«Впрочем, наверное, только я хочу, чтобы они пошли на мировую», – подумала. Надя.
Но они, похоже, жаждали продолжать спор. Тем не менее, вскоре Энн выдохлась и с трудом подбирала аргументы. Она вяло жестикулировала и была подавлена, безразлична, почти равнодушна. Неистовая Энн со знаменитой видеозаписи исчезла.
– Когда поверхность будет пригодна для жизни, – произнесла она, и Надя заметила это «когда», а не «если», – на Марс прилетят миллиарды людей. Пока мы вынуждены жить в убежищах, логистика будет вынуждать удерживать численность населения в пределах миллионов. Это как раз то количество, которое необходимо для успешной революции. – Она пожала плечами. – Устройте ее прямо сейчас, если хотите. Наши убежища спрятаны, их – нет. Нарушьте герметичность, и не будет ни одного выстрела в ответ, они умрут, а вы выиграете. Терраформирование уничтожит данное преимущество.
– Я не буду участвовать в очередном кошмаре, – выпалила Надя, не в силах сдержаться. – Ты знаешь, во что превратились города в шестьдесят первом.
Хироко, которая молча сидела на последнем ряду, встала со стула.
– Нация, построенная на геноциде, – совсем не то, к чему мы стремимся, – вымолвила она.
Энн снова пожала плечами.
– Ты хочешь бескровной революции! Увы, такое невозможно.
– Я говорю о шелковой революции, – ответила Хироко. – Революции аэрогеля. Составная часть ареофании. Вот что меня удовлетворит.
– Ладно, – пробормотала Энн.
Поистине, никто не мог поспорить с Хироко! Только Энн…
– Повторяю, лучшим вариантом является тот, при котором поверхность планеты не будет пригодна для жизни, – вдруг заартачилась она и заметно приободрилась. – Переворот, о котором ты твердишь… Что ж, если ты захватишь электростанции в главных городах Марса и скажешь: «Теперь мы всем управляем», – население согласится, но, вероятно, из необходимости. Представь, что сюда прибудут миллиарды людей, которые смогут обустроиться на Марсе, а затем ты со своими замашками уволишь большую их часть и объявишь себя главным боссом… Уверена, они сразу же скажут: «Главной над кем?» – и проигнорируют тебя.
– Это, – сказал Сакс, – предполагает… взять власть… пока поверхность необитаема. И продолжать процесс… независимо.
– Они захотят добраться до тебя, – продолжила Энн. – И, обещаю, они это сделают.
– Нет, если они ослабнут.
– Транснационалы находятся под жестким контролем, – добавила Энн. – Прими мои слова к сведению, Хироко.
Сакс пристально посмотрел на Энн. Он молчал и, вместо того чтобы, как обычно, разбить ее доводы, казалось, еще сильнее фокусировался на них. Обдумав ее тираду, Сакс принялся говорить – с длительными, почти бесконечными паузами, которые невозможно было объяснить проблемами с речью. Надя вглядывалась в его «обновленное» лицо, и ей мерещилось, что с Энн спорит кто-то другой, не Сакс, а его брат, инструктор по танцам или бывший косноязычный боксер со сломанным носом… И сейчас он терпеливо пытался подобрать правильные выражения, не слишком в этом преуспевая. Но эффект был оглушительным.
– Терраформирование… необратимо, – прокаркал Сакс. – Будет тактически трудно… технически трудно… начать… кончить. Равное этому усилие… сделать. А может, нет… И… окружающая среда может быть… оружием в нашем случае… по нашей вине… В любой момент.
– Каким образом? – синхронно воскликнули несколько участников, но Сакс ничего им не объяснил. Он не отводил от Энн пытливого взгляда, а та, в свою очередь, как-то странно посматривала на него, будто он вывел ее из себя.
– Если мы будем придерживаться курса на создание жизнеспособной поверхности, – произнесла она, – тогда Марс станет для транснациональных корпораций невиданным призом. Возможно, их спасением, если дела на Земле действительно настолько плохи. Они могут захватить власть и построить новый мир, а Землю послать к черту. Это если нам совсем не повезет. Ты видел, что случилось в шестьдесят первом. У них в распоряжении были гигантские армии, и они сохранили свою власть на Марсе.
Она замолчала. Сакс часто заморгал и кивнул.
У Нади просто разрывалось сердце. Они были такими бесстрастными, словно судьбы Марса и Земли вовсе их не заботили, а может, они уже отмели прочь свои эмоции и чувства, как никому не нужный старый хлам. Кто знает?.. Но все-таки в них таилась и тень сомнения, и это колебание весов отражалось в речи. Надя смотрела на них обоих. Вот она – Энн – будто сожженный солнцем пахарь с черно-белых даггеротипов, а Сакс – до сих пор обаятельный и чудом выживший после всех невзгод. Что за ирония судьбы! Они выглядели на шестьдесят, и взвинченная до предела Надя с трудом могла поверить, что им обоим перевалило за сто двадцать. Они такие нечеловечески древние и такие изменившиеся… изношенные, настрадавшиеся, изнуренные, растраченные… или, по крайней мере, привыкшие не придавать особого значения простому обмену репликами.
Они-то как раз понимали, как мало значат слова в этом мире. И они замолчали, пристально буравя друг друга глазами. Они оба зашли в тупик и были истощены гневом.
