сверяясь со справочниками или подставляя цифры по памяти и наугад.
В результате Сакс понял, что если атмосфера уплотнится до одного бара, то небо, вероятно, станет белым, как молоко. Сакс также подтвердил теорию о том, что сейчас марсианское небо должно быть гораздо более синим, чем на самом деле, поскольку с таким рассеиванием интенсивность синего – в шестнадцать раз сильнее красного. Последний факт позволял предположить, что частички, парящие в атмосфере, и придавали всему красный цвет. Если данное объяснение верно, напрашивался вывод, что еще многие годы цвет и прозрачность марсианского неба будут варьироваться в зависимости от погоды и других параметров, влияющих на чистоту атмосферы…
Сакс продолжал таращиться в планшет. Он попеременно включал в формулы силу отблеска потолочного света в кабине, уравнение переноса излучения Чандрасекара, степень того или иного цвета и химический состав атмосферы с взвешенными частицами пыли. Затем он добавил в свои расчеты многочлены Лежандра для оценки степени углового рассеяния и не забыл присовокупить функции Риккати-Бесселя, чтобы рассчитать сечение рассеянного света. Он был занят большую часть пути к леднику Арена, упрямо игнорируя окружающий мир и ситуацию, в которой очутился.
К полудню марсоходы добрались до поселения, носящего название Брэдбери. Оно было покрыто куполом класса Никосия и напоминало городки Иллинойса. Здесь имелись окаймленные деревьями асфальтированные улицы, крытые веранды двухэтажных каменных домов, покрытых черепицей, главная улица с магазином и паркоматами, центральный парк с белой беседкой под гигантскими кленами…
Марсоходы направились на запад по узкой дороге – через вершину Большого Сирта. Тропа оказалась сделана из черного песка, очищенного от камней и сбрызнутого фиксативом. В принципе, весь район был очень темным. Большой Сирт стал первым объектом на поверхности Марса, зафиксированным земными телескопами. 28 ноября 1659 года Христиан Гюйгенс различил Марс именно благодаря этим темным камням. Земля здесь иногда отливала фиолетовым, словно баклажан. Холмы и откосы, между которыми виляла дорожка, были угольно-черными, как и отдельно стоящие столовые горы с низкими кряжистыми гребнями. Гигантские камни на другой стороне, принесенные ледником, имели ржаво-рыжий оттенок. Они как будто настойчиво напоминали людям о том цвете, от которого те временно ускользнули.
Наконец, марсоходы перевалили через ребро скального основания, и у Сакса перехватило дыхание. Перед ним раскинулся ледник, рассекающий мир слева направо, словно след молнии, ударившей в землю. Выступ скальной породы на дальнем краю шел параллельно тому, который они миновали, и казался копией своего собрата. Могучие марсианские выступы даже походили чем-то на боковые морены, хотя на самом деле это были два параллельных гребня, которые направляли прорвавшийся поток.
Ледник достигал примерно двух километров в ширину. Толщиной он, казалось, был не больше пяти или шести метров, но, очевидно, бежал вниз по каньону, а значит, там имелись скрытые глубины.
Поверхность его частично выглядела как обыкновенный реголит – каменистый и запыленный – с мелким гравием наверху, так что льда не было видно. Другие фрагменты напоминали поверхность хаоса, но только полностью ледяного, с узлами белых сераков, торчащих из подобий валунов. Некоторые сераки представляли собой разбитые плиты, расставленные, как пластины на спине стегозавра. Их цвет варьировался от полупрозрачно-желтого и переходил к более темному, пламеневшему в лучах закатного солнца.
Здесь до самого горизонта царила абсолютная неподвижность, словно весь мир в один миг замер и оцепенел. Ледник Арена лежал тут уже сорок лет. Но Сакс не сразу вспомнил, когда в последний раз видел нечто подобное, и невольно бросал взгляды на юг, как будто поток мог прорваться в любой момент.
Станция «Биотик» располагалась в паре километров выше, на краю кратера, из которого открывался великолепный панорамный вид. Солнце опустилось к горизонту, и постоянные сотрудники станции уже заканчивали свою работу. Сакс прошел с Клэр и гостями из «Армскора», включая Филлис, в обзорную комнату, которая находилась на самом верхнем этаже. В просторном помещении можно было вдоволь полюбоваться раздробленной массой льда в затухающем свете дня.
Даже в такой ясный вечер горизонтальные лучи солнца окрашивали воздух в яркий насыщенно-красный цвет, и поверхность ледника сверкала как гигантская драгоценность. Багровые отблески бежали пунктирной линией между свежерасколотым крошевом и солнцем, но кое-где на поверхности ледника свет отражался под очень странными углами. Филлис отметила, насколько большим казалось солнце теперь, когда солетта вышла на орбиту.
– Разве не чудесно? Зеркала почти различимы, правда?
– Похоже на кровь.
– Нет, на юрский период.
