К сожалению, когда они приблизились к леднику Мангала – свалявшейся массе покрытого гравием коричневого льда, который заполнил дно долины, – то обнаружили, что с последнего визита Койота все изменилось.
– А где же моя дорога? – вопрошал Койот. – Куда она подевалась?
Сакс захрипел и принялся махать руками, не спуская глаз с долины Мангала.
Ниргалу было трудно воспринимать застывший пейзаж. Он напоминал визуальные помехи – клочки грязно-белого, серого, черного, рыжего, наплывающие друг на друга так, что невозможно было оценить ни расстояние, ни форму, ни размер ледника.
– Может, ты ошибся, и мы сбились с пути? – предположил он.
– Я ручаюсь, – ответил Койот.
– Ты уверен?
– Я оставил маркеры. Видишь, участок, который ныряет под боковую морену? За ним-то и должна находится моя дорога, ведущая вверх, на гладкий лед! Но она исчезла! Везде стены проклятых айсбергов. Вот черт! Я десять лет пользовался этим маршрутом! – кипятился Койот.
– Тебе повезло, что она продержалась так долго, – ответил Спенсер. – Марсианские ледники медленнее, чем земные, но они тоже подтаивают.
Койот зарычал. Сакс закашлялся и указал на внутреннюю дверь шлюза. Он хотел выбраться наружу.
– Почему бы нет? – пробормотал Койот, уставившись на карту на экране. – Мы вынуждены торчать тут целый день.
И в предрассветных сумерках Сакс побрел по вспаханным завалам ледника. Ниргал внимательно за ним наблюдал. Сакс казался крошечным – прямоходящее существо с льющимся из шлема светом. Некая глубоководная рыба, тыкающаяся вокруг в поисках еды. У Ниргала заныло сердце. Он надел скафандр и вышел наружу, чтобы составить компанию старику.
Он сразу же окунулся в марсианское холодное, серое утро и переступал с камня на камень, следуя за Саксом в его неровном курсе через морену. Конус головного фонаря Ниргала поочередно подсвечивал жуткие маленькие миры. Дюны и камни вперемешку с колючими растениями заполняли трещины и впадины ледника. Все вокруг было блеклым, но растения все же отливали оливковым, хаки или коричневым – со случайными светлыми вкраплениями цветов, без сомнения, ярких под солнцем, но тусклых среди толстых листьев. Через интерком Ниргал слышал, как Сакс прочищает горло. Внезапно тот указал на камень. Ниргал нагнулся, чтобы посмотреть. В трещинах росло нечто вроде грибов с черными точками на сморщенных шапках, сбрызнутых белыми крупицамм «соли». Сакс закаркал, когда Ниргал дотронулся до растения. Ниргал вздохнул: невозможно было понять, чего Сакс хочет.
– Р-р-р-р!
Ниргал отдернул руку, и они посмотрели друг на друга.
– Все в порядке, – пробормотал Ниргал, вновь пораженный воспоминанием о Саймоне.
Они подошли к соседнему островку листьев. Области, поддерживавшие жизнь растений, походили на крошечные комнатки, разделенные перегородками из камней и песка. На каждом морозном клочке каменистой пустыни Сакс, неловко спотыкаясь на ходу, проводил минут по пятнадцать. «Удивительно, что здесь выросло столько растений», – подумал Ниргал.
Лишь после того, как они заглянули в несколько ущелий подряд, Ниргал заметил, что некоторые виды повторяются снова и снова. Однако ни один из них не напоминал растения, которые они выращивали в Зиготе, да и в дендрариях Сабиси таких точно не было. Может, это флора первого поколения? Ниргал присмотрелся к лишайникам, мху и траве… Странно, но они все-таки показались ему знакомыми. Они ежились вместе и образовывали поляны, как и те, что росли в высоко расположенных бассейнах Сабиси. Что за парадокс?
Сакс молчал, и лишь его фонарь служил указующим перстом. Ниргал помогал Саксу, часто направлял луч своего фонарика на ту же точку, чтобы усилить освещение. Наконец, небо порозовело, и солнце выкатилось из-за горизонта. Ниргал подумал, что они стоят в тени самого Марса.
– Др!.. – вдруг гаркнул Сакс и направил свет фонаря на покрытый гравием склон, выше которого раскинулась сеть веток: ее словно разместили там специально, чтобы удерживать обломки щебня.
– Др…
– Дриада, – догадался Ниргал.
Сакс решительно кивнул. Камни под ногами покрывали светло-зеленые заплаты лишайника.
– Яб-ло-ко. Крас-ный. Мох, – по слогам произнес Сакс.
– Эй! – воскликнул Ниргал. – Отлично!
Солнце уже отбрасывало их тени на каменистый склон. Цветки дриады озарились лучами, и Ниргал увидел лепестки слоновой кости и бананово-желтые тычинки.
– Дри-ада, – прокаркал Сакс.
Свет их фонарей стал теперь еле различим, и дриада засияла в полноцветии дня. Ниргал услышал странный звук по интеркому и заглянул в шлем Сакса – тот плакал, и слезы катились по его щекам.
Ниргал корпел над картографией района.
– У меня есть идея, – сказал он Койоту.
