– Н-да.
– Как-как? – засмеялся он.
– Она еще не говорит. Ей нет и года.
– Чудесная девочка. Очень симпатичная.
– Другую я бы не родила.
– Конечно. Так, я сейчас приму душ, переоденусь, и мы пойдем гулять. Зайдем куда-нибудь пообедать. Ты покажешь мне город. Идет?
– Идет, – кивнула я и задумалась. Что я могу ему показать? Гангутскую? Рынок, где азера торгуют героином? Сайгон? Тусовку у Казанской такой-то матери? Я живу здесь почти два года, и так ничего и не видела. Ладно, по крайней мере, прогуляемся по Невскому. Все-таки в нем есть своя прелесть. Главным образом из-за того, что там практически нет мостов и речек.
После всех прогулок, осмотра Дворцовой площади и моего категорического отказа прогуляться по набережной Миша повел нас в китайский ресторан. Он, конечно, спрашивал, куда я хочу. Но поскольку я никогда ни разу не была ни в одном ресторане, то ничего путного ответить не могла и ткнула в первую попавшуюся вывеску. «Красный дракон». Как выяснилось, китайский ресторан. Сложнее всего было понять, чем тут можно накормить десятимесячного ребенка, который даже не умеет говорить. В конце концов я запихнула в Леську блины с вареньем и суп. Для нас Миша заказал так называемую утку по-пекински. Самое сложное в китайской кухне – не всегда понимаешь, что ешь. Думаешь – это рыба, оказывается – кальмары. Морковь похожа на щупальца чудовищ, капусту маскируют под мясные обрезки и так далее. Но с уткой, которую я все время норовила назвать курицей, все было несколько проще. Хотя для меня происходящее напоминало сказку. Мясо, обернутое в блинчик, упакованное зеленью и, по-моему, огурцом, смазанное темным сладким соусом...
– Волшебно! Никогда в жизни не пробовала такой вкусноты!
– Кушай, кушай. Какая ты худющая, кошмар.
– Ерунда. Главное – жива, – успокоила его я.
– Это конечно. Но все-таки, что с тобой случилось? Я не видел тебя сто лет.
– Я уж и не помню, когда мы последний раз виделись, – пожала я плечами.
– Это было у тебя дома. Тогда приехал какой-то мужик и твои родители. И все устроили скандал. Что с тобой? Ты побледнела. Я что-то не то сказал?
– Нет-нет. Все нормально. Давай не будем вспоминать ничего. – Я вдруг поняла, что окунаться в то время, когда в непосредственном приближении ко мне находился человек по имени Артем Быстров, я совершенно не готова. В моей памяти все то время слилось в одну зеленую скомканную кашу, где лица смыты, звуки глухи и смазанны. И восстанавливать память, а тем более отвечать на вопросы Миши о том, кто это был и почему я потом исчезла, я не хотела.
– Хорошо, не проблема. Как скажешь. – Он замолчал, глядя куда-то между мной и салфетками на столе.
– Не напрягайся, хорошо? Просто моя жизнь не была историей сказочной принцессы. Этого достаточно.
– Давай ты сама расскажешь мне то, что сочтешь нужным.
– О’кей. Вот что я считаю нужным. Я вышла замуж. Это был непродуманный, необоснованный шаг, но, как видишь, я родила ребенка. Который, кстати, никому совершенно не нужен. Мой муж – наркоман и убийца. Сейчас он попал в тюрьму за убийство своего коллеги по наркоцеху и останется там на ближайшие пять лет. Но я видеть его больше не хочу. И никого из них видеть больше не хочу. Мне очень плохо в этом городе. Я устала и не знаю, что делать. Я очень рада, что ты приехал, хоть и не понимаю до конца, зачем тебя позвала. Вот и все. Что скажешь?
– Кошмар. Не знаю, что сказать. Я не знаю, как тебе помочь, но помочь тебе очень хочу. Поверь. Вопрос, как далеко ты готова меня пустить в свою жизнь.
– Как ты сам решишь. Захочешь – и мы с тобой потусуемся тут пару-тройку дней, посмотрим музеи. А потом я провожу тебя до поезда и помашу платочком.
– А если по-другому? – пристально посмотрел на меня Миша.
Я отвела взгляд. Сама не знала, чего хотела. В ту минуту мне казалось, что в Мишиных темных глазах, в его румянце и в его сильных руках сосредоточено все мое спасение. Но не могла же я, в самом деле, сказать ему: бери меня с потрохами и вези, куда посчитаешь нужным. Если ты уедешь, я пропаду. И я сказала:
– По-другому будет, конечно, интересней.
– Где ты живешь?
– У свекрови.
– И как там?
– У моей мамы было хуже. Но тоже не фонтан, – разъяснила я.
– Поехали ко мне в гостиницу. Тебе там понравилось?
– Очень, – кивнула я.
Поздно ночью я стояла под струями теплой, даже скорее горячей воды, которые лились из навороченного евродуша в гостинице. Миша поставил на полочке шампуни и прочие атрибуты здоровья и гигиены, включая зубную щетку для меня. Все это вкусно пахло, одурманивало, доставляло физическое удовольствие. После хозяйственного мыла, груды пеленок и мытья головы средством за три копейки под названием «Шампунь яичный» я чувствовала, что растворяюсь в этих потоках. И что если придется после этого вернуться в Перекупной переулок на срок, больший, чем требуется для сбора моих немногочисленных пожитков, я точно сойду с ума.