Сакс решил, что все это скорее напоминает звезду типа G на расстоянии около одной астрономической единицы. И все было замечательно, поскольку в действительности они находились на расстоянии полутора астрономических единиц от нее. Что же касается рубинов или динозаврьих глаз…
Светило скользнуло за горизонт, и красные вспышки мгновенно исчезли. Грандиозный веер тусклых лучей протянулся через небосклон. Затем розоватые зарницы взрезали темно-фиолетовое небо. Филлис ахнула, увидев настолько чистые и прозрачные цвета.
– Интересно, что порождает эти удивительные лучи? – спросила она.
Сакс автоматически открыл рот, чтобы рассказать про тени холмов или облаков за горизонтом, когда ему вдруг пришло на ум, что а) вероятно, это был риторический вопрос, и б) дать технический ответ – значит, поступить так, как поступил бы Сакс Рассел.
Поэтому он захлопнул рот и подумал, что в такой ситуации мог сказать Стефан Линдхольм. Этот вид самосознания оказался новым для Сакса и причинял ощутимое неудобство, но ведь должен он хотя бы иногда изрекать нечто разумное! Увы, длительное молчание тоже было очень по сакс-расселловски и совсем не походило на Линдхольма, каким Сакс отыгрывал его до сих пор. Так что он постарался не ударить лицом в грязь.
– Только подумайте, как близко подошли к Марсу фотоны, – произнес Сакс. – Теперь они полетят через всю вселенную.
Коллеги покосились на него, услышав столь диковинную реплику. Но это вновь втянуло Сакса в группу. Что ни говори, а он добился поставленной цели!
Через полчаса они спустились в обеденный зал, чтобы съесть пасту под томатным соусом и свежеиспеченный хлеб. Сакс сидел за главным столом и не отставал от своих коллег. Он стремился казаться обычным, но отчаянно старался следовать неуловимым правилам светской беседы и социального дискурса. Вот что всегда ставило его в тупик! Забавно, но чем больше Сакс размышлял о социальных коммуникациях и работе в команде, тем меньше он понимал. Сакс знал, что его всегда считали эксцентричным, и слышал анекдот о том, что вместо мозга у него – сотня мутировавших лабораторных крыс. Какой неловкий момент: он стоял в темноте за дверью лаборатории, слушая, как кое-кто из поколения постдоков весело рассказывает эту байку своим младшим коллегам, и ощущал крайний дискомфорт от того, что видел себя чужими глазами. Он словно стал кем-то другим, каким-то удивительно особенным персонажем.
Но теперь-то он превратился в Линдхольма – в свойского парня! А тот знал, как ладить с людьми. Он был тем, кто умел распить бутылку «Зинфанделя»[22] и мог внести свою лепту в общее веселье за ужином. Тем, кто интуитивно понимал скрытые алгоритмы доброго товарищества и мог функционировать в этой системе, даже не задумываясь.
Сакс потирал пальцем переносицу, пил вино, которое подавляло его парасимпатическую нервную систему до такой степени, что он становился менее зажатым и более разговорчивым, и болтал, как ему казалось, весьма успешно. Правда, его слегка встревожило, что в разговор его неоднократно втягивала Филлис. Она сидела напротив и внимательно смотрела на него. Кстати, и он тоже поглядывал на нее очень и очень пристально! Для подобного рода вещей существовали свои протоколы, но Сакс их тоже никогда не понимал. Теперь он вспомнил, как Джессика опиралась на него в кафе, плеснул себе еще вина, кивнул и улыбнулся, с трудом размышляя о сексуальной привлекательности и ее причинах.
Кто-то задал Филлис неизбежный вопрос о ее спасении с Кларка, и когда она заговорила, то часто посматривала на Сакса. Может, она хотела заверить его, что рассказывает это в основном для него. Сакс вежливо слушал, борясь с желанием отвести взгляд, что могло бы выдать его волнение.
– Нас никто ни о чем не предупредил, – говорила Филлис. – Мы были в лифте на орбите Марса. Мы мучились, зная о том, что творилось внизу, на поверхности, и всеми силами пытаясь придумать способ остановить беспорядки… Внезапно нас тряхнуло, как при землетрясении, и мы полетели прочь из Солнечной системы. – Она улыбнулась и выдержала паузу, подождав, пока стихнет смех.
Сакс понял, что она уже много раз рассказывала историю своего спасения в той же самой манере.
– Вы, должно быть, изрядно испугались! – заметил кто-то.
– Удивительно, но в чрезвычайных ситуациях нет времени бояться, – ответила она. – Как только мы разобрались, что произошло, то поняли одно: каждая секунда, проведенная на Кларке, уменьшала наши шансы на выживание. Поэтому мы собрались в командном центре, пересчитали людей по головам, обсудили ситуацию и подвели итоги. Все делалось в спешке, но без паники, если вы понимаете, о чем я говорю. Как бы там ни было, оказалось, что в ангарах находится стандартное количество транспортников класса