– Ты мне хоть Олесины фотографии присылай! – крикнула вдруг она, когда мы стояли на лестнице.
– Ты все взяла? Возвращаться – плохая примета, – забеспокоился Потапов.
– Очень плохая, – согласилась я и, обернувшись, прокричала: – Простите, я вряд ли буду с вами переписываться! Лучше забудьте нас побыстрее. Главное, жилплощадь вашу можете оставить себе!
– Стерва! – пророкотала свекровь.
Раздался выразительный хлопок, дверь закрылась. Я повеселела.
– Зачем ты ей сказала, что я поселюсь в этом клоповнике? – поинтересовался Мишаня.
– Да так, для острастки.
И мы поехали на вокзал. Мишка денег не жалел, купил нам купе, так что мы провели полдня в атмосфере полного покоя и комфорта. Олеська исключительно дрыхла, видимо, ее баюкали мерно стучащие колеса или что там есть у поезда. Мы ее положили и не кантовали. А мне все время хотелось высунуться из окна и дышать, дышать, дышать...
– Алиса, ты будешь обедать?
– А что у нас есть?
– Я купил на вокзале курицу и из отеля забрал сыр с хлебом.
– Какой ты у меня хозяйственный! – восхитилась я.
– Иди сюда, поедим, – взял он меня за руку. Я присела и начала жевать жареную птичку. Интересную жизнь я теперь буду вести. Готовить обеды, стирать мужу носки и копить на новую машину.
– Кем ты работаешь?
– Я?
– Ты, – кивнула я. Интересно, чего он сейчас-то покраснел. Стесняется?
– Я... Я работаю на фирме мастером по технике.
– Как это?
– Ну, чиню все. Телевизоры, компьютеры, микроволновые печи.
– Надо же. А ты много зарабатываешь?
– Не волнуйся, в нищете жить не придется.
Это меня радовало, но, если честно, не очень-то я представляла нашу жизнь. Однако в тот день я решила только радоваться. Как и Скарлетт О’Хара, подумаю обо всем завтра.
Москва приняла меня в свои широкие бабские объятия поздним вечером. Вокзал смеялся, переливался огнями и торговал всякой ерундой. Развязные молодые люди плевали семечки и выжидали момент, чтобы «обуть» зазевавшегося растяпу на кошелек или мобильник, или на что придется. Молодые люди в форме, с каменными лицами, по большому блату поставленные махать автоматами Калашникова на этом хлебном месте, ходили с видом членов королевской семьи Великобритании на банкете по случаю коронации очередного отпрыска. С непривычки я обалдела от ширины тротуаров, количества людей и объемов площади трех вокзалов. Миша тащил меня за собой, а я вцепилась в Лесю, боясь, что где-нибудь ее всенепременно отнимут.
– Метро там, – дернул меня в сто тридцать пятый раз за рукав Мишка.
– Мы к тебе едем?
– Да, не останавливайся. Тут слишком много всякой швали.
– А с кем ты живешь? – запоздало поинтересовалась я.
– С родителями.
– С кем? – Вот это номер. Исхитриться отделаться от свекрови, чтобы потом огрести сразу же и свекровь, и свекра в придачу, – это в моем стиле. Не люблю, чтоб было легко.
– А как же мы им все объясним?
– Не волнуйся. Они все про тебя знают. И ждут.
– Серьезно? – посмотрела я в его простодушные глаза.
– Они очень, очень хорошие. И наверняка тебя полюбят, – заверил меня он.
Ага, как же. Полюбят они меня, все бросят и примутся любить неземною любовью. Спаси господи от такой любви, видали мы такое. Эх... Настроение мое упало.
Мишкин дом на Водном стадионе остался прежним. Если честно, меня прилично потрясывало от воспоминаний. Все-таки я ехала в знакомом метро, шла по знакомым переходам. Вот здесь я столько раз покупала мороженое, а там удобная лавочка. Водный стадион, магазин загадочного рыболова с охотником, автобус. Действительность наваливалась на меня слишком быстро, я не успевала за ней, у меня кружилась голова. Олеся сидела у Миши на руках. У нас не было коляски, Мишка наотрез отказался тащить в Москву гроб на колесиках, который перемещал Олеську с места на место.
– Купим новую. Девочка выросла, ей подойдет прогулочная.
– Ты прям заправский папаша.
– А мне теперь им и надо быть, – кивал он.
Так что Мишка пер практически все: вещи – свои, мои, Леськины, саму Леську, меня, так как я поминутно норовила потеряться и тормозила. На подходе к пятиэтажке, в недрах которой содержалась девятиметровая комната, где отныне мне предстояло проживать, заклинило совсем, и Мишке пришлось отпаивать меня пивом. Для храбрости, так сказать. После этого я несколько успокоилась, но стала волноваться из-за того, что от меня несет пивом. Мишке пришлось искать мятные конфеты и честно втягивать воздух около моего рта.
– Воняет?
– Совсем нет.
– Врешь ты все. Дай еще пастилку.
– Сколько можно? Ночь на дворе. Олесю пожалей.
– Мне страшно.
– Я тебя уверяю, что в обиду не дам. Да они вообще спят давно. Уже двенадцать часов!
Наконец мы пришли к компромиссу. Тихо пробрались в комнату, а родителям Мишка сказал, что мы с дочкой слишком устали после дороги и познакомимся с ними только завтра. И казнь была если не отменена, то, по крайней мере, отсрочена.