Но остальные с лихвой компенсировали их задумчивость – молодые горячие головы яростно кинулись в бой. Красные рассматривали терраформирование как часть имперского процесса. Энн в сравнении с ними придерживалась умеренных взглядов, а они набрасывались даже на Хироко.
– Не называйте это ареоформированием, – кричала на нее какая-то представительница Красных.
Хироко в замешательстве уставилась на высокую, молодую женщину, белокурую валькирию, которая вопила на грани бешенства.
– Вы болтаете чушь о терраформировании – вот и все! Называя это ареоформированием, вы бессовестно лжете.
– Мы терраформируем планету, – сказала ей Джеки, – а планета ареоформирует нас.
– Ложь!
Энн мрачно посмотрела на Джеки.
– Давным-давно твой дедушка сказал мне то же самое, – начала Энн, – и ты, вероятно, в курсе. Но я до сих пор жажду увидеть, где это ареоформирование.
– Оно происходит с каждым, кто рождается на Марсе, – убежденно ответила Джеки.
– Каким образом? Ты родилась на Марсе, чем ты отличаешься?
Джеки бросила на нее сердитый взгляд.
– Как и остальные местные, Марс – все, что я знаю, и я беспокоюсь о моей родной планете. Мы выросли, впитав в себя культуру, которая связана с древними и современными цивилизациями Терры. И теперь мы создаем марсианскую культуру.
Энн хмыкнула.
– Ну, и чем же ты отличаешься от нас самих? Ты напоминаешь мне Майю.
– Идите вы! – огрызнулась Джеки.
– Майя сказала бы точно так же. Значит, это и есть твое хваленое ареоформирование? Мы люди – и мы ими и останемся вне зависимости от того, что твердил Джон Бун. Он много чего болтал, но пока его пророчества не сбылись.
– Пока нет, – с нажимом произнесла Джеки. – Но процесс замедляется, когда он в руках людей, у которых за последние пятьдесят лет не возникло ни одной мало-мальски оригинальной идеи. – Молодые участники семинара рассмеялись, услышав это. – А сейчас у некоторых появилась отвратительная привычка бросаться неуместными личными оскорблениями в политических спорах, – добавила она и скрестила руки на груди.
Джеки замолчала, глядя на Энн. Та казалась спокойной и расслабленной, хотя ее глаза и метали молнии. Дискуссия напомнила Наде, какой силой обладала Джеки. Без сомнения, за ней стояли почти все, рожденные на Марсе.
– Если мы не изменились, – вымолвила Хироко, обратившись к Энн, – как ты объяснишь своих Красных и ареофанию?
Энн задумалась.
– Это исключения, – наконец ответила она.
Хироко склонила голову набок.
– В нас живет дух Марса. Ландшафт оказывает значительное влияние на психику. Ты изучаешь ландшафты, ты – Красная. Ты должна признать мою правоту.
– Это истина лишь для некоторых, – парировала Энн, – Большинство людей, очевидно, не чувствуют дух Марса. Города похожи друг на друга, как близнецы. По-моему, они взаимозаменяемы. Люди прилетают в какое-нибудь поселение на Марсе и начинают там жить… и в чем разница? Ее нет. Поэтому они заинтересованы в том, как разрушить землю за городской чертой, как они уже сделали на Терре.
– Их можно научить мыслить иначе.
– Вряд ли. Слишком поздно. В лучшем случае им можно приказать вести себя иначе. Но это не ареоформирование планетой, а банальная идеологическая обработка в лагерях перевоспитания!
– Убеждение, – возразила Хироко. – Пропаганда, убеждение примером и доказательствами. Я не имела в виду принуждение.
– Аэрогельная революция, – саркастически усмехнулась Энн. – Но аэрогель плохо воздействует на ракеты.
Несколько участников заговорили разом, и на минуту нить разговора была потеряна. Дискуссия моментально распалась на сотню мелких споров: люди уже не хотели сдерживаться, и каждый принялся отстаивать свое мнение. Надя поняла, что так может продолжаться час за часом, день за днем.
Энн и Сакс сели. Надя пробиралась сквозь толпу к выходу из павильона и около выхода столкнулась с унылым Артом.
– Не могу поверить, – пробормотал он.
– Поверь.
Конгресс продолжался. Ежедневно проводились семинары (удачные или не очень), плавно перетекающие в ужин, за которым следовала традиционная вечеринка. Надя заметила, что если старые эмигранты предпочитали после трапезы вернуться к обсуждениям, то молодые местные воспринимали конгресс как дневную работу, а ночи отдавали празднествам. Они часто собирались возле большого теплого пруда Фестос. Даже их предпочтения явно свидетельствовали о том, насколько они различны между собой, и Надя считала этот вопрос весьма любопытным.
Сама же Надя полюбила проводить вечера в патио Закроса. Она делала заметки по поводу тех или иных встреч, разговаривая с участниками, и обдумывала все, увиденное накануне. Ниргал присоединялся с ней, как и Арт (если он не пытался заставить спорщиков выпить кавы, а потом пойти веселиться к Фестосу).
На второй неделе у нее появилась привычка вечером прогуливаться по трубам-переходам. Добравшись аж до самой Фаласарны, она поворачивала обратно, а потом встречалась с Ниргалом и Артом в патио, расположенном на лавовом пригорке в Лато. Эти двое стали добрыми друзьями во время их долгой поездки домой от каньона Касэй, а в дни конгресса они буквально пре