Ночью они отправились к кратеру Николсона, лежащему в четырехстах километрах к западу. Упавший трос должен был приземлиться как раз там, по крайней мере – на первом своем обороте. Ниргал считал, что рядом с ободом кратера будет расселина или проход.
Они взобрались на пологий северный склон Николсона и подъехали к разрушенному ободу. Марсоход затормозил. Перед взором Ниргала предстало жутковатое зрелище – черная линия пересекала жерло примерно в сорока километрах от марсохода. Она напоминала артефакт древней забытой расы гигантов.
– Большой Человек потерял… – начал Койот.
– Волос, – предположил Спенсер.
– Или черную зубную нить, – сказал Арт.
Внутренняя стена кратера была гораздо более крутой, чем склон, но по ободу вились многочисленные тропы, и им было из чего выбирать. Они без труда спустились по стабилизировавшемуся склону оползня и пересекли дно кратера, следуя изгибу западной внутренней стены. Вскоре они приблизились к тросу лифта. Тот появлялся из углубления, пробитого в ободе кратера, и грациозно опускался на самое дно, как подвесной подземный мост.
Марсоход медленно потащился вперед. Там, где трос выходил из обода, он почти на семьдесят метров поднимался над жерлом, а опускался вниз лишь через километр.
Они направили видеокамеры марсохода вверх и с любопытством смотрели на монитор. Но на фоне звезд детали черного цилиндра слились в единое целое. Можно было только гадать, что произошло здесь на самом деле.
– Красиво, – заметил Койот, когда они проехали плавный изгиб эоловых отложений[28] над второй пробоиной в ободе кратера. – Будем надеяться, что у нас не будет проблем.
От южного края кратера Николсона они могли просматривать пространство на многие километры вперед, а на полпути к горизонту черная линия обозначала второе падение троса. Разрушения впечатляли: два вала выбросов шли параллельно друг другу, как своеобразная изгородь. В траншее, образовавшейся при ударе о равнину, самого троса почти не было видно.
Когда они подъехали ближе, виляя между громадными валунами (те были выброшены наружу), то увидели, что от самого троса осталась лишь разбитая груда черного щебня. Эта насыпь углерода достигала трех, а иногда и пяти метров в высоту. Ее края оказались очень круты, и взобраться по ним на марсоходе не представлялось возможным.
Но дальше на востоке в насыпи из обломков виднелась впадина, где они и обнаружили следы метеорита. Он разбил весь кабель и столь яростно разбросал обломки, что образовался новый низкий кратер. То был неупорядоченный хаос, теперь ни одного более-менее серьезного булыжника не стояло у них на пути, и все приободрились.
– Невероятно! – хохотнул Койот.
Сакс покачал головой.
– Деи… Деи…
– Фобос, – сказал Ниргал, и Сакс кивнул.
– Ты думаешь? – воскликнул Спенсер.
Сакс пожал плечами, но Спенсер и Койот с энтузиазмом принялись обсуждать такую возможность. Кратер имел овальную форму, что подтверждало гипотезу о низком угле падения. Сама идея о случайном метеоре, попавшем в кабель за сорок лет после крушения лифта, была маловероятной, за исключением одного «но». Если все осколки Фобоса обрушились в экваториальной зоне, то один из них мог запросто ударить в трос. Здесь не было ничего удивительного.
– Это весьма кстати, – промурлыкал Койот, когда они обсудили свой маршрут через кратер и переправили марсоход на южную сторону.
Они припарковались у громадного скального обломка, надели скафандры и пошли на разведку.
Повсюду валялись куски брекчиевых пород. Ниргал принялся озираться по сторонам. Он уже не понимал, где разрушения, сделанные метеором, а где камни, которые выбросил трос. Но Спенсер неплохо разбирался в этой области и взял несколько образцов. Они, по его словам, были экзотическим углистым хондритом, вероятно, пресловутыми осколками Фобоса.
Для полной уверенности, конечно, требовался химический анализ. Когда они вернулись обратно в марсоход, Спенсер занялся образцами. Он осмотрел свои находки под стократным увеличением и с уверенностью заявил, что это настоящие осколки Фобоса.
– Аркадий показывал мне фрагмент Фобоса. Он точно такой же!
Они передавали друг другу тяжелый, обугленный, черный кусок метеорита и качали головами.
– Брекчирование при падении изменило его, – произнес Спенсер и взвесил образец на ладони. – Думаю, его нужно назвать фобосит.
– Не самый редкий камешек на Марсе, – подытожил Койот.
К юго-востоку от кратера Николсона, протянувшись в сердце взгорья более чем на триста километров, раскинулись два параллельных каньона борозды Медузы. Койот решил придерживаться восточной Медузы – самого крупного из двух образований.
– Когда есть возможность, я предпочитаю двигаться по каньонам и приглядывать для себя пещеры или козырьки. Так я нахожу потайные убежища.
– А если ты наткнешься на поперечный уступ, который пересекает каньон? – поинтересовался Ниргал.
– Тогда я еду обратно. Можешь не сомневаться, я возвращался назад бессчетное количество раз.
И марсоход пополз по каньону, дно которого было преимущественно плоским.
На следующую ночь они опять двигались на юг. Внезапно дно каньона начало бугриться гигантскими ступенями, с которыми марсоход плохо справлялся. Спустя полчала они достигли еще более высокого уровня каньона. Сидевший за рулем Ниргал, нажал на тормоз.