Глава 3Соответствовать ожиданиям
– Как же ты, деточка, такое выдержала?
– Какое?
– Ну... Муж – убийца. Страшно же.
– В общем, да... – неуверенно промямлила я.
Мы сидели на диване в маленькой гостиной и вели светскую беседу. Мишина мама, Светлана Владимировна, женщина тактичная, старалась, как могла, не задеть мои чувства и от этого, наверное, делала только хуже.
– Ну, ничего. Теперь все наладится. Какие вы все-таки молодцы, что приехали.
– А давайте-ка рванем завтра в парк на аттракционы? – подал голос папаша. За весь день он еще не проронил ни словечка. Только пожирал меня взглядом, стараясь отыскать на теле и в выражении моего лица признаки прогрессирующей наркомании.
– Отличная идея, – одобрил Мишка.
– Можно. Почему нет? – вяло кивнула я. Семейный уик-энд – что может быть лучше?
– Ты как чувствуешь себя? Все в порядке? – склонился надо мной заботливый Потапов.
– Нормально. Устала что-то.
– Может, хочешь пройтись?
– Ага, – согласилась я.
Внезапно я и вправду почувствовала желание выйти на воздух. Все в Мишкиной квартире было маленьким. Шестиметровая кухонька, десятиметровая комната, где рядом с Олеськиной кроваткой (в оригинале – Мишкина облупленная старенькая кушетка) с трудом поместился наш с ним диванчик. На нем мы предавались страсти, стараясь не слишком ритмично стучать в стену, за которой спали его родители. Такие диванчики издевательски именуются полутораспальными. Именно мне и пришлось стать этим получеловеком, так как Мишка, при всех его великолепных дневных достоинствах, посреди ночи раскладывался поперек пространства и принимался оглушительно храпеть.
– Перевернись, – шипела я ему на ухо и пыталась зарыться в подушку. Но на каком бы боку ни отключался Мишаня, ситуация не менялась. Спать с ним оказалось невозможно. Однако, помня «все то добро», я не считала возможным быть стервой. Терпение и труд все перетрут. Меньше спишь – имеешь больше времени.
– Идите-идите, – защебетала мамуля. Новая свекровь отличалась от старой примерно как сахарная вата отличается от горчицы. И то и другое достаточно противно. И тем и другим можно заляпаться. Но только сахарная вата считает себя гораздо более приятной на вкус. Вот Светлана Владимировна и считала. Она варила жирные супы в огромных кастрюлях, набивала холодильник котлетами и искренне полагала, что я счастлива, раз попала в дом к таким чудесным людям.
– О чем ты думаешь? – спросил Михаил, когда мы вышли.
– Ни о чем.
– Ты так поспешно ушла. Олесю не взяла. Что с тобой?
– Ничего, – дернула я плечами. Не признаваться же ему, что мне душно среди его добродушной родни. И не потому, что они мне неприятны. Они мне приятны, в том-то все и дело. Это-то и плохо, что они – очень хорошие люди. По-настоящему. И действительно приняли меня как родную. Я живу в их малюсеньком доме уже два месяца, а они продолжают кормить и поить меня, сидят с Олесей, покупают мне одежду и боятся сказать лишнее слово. А все потому, что «Мишенька же ее любит!».
– Хочешь, пойдем в кино?
– Нет, – буркнула я.
– У тебя плохое настроение? Может, вернемся домой?
– Ты иди, я хочу погулять одна. Не возражаешь?
– Конечно, – согласился он.
Так заканчивались практически все наши прогулки. Интересно, что он думал? Я видела по его лицу, что он строит версии относительно моего поведения.
«Наверное, ей тяжело без общения с людьми ее круга».
«Возможно, ее тянет обратно».
«Не дай бог, она снова хочет этой дряни...» – и тому подобное.
Что ж, все может быть. Хотя нет. В Москве оказалось хорошо, мне практически ничего не было нужно. Вот только одно стесняло – необходимость во всем зависеть от этих милых людей, необходимость лгать им. От этого становилось тошно и противно. Живя с Лексом, я была гораздо честнее.
«Миша, я тебя не люблю. Прости. Но если ты не против, продолжай тратить на меня свои деньги, время и силы» – нет, такое я ему сказать не могла. Поэтому каждый вечер на вопрос «Ты меня любишь?» – я отвечала, отвернувшись к окну: «Ну конечно. А как же иначе». И снова, снова и снова заканчивала день в Мишиных объятиях.
Интересно, депрессия навсегда останется составляющей частью моей жизни? Основной ее частью? Этим вопросом я задавалась постоянно. В одну реку не войти дважды – старая истина, которая открылась мне теперь с новой стороны. Но что же делать? Как жить? Куда девать глаза, когда мой неуклюжий любовник выпрашивает для себя милости? Нежный, заботливый. Преданный и надежный. Можно ли это все оставить? Смогу ли я обойтись в жизни только этим? Имею ли я право оставить для него такой удел – жить нелюбимым с любимой, любящим с равнодушной? Терзания и муки. Как надоело! Я уходила гулять, забиралась все дальше и дальше, пытаясь заполнить свои дни еще чем-то, кроме созерцания собственной подлости. И наконец добралась-таки до Китай-города. Родное пристанище бродяг.