– Алиса, помоги мне. Я купил памперсы для Олеси. Все-таки тут казенное имущество, не надо рисковать.
– Памперсы? Интересно, как ими пользоваться? – уставилась я на приспособление для Леськиной задницы.
– Я думал, ты знаешь, – огорчился Миша, и мы принялись вместе надевать это чудо враждебной техники на глядящую с интересом дочь. Кстати, весьма символично, что девчонка, которая шарахалась буквально от всех особей мужского пола и после общения с папашкой цеплялась за мою юбку по любому ничтожному поводу, признала Потапова сразу и навсегда. И позволяла ему делать с собой все, что тому только вздумается.
– Ну вот. Теперь бай-бай, Олеся. Или ты хочешь еще посмотреть мультики?
– Н-да, – ответило чадо, но мы не приняли ее ответ в расчет, поскольку она так отвечала на любой вопрос. А мультиков она уже пересмотрела и от обалдения засыпала прямо на руках. В жажде остаться наедине мы с Мишкой выяснили, что можно посадить Лесю в холле нашей мини-гостиницы, где она под присмотром портье (крутое слово, мне понравилось) будет смотреть «Тома и Джерри». Так что несколько часов мы спокойно наставляли рога тюремному жителю Лексу.
– Послушай, Алиса, поехали со мной.
– Зачем? – сделала я вид, что удивлена.
– Я тебя никогда не забывал. Я искал тебя, но ты исчезла тогда бесследно. И потом, я думал, что у тебя есть другой – тот парень. Но я и по сей день тебя люблю.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Посмотри на меня, посмотри внимательно. Я уже далеко не та Алиса, которую ты когда-то знал. Я нездорова, у меня ребенок. Я много курю, могу выпить. Иногда могу уколоться, а уж от анаши никогда не отказывалась. И хоть я скажу тебе, что хотела бы завязать с этим беспросветным существованием, – не факт, что у меня получится. Говорят, наркоманы неизлечимы.
– Ерунда. Какая ты наркоманка?
– Самая обыкновенная. Просто у меня нет ломки, так как денег на героин, необходимый для получения дозы, у меня не было.
– Что ты говоришь?
– А что? Ты бы хотел, чтобы я сказала, что моя бледность, худоба, синяки под глазами и ребенок – это галлюцинация? Хочешь, чтобы я прямо сегодня начала врать?
– Нет, – поник Миша. Потом обнял меня и прижал к себе. – Но все равно, ты поедешь со мной в Москву, разведешься, придешь в себя, и мы будем жить долго и счастливо. Ты даже не представляешь, как все будет хорошо. Ты этого хочешь?
– Да, – прошептала я.
Миша посмотрел на Олесю. Она крепко спала.
– Я очень люблю тебя. Это главное. Ты всегда будешь для меня самой лучшей на свете. – Он неловко стянул с меня свитер и снова покраснел. Я улыбнулась. Слава богу, я еду в Москву. Остальное – ерунда, дым.
– Я тоже тебя люблю. Мишка, иди ко мне. Скорей.
– Алиса...
Я вспомнила, как мы спали с ним тогда, два с половиной года назад. Что-то в нем есть такое, что все его потуги быть желанным сводятся на нет. Все хорошо вроде бы, только я постоянно чувствую, что каждый мой поцелуй, каждое слово, каждый раз, когда я ему отдаюсь, словно бы делаю ему одолжение. И он об этом знает и благодарит, как нищий, которому сунули медный пятак. Думала, это пройдет. Ведь сейчас наши роли переменились. Он – настоящий мужчина, берущий меня с ребенком из нищеты под свою опеку. Но на самом деле – в постели все было не так.
«Молчи, дура. Чего ты хочешь?» – говорила я себе. Ничего, стерпится – слюбится. Не я первая, не я последняя.
С утра мы поехали к мадам Бобковой. Надежд на то, что ее не окажется дома, не было никаких. Но каждый лишний день, проведенный в этом городе, лишал меня жизненных сил. Вернуться бы поскорее.
– Это кто? Кого это ты притащила? Шалава!
– Ванесса Илларионовна, это Миша, мой старый друг. Пока Саши нет, он тут поживет, – не смогла удержаться я. Мишка изумленно посмотрел на меня и покраснел.
– Как ты смеешь? Муж за порог, а ты любовников в дом тащишь! Ноги его тут не будет! С милицией выкину!
– Что ни говори, свекровь из вас вышла хрестоматийная. Пожалуй, брошу я вас.
– Что? – не поняла она.
– Недобрая вы, уйду я от вас. А то и правда доведете меня до самоубийства требованиями любить вашего сына и в радости и в горе.
– Что ты несешь?
– Да так! Раз вам Миша не нравится, то мы уезжаем.
– Куда? – оторопело вылупилась свекровь.
– В Москву. Карету мне, карету! – несло меня.
Миша скидывал в большую сумку Леськины вещи. Я летала пчелой и швыряла туда же свои.
– И катись. Слава богу. Избавил Сашеньку от такой жены.
– Да уж. Не приведи господь кому такое счастье, как ваш сынок. Сами уж носите ему передачи.
– Какая же ты злая! – воскликнула она.
И я не возражала. Да, я очень зла. После этих лет, прожитых в опустошении, страхе и унижении, меня вдруг все стало злить. Справедливость – удел счастливых.
– Ванесса Илларионовна, вам бы надо тоже помолиться, чтобы Лекса не выпустили из тюрьмы раньше срока. А вы разыгрываете оскорбленное достоинство. Прощайте, я думаю, мы вряд ли увидимся.